День Независимости.
    
     Колечки лука врезались в розовое мясо, словно ножи. Мишка добавил помидоры – и из ран выступила кровь. «С лёгким паром»,- подумала Марина,- «Израильский вариант: раз в год мы с друзьями ...ездим в лес». Хотя друзья – это когда «мы к вам или вы к нам». А не просто ещё одна пара таких же задёрганных. Обмен новостями по телефону да шашлыки на День Независимости. Но когда чаще, если живём на такой скорости. Только головой успеваешь мотать: воскресенье – четверг... Мишка достал со шкафа гитару, вытер рукой пыль, взял пару аккордов – и вернул инструмент на место. Марина вспомнила, как на их третье свидание Михаил пообещал принести гитару. Она ужаснулась, представив его «бацающим» на скамейке парка. Но отказаться из вежливости не решилась. И хорошо, что не решилась. Потому что лишь только он заиграл - Окуджаву - сразу превратился из скучно- невыразительного в остроумного красавца... Марина и в первого своего мужа так же влюбилась, когда тот сел к роялю. С тех пор она даже уличных музыкантов обходила стороной, чтобы опять во что-нибудь не вляпаться. А оба её мужа после свадьбы играть совсем перестали. Может было в ней что-то такое - убивающее музыку.
     Марина легла на диван, сделала глубокий выдох и осторожно стала застёгивать молнию на прошлогодних джинсах. Молния визжала, угрожая сломаться, но всё-таки сошлась. Живот, изгнанный со своего привычного места, перекатился повыше, навис пузырём над поясом брюк, но там его замаскировали свободной рубашкой, и всё это уже можно было показывать мужу. Мишка фигуру одобрил, похлопал по постройневшей попе и даже поцеловал «по-взрослому», но тут же ухватился за кастрюлю, сунул Марине косолапый мангал и попросил: «Захвати 10 шекелей. Я вчера флаг не успел купить...». Мишка строго соблюдал традицию в День Независимости прикреплять к машине сине-голубой лоскуток на белой пластмассовой ножке. Второй, большой флаг, Миша гордо вывешивал из окна квартиры, а Марина каждый раз нарушала торжественность момента: маршировала и кричала: «Ура! Наши идут!».
     У почтового ящика они задержались. Слава богу, нет штрафов за превышение скорости, только письма из банка (кто в них может разобраться) да рекламные проспекты с призывами улучшить человеческую породу: «отбеливание зубов – обе челюсти по особой цене... «голливудские скулы» и наращивание подбородка...» .Марина «примерила» на себя голливудские скулы – не пойдёт. «...лазерное удаление волос со всего тела, мужчинам – подмышки подруги в подарок...» (жаль, что Мишка такой гладкий, и нечего лазерно удалять). Ещё было бесплатное обрезание: «возраст не помеха - даже если Вам далеко за 70!» И фотография приложена – дедуля преклонных лет на операционном столе, радостно улыбаясь, поднял вверх большой палец: «во»! Седую голову пациента в зелёной хирургической шапочке поддерживал хмурый медперсонал, словно говоря «Да угомонись уж...».Марина отправила счастливого деда в мусорное ведро, банковские письма – в мангал и побежала к машине: «Чур, я поведу», но муж её остановил: «Смотри, сейчас упадёшь». У Марины постоянно развязывались шнурки, она даже научилась ходить с ними, болтающимися по земле. И сейчас бы так пошла, но Мишка, встав на колени, старательно завязал «двойным бантом». Он всегда завязывал ей шнурки, ворча «И чему тебя в детском саду учили».
