Пока ехали в трамвае, Гошка заснул и просыпаться на нужной остановке категорически отказался. Марина еле протиснулась с ним к выходу под окрики утрамбованного народа. Мне с чемоданами и сумкой тоже пришлось нелегко. На нас косились неприязненно, с подозрением - уж очень мы были похожи на беженцев, а беженцы всегда раздражают. Особенно тех, кому бежать некуда...
     Трамвай укатил. Мы остались одни посреди неосвещенной улицы. Никогда раньше я здесь не был и даже не знал, что в городе есть такое место. Позади нас тянулся бесконечный бетонный забор, а впереди темнела громада холма.
     - Нам туда, - я показал на смутно прорисованную в небе вершину.
     - Ох, - Марина перехватила Гошку поудобнее. – Ты уверен?
     Я пожал плечами. Уже и не помню, когда я в последний раз был хоть в чем-то уверен…
     - А где дом? – спросила Марина.
     - Отсюда не разглядишь. Светомаскировка, наверное…
     - Как же мы туда заберемся?
     Я взялся за чемоданы.
     - Пошли. Там видно будет…
     К вершине холма вела растоптанная лестница с гнилыми досками вместо ступеней. Она пологими стежками из стороны в сторону штопала холм, отчего идти было ненамного легче, зато гораздо дальше. Мы совсем выбились из сил. Марина никак не хотела подождать, пока я затащу наверх чемоданы и вернусь за ребенком, ей было страшно оставаться в темноте с Гошкой на руках. В городе много разного рассказывали об этих окраинах. Мне и самому не терпелось добраться до чертова дома поскорее. Если бы оказалось, что я перепутал холмы, и никакого дома здесь нет, мы бы, наверное, оба разревелись.
     Но дом был. Серая унылая девятиэтажка в один подъезд, с плохо замаскированными, зато надежно зарешеченными окнами. Когда-то, в хрущебные пятиэтажные времена, такие небоскребы называли «свечками». На стоянке перед подъездом - несколько машин. Черт! Как это я не сообразил, что к дому обязательно должна вести дорога! Карабкались, как дураки, ноги били в темноте. Впрочем, по дороге, наверное, еще дальше, а машину теперь хрен поймаешь…
     Металлическая дверь подъезда производила солидное впечатление. Стрелковый глазок, бронированный домофон – все, как положено. Я поставил чемоданы и набрал номер квартиры. Долгое время ничего не происходило. Гошка захныкал во сне, наверное замерз.
     -Тихо, тихо маленький, сейчас пойдем баиньки! - шептала Марина.
     Вот будет номер, если нас и на порог не пустят. Куда же нам тогда? Хоть в петлю…
     Громко щелкнул замок. Я обрадовано ухватился за стылую металлическую ручку. Дверь нехотя подалась. Из подъезда пахнуло теплом и кошками.
     - Заползайте! – бодро скомандовал я.
     Пока все складывалось благополучно. Замызганные стены подъезда были покрыты незамысловатыми надписями вкривь и вкось. Кто-то плюс кто-то равняется пронзенное сердце, Жирный – лох и, конечно, смерть уродам. Вполне обычные надписи, вполне обычный дом. Вот только ни охранника, ни даже вахтерши здесь не оказалось.
     Я снова поставил чемоданы – теперь перед дверью лифта. Ох, и наломался сегодня с ними – спина не разгибается! Кнопка вызова торчала бесформенным почерневшим огарком. Тоже знакомо. Я кое-как вдавил ее в стену. Прислушался. То ли трубы водопроводные гудят, то ли ветер гуляет в шахте. То ли все-таки что-то едет…
     - Не работает лифт!
     Я обернулся. По лестнице лениво спускался плотный мужик в спортивном трико и шлепанцах на босу ногу. Он на ходу откусывал от большого бутерброда с салом и жевал так же лениво, как шел. Всклокоченная шевелюра с проседью, небритая, опухшая рожа. Повязка на глазу. Черт его знает… Неприятный тип.