     В Израиле погода любит меняться. Только час назад небо было обложено, словно больное горло, а вот уже от недавнего дождя осталась лишь прослойка пастилы - радуга между двумя облачками. В машине Марина вытащила два диска: «Что поставить «Русское Застолье» или романтический? Сама же и выбрала романтику. «Застолье» - ну погорланишь в припеве «не балуй, йо-хо-хо...», зато на романтическом есть «их» песня про снег. Мишка, когда эту песню слушает, кладёт руку ей на колено, а Марина – свою руку на его руку... Но муж уже настроил радио на «Первый русский». Шёл концерт по заявкам и выступал Бени из Бней-Брака. Наверное, не было на радио такой программы, на которую бы не прорывался Бени с длинным списком юбиляров, и было непонятно, где он ежедневно набирает такое количество празднующих родственников. Каждому имениннику Бени желал «здоровя, шастя и мырного неба над головой». В принципе, все поздравляемые жили в Израиле, и мирное небо можно было пожелать всем оптом, но Бени, видимо, боялся кого-нибудь обделить. На середине «правнучки Софочки и её мужа Хаима» зазвонил мобильник. Марина, огорчённо помычав в серебристый аппаратик, сказала: «Они не приедут. У них Машка запоносила». «Ну и что», - сказал Мишка,- «Так пусть не ест шашлык». У Машки был слабый желудок, её держали на строгой диете, но она всё равно постоянно болела. «Они не могут взять её с собой, и оставить не могут: ходит же по дому и везде гадит». «Испортили собаку»,- вздохнул Мишка,- «Вот я – ем, что попало – и ничего». Следуя дворовой привычке, Маринин муж тащил в рот всю растительность, которую мог сорвать. Особенно доставалось кактусам: Мишка где-то вычитал, что кактусы есть можно - и всё время ходил, отплёвываясь.
     Марина даже была рада, что друзья не смогли приехать. С мужем целый день наедине – тоже неплохо. И Машку не будут мучать. Их друзья – Лера и Славик – в лесу постоянно проделывали с собакой какие-то трюки. Чаще всего Славик приказывал Машке «Сидеть», а Лера уходила, оглядываясь, и зовя за собой. Машка скулила, взволнованно била хвостом, заглядывала хозяину в глаза «ну что же ты, догонять надо», но ослушаться не смела. Выждав положенное время, Славка разрешал: «Беги». И сам шёл к Лере. А Машка срывалась с места, пулей мчалась к Лере, потом возвращалась назад – убедиться, что хозяин тоже не потерялся, и снова неслась к Лере, радуясь, что всё так хорошо кончилось, и они опять все вместе. Марина пыталась убедить друзей, что когда-нибудь у собаки будет инфаркт, но Славик считал, что они приучают животное к дисциплине.
     На перекрёстке Хульда Мишка углядел продавца флажков и завопил: «Вот он!». Марина проехала дальше: «Не на нашей стороне... Впереди ещё сто таких будет. А мы опаздываем». Муж недовольно забурчал: «Как можно опоздать в лес! Трудно было тебе развернуться? Времени же – навалом. За 5 минут доедем. В такую рань дороги чи...» Конец фразы он проглотил: впереди была пробка. Виновники пробки - два искорёженных автомобиля посреди шоссе. Мишка покачал головой: «баба за рулём – страшное дело». Водители автомобилей орали друг другу «Маньяк».
     Миша посмотрел на водителей – неопределённого возраста ортодокс с длинными нечёсаными волосами и вьющимися пейсами, заправленными за уши и парень - рваные джинсы, маленькие усики и тоже длинные волосы, аккуратно перехваченные резинкой - и обрадовался: «Ну вот, я же говорил - бабы».
     Пробка не рассосалась и за местом аварии. Даже увеличилась. Их новенькая, серебристая «Тойота» встала, уныло уткнувшись в зад грязному обшарпанному Форду с двумя наклейками: «без культуры нет будущего» и «крутой водила». На бампере у Форда была огромная уродливая вмятина. Если они и продвигались, то всего на несколько метров, когда нервы у кого-нибудь не выдерживали, и он съезжал с шоссе, вывалив своё семейство прямо в поле, у более-менее приличного куста. Семейство вытаскивало из машины ящики с бутылками колы, огромные сумки-холодильники, больше похожие на филиал супермаркета, раскладывало стулья – и начинались хлопоты у мангала. Марина не могла спокойно стоять в пробке: чертыхалась, подпрыгивала, барабанила по рулю и чуть не снесла перёд Мазды, попытавшейся втиснуться без очереди. «Вынь гвоздь из попы», - не выдержал Мишка,- «не закроют твой лес».