     Я подхватил (в который раз!) чемоданы и направился к лестнице.
     - А вы к кому? – он и не собирался уступать мне дорогу.
     - К знакомым.
     - А в какую квартиру?
     От сала губы его лоснились. Толстенный шмат на щедро выломанном из буханки куске хлеба пронзительно шибал чесночком и невольно притягивал взгляд. Свинство какое. При нынешних-то нормах выдачи!
     - А вам, собственно, зачем? – спросил я.
     - А затем, что я управдом, – веско сказал мужик, показав мне в подтверждение бутерброд. - У нас тут случайные люди не ходят. Время сами знаете, какое. Глаз да глаз… - он поправил повязку. - Так что за знакомые, где живут?
     - В семнадцатой квартире, - пробурчал я.
     Очень мне не хотелось говорить с ним на эту тему…
     Управдом усмехнулся.
     - Так бы сразу и говорили! А то - знакомые у них! В эмиграцию собрались?
     Я вздрогнул. Его вопрос и напугал меня, и обрадовал. Больше, пожалуй, обрадовал.
     - А это, правда, здесь? – осторожно спросил я.
     Управдом не ответил. Укусив бутерброд, он разглядывал наши чемоданы.
     - Вас кто прислал?
     - Извините, - Марина поспешно подошла ближе, - мы обещали, что не скажем. И даже клятву давали. Зачем же подводить человека?
     Управдом оглядел ее цепким сизым оком с головы до ног.
     - А он, человек ваш, не предупредил, что ли, вас?
     - О чем?
     - О чем! Что с вещами нельзя!
     - Н-нет…
     - Ох, люди, люди… только о себе думают! – Он небрежно откинул крышку мусоропровода, швырнул бутерброд в темноту и снова грохнул крышкой. - Корабль ведь не резиновый! – наставительно продолжал он, вытирая руки об себя, - а желающих – ох, как много!... Пошли!
     Из глубины своих трикотанов он вытянул связку ключей на длинном ремешке и отпер низенькую, обитую жестью, дверь под лестницей. За дверью было темно. Ступени круто уходили вниз.
     -Чемоданы – в подвал, – заявил управдом. - Там слева на стенке выключатель. Да за собой не забудь вырубить! Как управитесь, заходите во вторую квартиру с документами, встанете на очередь.
     - А большая очередь? – спросила Марина.
     - Кому как. Некоторые вторую неделю сидят, да без толку!
     Мы переглянулись. Час от часу не легче!
     - У нас ребенок маленький! – сказала Марина. - Он и так уже плачет…
     - Эх, гражданочка! – управдом укоризненно покачал головой. - Тут взрослые мужики плачут, как малые дети! Кому ж охота оставаться на верную смерть? Своя рубашка к телу-то ближе… Чего там, в городе, слышно?
     - Да ничего нового, - вздохнул я. – Ждут.
     - Дождутся, - покивал управдом. – Барнаул-то, говорят, уже не наш…
     - Черепаново ночью сдали, – сказал я.
     - Ох, ё-моё! Что ж это будет такое?! – он заторопился. – Да бросай ты пожитки свои скорей! Мне идти надо!
     Я торопливо спустился по ступенькам в кромешную тьму и, не выбирая места, сунул чемоданы к стене. Управдом ждал меня наверху, нетерпеливо позвякивая ключами.
     - Все! Валите во вторую, там список.
     - А нам сказали – в семнадцатую, - робко заметил я.
     - Ох, не знаю, не знаю теперь.. – пробормотал управдом, - мало местов! Загробите мне корабль…
     - А что это за корабль? – спросила Марина. – И где он находится? Как мы, вообще, туда попадем?
     Управдом, уже поднимаясь по лестнице, обернулся.
     - А вот за такие вопросы, дамочка, очень просто можно за дверью оказаться. И выбирайтесь тогда своим ходом, как пожелаете!