     Лес был закрыт. Наверное, можно было проехать дальше, пристроить машину где-нибудь на обочине, найти поляну... Всё это уже было не то. Въезд в настоящий израильский лес – с ухоженными дорожками, каменными столиками и почти чистыми туалетами преграждала полицейская машина. Из Форда выскочила растрёпанная блондинка в съехавшей помаде: «Слышь, лягушка кавказская, шо вылупил мигалку. Я сюда три часа пилила. Убери телегу!». Полицейский, молоденький выходец из Эфиопии, робко оборонялся, пытался оттолкнуть блондинку, но промахивался, и вместо плеча попадал по пухлой, вываливающийся из выреза платья груди, отчего ещё больше терялся и совсем уж неуверенно бормотал: «гвэрэт, эйн маком, эйн маком». Ему на помощь пришёл мужчина – в пляжных шортах, куртке и кедах. Кеды и куртка по виду были ещё союзные, а шорты – израильские, в солнцах и пальмах. Мужчина уверенно взял блондинку за локоть: «Сказано же вам, гражданка, мест нет. Раньше надо было. Я вот с шести утра столик занял...». Похоже, товарищ в кедах много лет патрулировал в «Народной дружине», ибо девица сразу затихла и беспрекословно нырнула в свой «Форд», а дружинник пожал полицейскому руку и поспешил к своему столику, дирижируя на ходу: его компания уже дошла до среды, выпевая «Ты ж мэнэ пидманула» на три голоса. Лучше, чем на музыкальном диске пели.
     В Израиле лес никогда не пахнет лесом. Зимний запах ржавой воды, скопившейся в оврагах сменяется летом запахом пыли и раскалённых на солнце камней. Сегодня лес был пропитан пряным дымом, и терпким запахом оливок, и пронзительно-острым - солёных огурцов, от которого во рту бысто набирается слюна, и, понятное дело, жареными стейками-крылышками-ножками-сосисками и всем тем, что только могла придумать фирма «Зогловек», снабжающая полуфабрикатами самых ленивых. Не лес – а иллюстрация к кулинарной книге. Уже очень голодный Мишка вспомнил про оставленный на плите борщ и запросился домой, но Марине не хотелось так просто отступать: «Слушай, давай в Ашдод! Все в лес, а мы – на море. Зонтик от солнца у нас есть, уголь тоже, на пляже и шашлыки, и позагораем может быть. Смотри, как потеплело. Давай, а! И флажок обязательно купим. Их там всегда продают – возле Ашдода».
     Обочина шоссе, ведущего в Ашдод, напоминала базарный ряд. Цветы, задыхающиеся в пластмассовых вёдрах, клубника в корытцах, длинные хлебные палки цвета солнца, рассыпающиеся во время еды на мелкие крошки, и арабские лепёшки, на вид вроде бы очень грязные, а на самом деле просто хорошо пропеченные. Только флажки не продавали. Может, и расхватали их уже – эти флажки: вон у большинства машин по два спереди, как рога, а у некоторых – по четыре. Были машины с целыми букетами, в которых израильские флаги прижимались к американскому. Мишка хотел есть всё сильнее, и Марина это почувствовала: «Обгоняй его, обгоняй! Ты же всем мешаешь. И не дави рывками на газ! Ну вот, ты чуть его не снесла...Давай, давай вперёд! К-у-уда понеслась?». Марина не выдержала: «Слушай, как я без тебя езжу?». «Так и ездишь. Возле нашего дома ни одного забора не осталось. Совсем не умеешь водить. И готовить не умеешь. Вчера курицу в вине сделала – нельзя было в рот взять», - Мишка сглотнул. Марина растерялась: «Ты же всю съел. И хвалил...».
     - Кто в курицу вино добавляет? Почему ты во всё добавляешь вино?
     - Я тебе рецепт покажу – из журнала.
     - Не надо мне твоего рецепта. Не может быть такого рецепта.
     - Но ты...
     - Закрой ротик, тарахтишь без умолку. Я от тебя устал.
     - Ты мне даже не да...
     - Слышишь – ус-тал.
     - Почему ты со мной...
     - Заткнись, не то сейчас поедешь домой. Дура корявая.
    
     В машине сразу стало тихо. Только мотор печально гудел. Вот тебе и романтический диск! Марина размышляла, что обиднее: «дура корявая» или «заткнись». Надо бы и в самом деле вернуться домой – и потом месяц с ним не разговаривать. Ну – 2 недели. Марина представила себе, как они молча возвращаются ... и в доме громко тикают часы... Всё равно больше одного дня бойкота она не выдержит. Себе же хуже. Марина посмотрела на лицо мужа. Злое, чужое. Не верится, что это её Мишка. А руки – руки те же. Марине опять вспомнился их «розовый период». Как они вышли из кафе, и Михаил вслух скомандовал себе: «раз, два, три...». И взял её ладошку. Потом ещё раз скомандовал – и на счёте пятнадцать прислонил к чему-то твёрдому – целовать. «Что-то» оказалось мусорным баком, и у Марине на куртке осталось чёрное пятно. Это пятно она даже счищать не хотела – такую нежность к нему испытывала. Марина тоже посчитала себе «раз-два-три» - и погладила мужа по колену: «Извини, я больше не буду». Что именно она не будет, Марина слабо себе представляла. Но она всегда так говорила, когда видела, что Мишка не прав. Муж ответно погладил Марину по колену. И повеселел. Они поставили песню про снег. Мишка держал руку на колене жены, а Марина – свою руку на его руке. Хорошо.
     На подъезде к Ашдоду Марина обрадовалась: «Смотри, новую дорогу открыли. Сейчас сократим». «Не надо», - Маринин муж панически боялся заблудиться,- «Знакомый путь – самый короткий. И потом, может ещё и не открыли. Видишь, никакого знака нет». «Конечно открыли», - Марина уверенно повернула налево,- «вон и грузовик поехал, а мы за ним. Не боись, до Газы ещё далеко». «А флажок?», - с подозрением спросил Мишка, опасаясь, что главная цель поездки не будет достигнута. «Купим, купим», - заверила Марина: «Обещаю». Новая, ещё необкатанная дорога вдруг коварно нырнула в песок, и Марина поняла, что шоссе таки ещё не открыли. Водитель грузовика тоже понял, и, резко развернувшись, поехал назад. Чуть их «Тойоту» не снёс. Марина испуганно метнулась в сторону – и «Тойота» увязла в песке. «Только не газуй», - закричал Мишка. «Хорошо», - покорно сказала Марина, надавив на газ. «Тойота» увязла ещё сильнее. Водитель грузовика, белобрысый парень, похожий на Сергея Есенина, остановил машину и радостно наблюдал за их манёврами: «И почему это русские сначала делают, а потом думают ?». «Послушайте» - Марина даже завизжала от возмущения,- «мы ж за Вами... мы ж от Вас... Помогите выбраться...».
     «У меня нет троса. И я спешу. С праздником!»,- «грузовик» помахал рукой и умчался. Мишка обошёл «Тойоту», присвистнул, покопался в «бардачке» - и сунул жене бумажку с номером: «Звони эвакуатору». Марина дрожащими руками набрала номер. «Не отвечают...». -«Ещё звони, он, наверное, не слышит». Марине, наконец, ответили, и она расстроено перевела мужу: «700 шекелей! И будут только через четыре часа». Мишка успокаивающе обнял жену: «Ерунда, раздели 700 на 5. Раз в пять лет вполне можем позволить себе эвакуатора. Не переживай».