    
     Квартира номер два оказалась жилплощадью в самом изначальном смысле слова «площадь». Она была устроена из двух, а то и трех объединенных квартир со сломанными перегородками, срубленными под корень унитазами и ваннами. В квартире не было ни щепочки мебели, ни одного, даже встроенного, шкафчика, ни стола, ни табуретки, не говоря уже о диванах и кроватях. И все-таки в ней было тесно. Люди сидели и лежали на полу вплотную друг к другу, ходили, перешагивая через тела, пили воду, присосавшись к единственному крану, торчащему из стены бывшей кухни. Кто-то, пристроившись на подоконнике, писал заявления. Галдели и плакали дети. Гошка сразу проснулся и тоже заплакал. Дух стоял нездоровый и застарелый.
     - Боже мой… - прошептала Марина.
     - Ничего, сейчас разберемся, - я стал пробираться к висящим на стене спискам.
     Возле них толпилось человек десять, один что-то зачеркивал и надписывал шариковой ручкой.
     - Запишите! – распорядился я. – Пехтеревы, три места.
     Человек с ручкой обернулся и смерил меня взглядом.
     - Собеседование прошли?
     - С управдомом? Да, прошли.
     - Блядь, - спокойно произнес человек. – С каким управдомом? В темную комнату вас водили?
     - Э-э… в подвал, что ли? – не сдавался я. – Было дело!
     Человек с авторучкой заметно терял ко мне интерес.
     - Сидите и ждите собеседования, - он махнул рукой в неопределенном направлении.
     - А как же они узнают, кого вызывать?! – забеспокоился я. – Вы ж не записали!
     - А как ты узнал, куда нужно приехать? – спросил вдруг у меня над ухом голос с неприятной хрипотцой. – Сядь и не дребезжи!
     Я отошел от списков и вернулся к своим. Гошка уже не плакал. Он стоял с независимым видом, держа маму за руку, чтобы не боялась, и делал вид, что не интересуется заводной собакой.
     - Ну как? – спросила Марина.
     - Все в порядке, - сказал я. – Скоро вызовут на собеседование.
     - Гошка писить хочет.
     - Госа писить… - задумчиво повторил сын, вздыхая о собаке, которой играла чужая девочка.
     - Это мы сейчас! – я склонился над лежащей рядом объемистой теткой. – Извините, где здесь туалет?
     - То есть как это – где?! – неожиданно возмутилась она. – На улице, конечно! Под себя, что ли гадить?! Итак уже дышать нечем! На голову скоро нальют!
     Она отвернулась, шумно пыхтя.
     - Спасибо, - сказал я. – Ладно, пойдем, Гошка. Не будем ждать милостей от природы. Запасные-то штаны в чемодане остались…
     На улице мы немного задержались. Гошке обязательно нужно было посмотреть на большую машину, которая с ревом выскочила на гору и, подкатив к подъезду, визгливо затормозила. Это был здоровенный джип, сияющий добрым десятком фар, несмотря на строгий приказ по городу о светомаскировке. Приказ, впрочем, совершенно бессмысленный. В этой войне еще ни разу не было воздушных налетов. А если и будут, так светомаскировка не поможет.
     Из джипа долго никто не выходил.
     - Масына сама пиехала, - со знанием дела сказал Гошка.
     Но тут дверца распахнулась, как от пинка, и на землю спрыгнул тощий парень в длинном пальто, темных очках, с ежиком обесцвеченных волос, делающих его похожим на карандаш с резинкой на макушке. В руке он держал ополовиненную бутылку виски.
     - Здесь, чо ли? – от общего презрения к человечеству, он говорил в нос и будто сквозь сон.
     - Смотря что, - ответил я.
     - Так, я не поал, ты хто?! - сразу завелся он. - Самый главный тут, чо ли?
     - Главный – внутри, - сказал я, чтобы отвязаться. – Пошли, сына!
     - Стоять! – отрыгнул парень. – Я тебя не отпускал. Здесь, чо ли, на корабль садиться?
     Он был настолько пьян, что не мог быть слишком опасен. Я молча подхватил Гошку на руки и вошел в подъезд. Дверь за нами закрылась, но щелка замка не последовало. На площадке у лифта курил управдом.