     Как Мишка ни уговаривал жену угомониться и спокойно ждать приезда эвакуатора, Марина решила ловить грузовик. Подтянула наполовину разошедшуюся молнию на джинсах, посмотрелась в боковое зеркало и помчалась к шоссе. Грузовиков не было. Ни с тросом, ни без. Зато по шоссе шли двое иностранных рабочих. Судя по шлёпанцам – таиландцы. Марина ринулась к ним и затораторила: «мы застряли ... машина... помогите...тут не далеко». Таиландцы покачали головой: «донт андэстэнд». Марина перешла на английский: «ауэр кар... плииз... стак ин зе ...песок... хэлп ас...». Что это за таиландцы, которые не понимают по-английски! Или они не таиландцы? С криком «др-др-др» Марина пробежалась по дороге, крутя воображаемый руль... Продолжая тянуть «дрррр», с разбегу прыгнула в песок, сделала вид, что закапывается... Рабочие испуганно смотрели, не произнося ни слова... Марина попыталась вспомнить прошлогоднюю поездку в Бангкок: «Чуэй дуэй ... хонг нам чай... нет, нам чай – это туалет, а как машина? Кие анг жик? Или не кие? В общем, пошли а?». Взяла одного из рабочих за руку. Второй пошёл сам. Таиландцы поминутно останавливались и порывались улизнуть. Но Марина их довела. Почти. Ибо рабочий, увидев Мишку, вырвал свою руку и убежал. А второй - за ним. Неужели у неё такой страшный муж? Вздохнув – этот день никогда не кончится – Марина снова направилась к шоссе - искать грузовик с тросом.
     Рабочие вернулись. Теперь их было уже 12, и они шли гораздо увереннее. Когда отряд таиландцев во главе с Мариной прибыл к Тойоте, Мишка уже дожаривал последнюю порцию шашлыков. Рабочие легко подняли машину, перенесли на дорогу. Даже колесо поменяли. Мишка стал раздавать шашлыки. Таиландцы были голодные, но не толкались, а чинно стояли в очереди. Последнему, которому мяса не хватило, Мишка отдал Маринин фирменный салат. Вместе с её любимой китайской миской: по краям – нежные синенькие цветочки, на дне – синие же павлины. Марина запротестовала, но муж отказался забирать посудину: «Видишь, как он обрадовался! Оно ему Родину напоминает». «Он же не из Китая», - Марина попробовала отстоять павлинов. «Один чёрт», - сказал Мишка. Рабочие уходили, жуя шашлыки и повторяя «тода раба». А Марина каждому сказала «кхоп кхун». Но что-то таиландцы не очень реагировали на «кхоп». А может, это были вовсе и не таиландцы?
     «Ну всё», - сказал Мишка,- «домой жрать борщ». «А флажок ?», - коварно спросила Марина, «их же там всегда продают – на набережной». Муж доверчиво клюнул на флажок и они поехали.
     Похоже, что все, кому не хватило места в лесу, ринулись в Ашдод. Были застолблены клочки земли с малейшими признаками растительности, стоянки и даже асфальтовые дорожки. Самые отчаянные оккупировали крутую гору возле порта, зависнув на ней со своими столиками. Пляж дымился. Море, забыв про свой обычный запах йода, пахло, как и лес, мясом, мясом.... Не Израиль, а сплошной мангал. Марина с Мишкой порадовались, что они уже отделались от шашлыков, и можно просто гулять по набережной, держась за руки. Марина любила рассматривать прохожих, ловить обрывки фраз - ещё интереснее, чем в кино. Она даже пристроилась за большой, мужеподобной, пожилой женщиной с квадратной челюстью (вот уж кому не нужно наращивать подбородок), короткой стрижкой и огромными пластмассовыми серьгами в ушах. «Квадратная челюсть» басила подруге - семенившей рядом маленькой сухонькой старушке в тёмной унылой юбке и ярко-полосатых кроссовках «Найк»: «В моём возрасте я не хочу делать свадьбу. Но оформить отношения – обязательно. Мы же будем ходить вместе в рестораны там, в компании. Мне нужен статус?». «Найк» понимающе кивала. Невеста посмотрела на свою подругу: «Не волнуйся, ты тоже найдёшь себе пару. Все находят...». Подруга добавила в кивки оттенок благодарности. Заслушавшись, Марина чуть не споткнулась о поводок. На одном конце поводка был огромный бульдог, на другом - мужчина. Голову мужчины венчала пышная шапка волос, на подбородке – такая же, только зеркально перевёрнутая. Обе «шапки» существовали отдельно от своего владельца: вот-вот спадут. Дог выглядел гладко выбритым. И собака и хозяин были измазаны кетчупом. Человек в шапках заметил Маринин взгляд, остановился, достал бумажную салфетку и принялся вытирать собаке морду. Дог отворачивался, переминался с ноги на ногу – как ребёнок, которому мама высмаркивает нос. Но его всё-таки дочистили. Мужчина сунул салфетку к себе в карман - и отпустил бульдога метить пальму...
     Марина позавидовала влюблённым парам: молодым и не очень. Стоят, обнявшись, смотрят на море, а некоторые даже целуются. Она тоже прижалась к мужу: «Правда, ты меня никогда не бросишь?».
     - Ну куда я от тебя денусь!
     - А позавчера – когда мы ссорились – ты кричал, что тебе надоело со мной жить». Мишка задумался. Позавчерашней ссоры он не помнил. Он вообще никогда не помнил ссор. Но всё равно сказал: «Это я так... Превысил самооборону». Больше Марина ни на кого уже не смотрела. Потому что начались прилавки. Прилавки тянулись по правую сторону от прогулочной дорожки, по левую были картины. На всех картинах - берёзки и одна и та же подпись: А. Подольский. Марина насчитала 27 картин, в среднем по 5 берёзок на каждой. Стало быть творчество А.Подольского включало 135 берёзок и один мост через Сену, нарисованный по открытке. Возле картин сидела женщина и вязала детский носочек. На Марину и Мишку, разглядывающих полотна, она даже не подняла головы. Напротив «берёзок» торговали матрёшками, или, как их называют израильтяне «бабушками». Матрёшки были адаптированы к Востоку: вместо ярких сарафанов – расшитые золотом халаты. Кукол покупали охотно, и продавщица уже звонила кому-то и просила подвезти «ещё бабушек». Марина равнодушно прошла мимо десятишекелевых серебряных цепочек, инкрустированных «камнями Скваровского», полистала брошюру «Как стать здоровой и красивой». Брошюра была бесплатно, а к ней прилагался омолаживающий крем «Свежесть» за 70 шекелей. Крем плавился на солнце и пах серой. Возле последнего прилавка Марина остановилась – и потянула Мишку: «смотри, какое чудо!». У продавца в коробке были фигурки – крошечные, не выше трёх сантиметров. Разноцветные драконы, собаки, черепашки в клеточку! Ни одной одинаковой ... и все махали на ветру лапками на резинках, точно живые, а черепашка шевелила четырьмя лапками: вот-вот поползёт. Каждая фигурка стоила 5 шекелей. Продавщица сказала, что они из Китая, и её знакомая их коллекционирует, и у неё «уже тыща». «Миш, давай купим», - заныла Марина,- «Я их на компьютер поставлю – и у меня тонус повысится». «Ты что»,- возмутился муж,- «У нас же с собой только 10 шекелей, а флажок?». -«Так нету же». «Будет», уверенно сказал Мишка,- «Ты сама говорила – всегда под Ашдодом продают».
     - Ну я тебе завтра куплю, обещаю.
     - Завтра уже будет не то. Завтра праздник закончится.
     - Патриотом нужно быть всегда, а не только в День Независимости.
     - У тебя на компьютере уже 18 мышей ... с отбитыми хвостами. Стыдно перед людьми.
     - Когда у нас последний раз были гости?
     - Потому и нет, что стыдно.
     - Из-за отбитых хвостов?
     - Из-за всего. Бардак по всей квартире.
     - Миш, ну я буду мышей перед гостями прятать. И этих ... тугриков.
     - Пошли, пошли....
     И утянул. Марина, надувшись, дошла до их «Тойоты». Муж сел за руль: «Назад я поведу. Дадим таиландцам отдохнуть». Марина залезла в машину, задумалась. Хлебнула воды из бутылки и запросилась: « Миш, мне в туалет». «Опять?»,- удивился Мишка,- «Ты же только что была! У тебя что там – сквозняк!». «Я быстро», - побещала Марина – и побежала. «Стой, стой», - закричал муж,- «Завяжи шнурки, упадёшь!». Но Марина отмахнулась: «Потом, некогда». Забежала для порядка в туалет – и понеслась к прилавкам.