     - Там пьяный какой-то, - сказал я. – Приехал на джипе, спрашивает, здесь ли на корабль садиться.
     Управдом глубоко затянулся, неторопливо выпустил дым, щуря единственный глаз.
     - Твое какое дело? – спокойно спросил он.
     - Да нет, я просто, для информации… Нам бы собеседование пройти…
     - Пройдешь еще, мало не покажется…
     Дверь с улицы вдруг распахнулась, и в проеме появился пьяный, толкая перед собой огромный баул на колесах.
     - Я не поал, - бушевал он, глядя прямо перед собой, - меня чо здесь, за лоха держат?!.. Ты!! – он вдруг увидел меня. – Веди, давай, на корабль! Последний раз добром…
     Управдом бросил окурок и, придавив его ногой, шагнул навстречу парню.
     - С вещами нельзя!
     - Да что ты говоришь?! – рассмеялся пьяный, - Ни с какими нельзя?
     - Ни с какими, - упрямо сказал управдом.
     - Утя-путя! – парень явно от души веселился. – А с такими? – он распахнул плащ и поднял автомат. – Ну? Обосралися?
     Я загородил Гошку и стал осторожно отступать к двери второй квартиры.
     - Давай, давай, батя, - сказал парень управдому, - шевели костылями! Показывай, куда идти!
     - Ладно, пошли, - управдом с безразличным видом стал подниматься по лестнице. Пьяный тронулся за ним, стуча баулом по ступеням. Я живо запихнул Гошку в квартиру, юркнул сам и аккуратно прикрыл за собой дверь.
     - Мама! Мы больсую масыну видели! – закричал он и запрыгал через ноги и спины лежащих к Марине.
     - Ну как вы там? – спросила она. – Успешно?
     - Вполне! – я решил не трепать ей лишний раз нервы и ничего не сказал о парне на джипе. – Не вызывали нас?
     - Нет. Одну только семью вызвали. Зато я уголок заняла удобный! Никто через нас перешагивать не будет.
     Мы расселись на полу и стали ждать. В комнате стоял приглушенный гомон. Кто храпел во сне, кто кашлял, кто переговаривался вполголоса с соседями.
     - На всех этажах так. Вповалку лежат. Некоторые и на площадке, а на седьмом – так даже в лифте. А на девятом пусто…
     - Там темная комната. В нее по одному водят. Смотрят на тебя и решают, пускать на корабль или нет.
     - Как это они смотрят – в темноте?
     - Не знаю. Может, аппарат специальный…
     Общительный Гошка быстро сдружился с трехлетней девочкой и вовсю ковырял ключом в спине заводной собаки.
     - Ты знаешь, - тихо сказала Марина, глядя в сторону, - говорят, Евсино сдали…
     - Кто говорит?
     - Тут один… его вызвали.
     - Откуда он знает?
     - У него приемник иногда ловит разговоры по рации.
     - Чьи разговоры?
     - Не знаю. Случайные…
     - Ну, разговоры, это еще не факт…
     Я потрепал ее ободряюще по плечу. Евсино… Блин! Меньше часа на электричке… Где же этот их корабль? Как бы не опоздать…
     - А еще … - Марина смотрела в пол синими, совсем гошкиными глазами, - … говорят, будто их уже видели на окраинах Искитима…
     - Ну, вот это уж точно, вранье! – отмахнулся я. – Тот, кто их видел, ничего уже говорить не может!
     - Совершенно справедливо! - поддержал меня человек в пыльной шляпе и мутных очках. – Дурацкие слухи! За такие к стенке надо ставить! Это их шпионы специально распускают, чтобы вызвать панику.
     - Что еще за шпионы? – лежавшая по соседству бабка выпростала ухо из-под платка.
     - Да те самые, что нефтекомбинат подожгли! – охотно объяснил мужчина в очках. – И жилые дома на Гусинке они же взрывали!
     - Дома взорвались, потому что там плиты на газу! – сказали у окна. – Жильцы посбегали, а газ незакрытый бросили – вот и утечка.
     - А вы откуда знаете? – ревниво спросил запыленный.
     - А оттуда! Где плиты электрические, ни одного взрыва не было!
     - Было, было! – прогудел бас из другого угла. – Только сообщать перестали.
     - А по мне уж лучше так, чем этих дождаться… Милое дело, сидишь дома – бах! И нет тебя.
     - Да? А чего ж вы тогда на корабль проситься прибежали? Сидели бы себе дома!
     - Да где он, тот корабль? Кто его видел?
     - А ну тихо там, у окна! – раздался нервный окрик. – Из-за вас, дураков, всех за дверь попросят!
     Разговор снова притих.
     Мало, подумал я. Мало шансов. Как мы попадем на корабль? Как прорвемся через всю эту толпу? Я-то ладно, а Гошка? А Марина? Если начнется свалка, страшно подумать, что тут будет. Но даже если мы прорвемся. Допустим, прорвемся. Я зубами буду грызть все и всех, но мы прорвемся. И что? Как, спрашивается, корабль, чем бы он ни был - подлодкой, самолетом или ракетой - выберется из мертвого окружения? Да куда еще завезет? Впрочем, сейчас это неважно. Главное – попасть на борт. А шансов с каждой минутой все меньше. И, пожалуй, единственный способ – идти, как тот бандюган – с автоматом. Он хоть и пьяный в стельку, а не дурак. И наверняка уже на корабле…
     Хлопнула входная дверь, и я вдруг увидел его на пороге квартиры. Если бы не белобрысый ежик и не долговязая карандашная фигура, узнать его было бы трудно. Ни очков, ни плаща, ни баула на колесах, ни, тем более, автомата при нем не было. А главное – он был тих, подавлен и абсолютно трезв!
     Осторожно ступая, он прошел к свободному пятачку в центре комнаты и сел, обхватив свои тощие коленки и уткнувшись в них лицом.
     - Эй, новенький! – позвали его от списков. – Слышь, белобрысый!
     Парень поднял голову.
     - Собеседование прошел? – спросил все тот же человек с шариковой ручкой.
     Казалось, он знает ответ.
     Белобрысый кивнул.
     - Записывайся тогда. Как звать?
     - Анальгин.
     - Это что, имя или фамилия?
     Парень пожал плечами и ничего не ответил.
     - Ну, Анальгин, так Анальгин… - человек вписал имя в захватанный листок. – Семьсот четырнадцатый будешь!
     - Извините, а что там, на собеседовании, спрашивают? – поинтересовалась сидящая рядом с Анальгином женщина.
     - Да ничего там не спрашивают! Хотя… - семьсот четырнадцатый задумался. – Хотя отвечать-то приходится…
     - А вы что отвечали? – не отставала любопытная тетка.
     - А что я отвечу? – Анальгин опять уткнулся в коленки. – У меня семья в городе осталась. Жена, сын…
     - Как так – осталась?! – женщина всплеснула руками. – Почему же вы их сюда не привезли?!
     Все головы повернулись к белобрысому.
     - Потому что нельзя мне домой! – Анальгин ударил кулаком в пол. – Ловят меня на них, как на живца!
     - Кто ловит?
     - Братва! Кто! Осатанели со страху. Приду домой – сразу мочканут. И меня, и Галку, и Дениску…
     - А за что? – все любопытствовала соседка.
     Анальгин сплюнул на пол, растер каблуком.
     - Ясно, за что. Слух-то давно ходит… Чтобы выжить, кровь нужна. А тут кто-то сказал - верняк. Положишь двух своих – спасешься. За две жизни одну выкупишь…
     В комнате повисла тишина.
     - Ну мы и раскинули по честнухе, - бормотал Анальгин, - кому жить, а кому - хватит. Да не мой вышел расклад. Выпало мне под нож, а что я им, баран? Вырвался, убежал. Теперь ловят. Галку звонить заставляют, домой звать, – он схватился за голову. – А я ж чувствую, что у нее голос неживой! Все равно их кончат, хоть со мной, хоть без меня!... – клок белых волос остался у него в кулаке. - И что мне теперь? Одному спасаться, или идти, втроем подыхать?!