     Всю дорогу домой Марина напряжённо глядела на дорогу: «Только бы не встретились». А возле их Реховота расслабилась:«Почти приехали». «Есть!», - закричал муж: «Я же говорил – найдём. Гони 10 копеек». Парнишка уже протягивал им два флажка. Марина хлопнула себя по карманам: «Я, кажется, потеряла». «Не могла ты потерять, ищи хорошенько. Ты же сюда их клала»,- залез рукой в нагрудный карман Марининой рубашки – и вытащил 3 фигурки. Зелёного динозаврика с перманентной завивкой на спине, малинового птицеящера с огромными крыльями и жёлтую черепашку в клеточку. Черепашку Марина выпросила в подарок. «Твою мать», - заорал Мишка. Продавец растерялся, посмотрел на красную Марину: «Да берите так, даром, всё равно уже праздник кончается». Обрадованная Марина потянулась за флажками, но муж ударил её по руке. И резко нажал на газ. «Я пашу как проклятый, а ты деньги не считаешь». «Я тоже работаю» - закричала Марина: «Верну я тебе твои 10 шекелей – разделишь на 5 лет». «Не нужны мне твои деньги», - вопил Мишка: «Ты всегда только о себе». Марина даже задохнулась: «А кто после операции с тобой сидел?»
     - Ты же всё для галочки делаешь!
     - А ты и для галочки не делаешь. Я два месяца назад у врача была – ты хоть бы спросил.
     - А мне плевать на тебя. Ищи себе другого ёбаря.
     Марина вцепилась в руль: «Останови машину». «Идиотка, сейчас аварию сделаешь»,- закричал Мишка, но жена тянула за руль и он остановился на обочине. Марина выскочила из машины, её щёки горели, сердце колотилось. «Разведусь». Потом представила свою жизнь без Мишки, заревела ещё сильнее.
     Какое-то время муж ещё ехал за ней, потом махнул рукой – отсюда до дома максимум 20 минут пешком. Марина шла быстро, потом остановилась, потому что закололо в боку. И увидела флажок. Он лежал как раз посередине шоссе: наверное упал с какой-то машины. Поднять бы – но опасно, машины идут сплошным потоком. Марина прошла дальше, потом вернулась. Флажок выглядел таким хрупким и беззащитным – вот-вот пройдутся тяжёлыми колёсами по его пластмассовой шее. Сейчас будет просвет, и запросто можно успеть. Оглянувшись ещё раз для верности, Марина добежала до середины шоссе... но асфальт вдруг встал вертикально, ударил по голове. Лёжа на земле Марина успела подумала, что бегать с развязанными шнурками она ещё не научилась.
     Дома Мишка съел тарелку борща, выпил компот с конфетой, походил, съел ещё борща и устроился в спальне перед телевизором. И уснул. А когда проснулся, по телеку шла его любимая передача «Городок». Мишка посмеялся, но смеяться одному было скучно, и он позвал жену: «Маришик, иди сюда. Сол-ны-шко!». Никто не отозвался. «Дуется», - подумал Мишка. Зря он так на неё наорал. Сам же Окуджаву ей пел «давайте жить во всём, друг другу потакая». Что это на него нашло... Конечно, с работой этой долбаной, устаёшь как собака, вот оно и выплёскивается. В Союзе бы они уже на пенсии были. Ничего, и тут скоро доберутся. И тогда – никаких скандалов. Спокойно будут гулять под ручку, и фильмы смотреть. Про Ленина. Мишка вспомнил китайские игрушки: взрослая баба, а ведёт себя как маленькая. Смешно. Мишка улыбнулся и опять заснул.
     Над сбитой женщиной склонился врач.Огромная, грузная – словно подстреляная слониха. На боках валики жира. Двойной подбородок, обвисшие щёки, джинсы не сходятся на животе. На рыжих крашеных волосах кровь почти не видна, только там, на макушке, где отросшие седые корни. Возле женщины валялись три фигурки. «Наверное, внукам несла», - сказал врач. Сувениры почти не пострадали. Лишь у птицеящера отломалось одно крыло. Птицеящер и динозавр шевелили двумя лапками, а черепашка – четырьмя, и казалось, она вот-вот поползёт.