     Некоторое время все, кто был в комнате, молчали. Только у двери надсадно кашлял старик, уткнув лицо в шапку.
     Однако, что же это мы сидим, подумал я. Какие бы ни были тут трагедии и драмы, а факт остается фактом: человек, заявившийся после нас, уже прошел собеседование! Действовать, действовать надо! Найти управдома, пусть нас тоже ведет! А то я его и без автомата последнего глаза лишу!
     - Будь наготове, - шепнул я Марине. – Как только мигну от двери, выбирайтесь с Гошкой незаметно.
     - А ты куда? – испуганно спросила она.
     - Не бойся. Просто потолкую с управдомом…
     На площадке, к моему удивлению, царило лихорадочное оживление. Железная дверь была распахнута, напротив нее стоял грузовик с откинутым бортом. Какие-то серые, оборванные люди торопливо снимали с грузовика тяжелые ящики, затаскивали их в подъезд и спускали в подвал. На крыльце стоял управдом и делал отметки на клочке бумажки.
     - Может, помочь? – деловито спросил я.
     Управдом скользнул по мне глазом.
     - Да нет, заканчиваем уже.
     - А что это за ящики?
     Он ответил не сразу.
     - Тридцать два, тридцать три… все, последний! Закрывай!
     Вдвоем с управдомом мы закрыли борт, грузовик развернулся и укатил под гору.
     - Это что, продукты? – снова спросил я.
     - Да какое там! – он рассмеялся. - Чудик один явился вместе с коллекцией каких-то камней! Всю жизнь собирал. Цены, говорит, нет! А мне – куда их? Хорошо хоть, в подвал поместились! А то пришлось бы на улице бросить. Никак народ не поймет, что туда, - он значительно посмотрел на меня, - ничего с собой не возьмешь! Ни еды, ни денег, ни оружия…
     - Вот как раз об этом у меня к вам разговор! – подхватил я. - Того парня с автоматом вы на собеседование уже пропустили, а я с семьей все еще жду…
     - Собеседований больше не будет, – сказал он, входя в подъезд.
     - Как не будет?! – я чуть не грохнулся на пороге, но догнал его и схватил за рукав.
     - А так, - он добродушно похлопал меня по руке. - Не нужны они больше…
     - А мы? Мы что, тоже… не нужны?! – перед глазами у меня плавали каие-то рваные клочья.
     Управдом вдруг расхохотался.
     - Ну чего побелел-то? Не ссы! Всех берем! Безо всяких собеседований! Кто поверил и пришел – все спасутся!
     - В каком смысле – все? - Я все еще боялся выпустить его рукав.
     - Да в таком! Что ж ты думал, на улицу кого-то выгоним? Так всем табором и поедем! Хозяева тоже сердце имеют!
     - Чьи хозяева? – я чувствовал, что плохо соображаю.
     - Корабельные, чьи! И наши с тобой теперь, поскольку поступаем к ним на довольствие на неопределенный срок! Ну что, рад? – управдом усмехнулся. - Не помри только от счастья!
     - А к-когда… мы поедем…. пойдем… попадем на корабль? – я с трудом собирал в кучу разбредающиеся слова.
     - Вот придурок-человек! – управдом хлопнул себя по ляжкам. – Ты что же, так ничего и не понял?! Ну, пойдем, объясню…
    
     В квартире номер два стояла мертвая тишина. Все, даже дети, слушали меня, боясь упустить хоть слово. Только иногда кто-нибудь из особо непонятливых поднимал руку и осторожно задавал вопрос.
     - Так что же, выходит, вот это все и есть – корабль?
     - Да, - сказал я. – Упрощенно говоря, корабль - это дом, где мы находимся. А точнее – область пространства, внутри которой находится дом. Эта область будет перенесена в другой мир… ну, в другое место. Вместе с нашими телами. Понимаете, перенесутся только живые тела, все вещи и даже сам дом останется здесь.
     - Так мы там голые, что ли, будем? – спросил кто-то.
     Я кивнул.
     - Голые. По крайней мере, пока не обзаведемся новой одеждой.
     - Да ладно! Шмотки – дело наживное, - подали голос от окна. - Ты скажи главное: точно - всех берут?
     - Всех! Всех! Не волнуйтесь. Я же объясняю: переносятся все живые существа, находящиеся в пределах этой области пространства. Сколько будет этих существ – им безразлично.
     - А кому это – им? – спросил пыльный мужчина в очках. – Не тем ли, с кем мы воюем?
     - Да… - я в раздумье прошелся вдоль стены.
     Для меня торопливо организовали проход, подбирая ноги.
     - Да. Это та же цивилизация, что нас уничтожает. Тот же вид… народ, что ли. Но другое племя. Понимаете? Они воюют между собой. Одни хотят нас истребить, а другие – спасти.
     - Да можно ли им доверять? – вздохнул кто-то. – Куда они нас завезут? И что с нами сделают?
     - Этого я не знаю. Но разве у нас есть выход?
     На некоторое время снова установилась тишина.
     - М-да… - признес кто-то. – Сомнительно все это…
     - А я верю! – у двери вскочил вдруг мальчишка лет семнадцати. – Мы там наладим нормальную жизнь, детей нарожаем! И когда-нибудь вернемся. Только надо побольше народу захватить! Смотрите, сколько места еще! На лестницах, на площадках - везде свободно! Надо набить дом народом!
     - Поздно, - сказал я. – Пока мы отправимся собирать народ, пройдет куча времени. Телефоны отключены, другой связи нет…
     - Надо знак подать! – крикнул мальчишка.– О! Придумал!
     Он выскочил за дверь. Некоторое время все недоуменно переглядывались, затем потянулись к выходу вслед за мальчишкой.
     - Оставайтесь здесь, - сказал я Марине. – Гошку никуда не пускай. Не дай бог - давка!
     На крыльце толпился народ. Паренек, выбежавший первым, возился возле Анальгинова джипа. Крышка с бензобака была сбита, из отверстия торчала длинная узорчатая полоска, скорее всего – галстук.
     - Отходи! – крикнул мальчишка и чиркнул зажигалкой.
     Синий огонек стремительно побежал к горловине бензобака. На крыльце вдруг появился сам Анальгин.
     - Ты что это делаешь, гад?... – недоуменно начал он, но в этот момент грохнуло.
     Всех, кто не успел спрятаться в подъезде, окатило волной жара. Облако голубого пламени оторвалось от крыши машины и унеслось в небо. Джип запылал, как факел.
     - Нормально! – кричал паренек, потирая опаленные брови. – Сейчас сами набегут посмотреть!
     - Ах ты ж… - Анальгин налетел на него, сбил с ног и с размаху пнул в зубы. – Ты че, в натуре?! Отморозок гребаный!
     Я прыгнул на белобрысого сзади, обхватил, пытаясь оттащить от мальчишки.
     - Не смей! Дурак! На черта тебе теперь твой джип?! Туда его не возьмешь!
     Анальгин больно ударил меня затылком по переносице, но я вцепился в него намертво.
     - По херу мне джип! – визжал он в истерике. – У меня семья в городе осталась! А он чужих зовет! А мои… Дениска!!…
     Анальгин вырвался, оставив у меня в руках клочья одежды. Он упал на колени возле оглушенного мальчишки, закрыл лицо руками и разрыдался, перекрикивая рев пламени…
     Прошел час. Во всех квартирах, на всех этажах, на лестничных пролетах и в лифте плотной толпой стояли люди. Детей держали на руках. Было невыносимо душно, но никто не жаловался. Мы ждали. Гошка сидел у меня на плечах. Это место он предпочитал, пожалуй, всем остальным местам на земле. На Земле… Именно на Земле-то для нас больше нет места…
     Толпа вдруг качнулась.
     Пронесся сдавленный крик: «Управдом?! Где управдом?! Нету! Сбежал!»
     - Там женщина какая-то голосит, - сказали от двери.
     - Тихо! Дайте послушать!
     Опять не слава Богу, подумал я. Но что, черт их раздери, означают эти вопли?!
     - Да я сама на карьере работала! – звучал где-то вдалеке пронзительный голос, - если на ящиках треугольник, значит это динамит!
     Я сразу вспомнил тридцать три ящика, привезенных сегодня и сгруженных в подвал. Но был ли на них треугольник?
     - Люди! Это обман! – закричал кто-то отчаянно. – Нас хотят взорвать!!!
     - Дверь! Дверь откройте! Выходите все! На улицу!
     - Не открывается дверь! Заклинило! Снаружи приперто, что ли…
     - Пустите меня!!! А-а!!! Я боюсь!!
     Толпа задвигалась, в ней возникали приливы и отливы, промоины и валы, накатывающие так, что люди едва могли держаться на ногах.
     - Чего она там кричит, дура?! – заорал я. – Детей из-за нее передавим! Пускай сама в подвал спустится и посмотрит, что там за ящики!
     - Все двери закрыты! – отозвались с площадки. – И в подвал, и на улицу! И управдом пропал!
     - Да куда он денется! - мне с трудом удавалось перекрикивать нарастающий вой. – Прекратить панику! Стоять всем на месте! Управдом на верхних этажах! А ну, пропустите! Я, прямо с испуганным Гошкой на плечах, стал продвигаться к двери. Марина, крепко ухватив меня за ремень, шла следом.
     На площадке людские волны бесновались еще сильнее. Кто-то бился на полу в истерике. Сразу несколько ног вразнобой ударяли во входную дверь и в дверь подвала. Подвальная рухнула первой. Несколько человек, вместе с женщиной, поднявшей панику, ринулись вниз по лестнице.
     - Пропустите меня! – кричал старичок с кургузой бородкой. – Я специалист! Я профессор химии!
     Его пропустили, и он тоже исчез в темном проломе. Оттуда уже доносились какие-то звуки – не то истерические вскрики, не то визг выдираемых из ящиков гвоздей.
     - Да успокойтесь вы! Сейчас все скажут! Сейчас все выяснится! – выкрикивал я, поворачиваясь направо и налево, пока меня самого не ткнули в бок:
     - Тихо!
     На площадке и в квартирах установилась относительная тишина. Сразу стали слышны шаги на подвальной лестнице. В развороченном проеме показался старичок профессор. Все смотрели на него и молчали, ни у кого не хватало духу задать первый и единственный вопрос. Маринина ладонь как-то незаметно оказалась в моей.
     Старичок обвел нас растерянным взглядом, посмотрел зачем-то на часы… Наконец, до него дошло, чего все ждут.
     - Нет, нет, - глухо произнес он. – Все в порядке. Никакой опасности…
     - А динамит? – всхлипнул кто-то.
     - Да какой там динамит! – старичок снова бросил вороватый взгляд на часы. – Все в полном порядке. Сейчас стартуем...
     - А ты откуда знаешь? – вперед выдвинулся крепенький невысокий парень с боксерской стрижкой.
     - А там, как раз, это…- профессор неопределенно поводил рукой. – Стартовый пульт, да.
     - А ну, дай, я посмотрю, - парень шагнул к подвальной двери.
     - Нет! – старичок испуганно расставил руки, будто пытался закрыть собой пролом. – Поймите, это бессмысленно! Уже начался отсчет времени! Собственно, пошли последние секунды. Вот…
     Он поднес часы к подслеповатым глазам.
     - Десять. Девять. Восемь. Семь…
     И все, кто стоял на площадке, и дальше, на лестнице, и выше, на всех этажах унылого серого дома, медленно отсчитали про себя:
     Шесть…
     Пять…
     Четыре…
     Три…
     Два…
     Один…
     Старт.