«Вся надежда на твой совет, Риммочка. Столько лет читаю твои ответы на письма читателей, полюбила тебя как родную. Ты уж извини, что на «ты». Из деревни я. У нас все по-простому. Прасковья, доярка». Так заканчивалось письмо. А начиналось так же, как все: «Дорогая Римма!»
     - Ну, ладно, сойдет, - главный редактор ежедневной газеты «В ногу со временем» Максим Ручкин устало вздохнул. – Что отвечать-то будешь?
     - Еще не придумал, - признался Артем.
     - Давай побыстрее… что-то ты выдохся. Раньше строчил таких писем с ответами штук по сорок в день. Надоело? Так отпуск возьми.
     - Да нет, не в том дело… Просто раньше был хоть какой-то контакт с читателем, письма-то мне приходили. А теперь…
     - Так ты сам говорил, письма скучные, длинные, если их напечатать, то все умрут от тоски. Никакого экстрима.
     - Все правильно, но я их перерабатывал, мял как глину, лепил что хотел из них… И вот – уже месяц вообще писем нет. Ни одного.
     - Знаешь, что? Ты не жалуйся. Взялся придумывать письма, придумывай. И с ответами не тяни. «Дорогая Римма!» - это у нас золотая жила. Народ-то читает…
     - А вдруг надоело? Писать-то ведь перестали.
     - Сейчас не сезон… лето… погоди пару месяцев, может, и письма придут.
     Артем и сам не мог объяснить, почему он хандрит. «Дорогая Римма» - вершина его журналистской карьеры. Дают целую полосу, пиши там что хочешь под подписью «психолог». Печатают каждый день. Сейчас этих психологов, сексопатологов как собак нерезаных… Каждый может себя так назвать и нести любую околесицу, но читатели так устроены, что слово «психолог» их просто зомбирует. Так казалось Артему. Когда он придумал себе эту роль доброй все понимающей и рассудительной женщины Риммы, он даже хотел ее сделать доктором наук, но не решился. Всему есть предел, даже журналистской наглости. Мало того, что он выдает себя за женщину, за психолога, еще и ученая степень… это уже – перебор. Так решил он тогда. Да и потом – доктора наук не представишь себе задушевной подружкой, а психолог – самое то. И не особенно сложно и вроде солидно.
     Он даже рискнул фотографию напечатать – естественно, не свою. Сестра согласилась помочь. Маринка парик надела и изменилась до неузнаваемости. Ей было смешно в этом участвовать. Как и сам Артем, его сестра очень любила розыгрыши. И от души веселилась при одной мысли, что так легко дурачить многих людей.
     - В конце концов, что плохого мы делаем? Обман, ну и что? Он невинный. Мы что – на деньги кого-то разводим? – говорила она. – Ну, какой от этого вред? И кому?
     - Никому, - соглашался Артем. – Почему, думаешь во всех этих ток-шоу, реалити не кто-нибудь, а актеры? Позови людей с улицы – они ни держаться перед камерой, ни импровизировать не умеют… на них будет скучно смотреть. Говорят вот: «Обман! Лохотрон! Подстава! Все это неправда». А кому нужна правда? Ведь все же умрут от тоски.
     Сложнее было написать не письмо, а ответ. Предполагалось, что письма «дорогой Римме» пишут некие читатели… а вот ответ – это уже сама Римма… И судить о ней будут именно по ответам. Значит, стиль ответов должен был отличаться от стиля писем. Ответы Артем не любил. Письмами же – развлекался, мог писать и писать эти «письма читателей», ему доставлял удовольствие сам процесс. Но вот отвечать… тут уже не дурака валять надо, а завоевывать аудиторию.
     - Ни в коем случае не возмущаться, мораль не читать, не менторствовать… Наша Римма – она как священник. Сама доброта. Только без проповедей, - наставлял его главный редактор.
     - Да знаю…
     Одно дело знать, другое – писать от ее лица. Но Артем навострился. Читатель, к примеру, пишет: «Я люблю и жену и подругу жены. И сестра ее мне тоже нравится». Потом – куча подробностей про то, как он напоил сразу трех, и что между ними происходило. Подпись – Анатолий. «Дорогая Римма» отвечала на это так: «Анатолий, прежде всего, успокойтесь. Вам надо в себе разобраться. Ведь не случайно же вы женились на Лиде, прожили с ней столько лет… Естественно, острота чувств в какой-то момент притупляется, а человеку хочется вернуть те ощущения, которые были когда-то, но их уже нет… Что же делать? Он обращает внимание на других женщин. А поскольку вы работаете в мужском коллективе, то кто остается? Подруга жены и сестра. Как видите, все очень просто». Далее – в том же духе. Конкретных советов «Римма» не давала, просто раскладывала все по полочкам. И «читатель» должен был сам принять решение.
     - Слушай… а кто сказал: «Я тебя породил, я тебя и убью»… ну, что-то в этом роде… - спросил Артем у Вики. Так же, как он играл роль «Дорогой Риммы», она в своей колонке изображала ясновидящую Пелагею. «Ей-то вот письма пишут», - завистливо подумал он.
     - Иван Грозный… а, может, Петр Первый… - размышляла Вика. – Да ладно… зачем тебе это? Считай, что так папа Карло сказал Буратино.
     Это его насмешило. Но настроение не подняло.
     - Иногда думаю: убил бы ее, честное слово… - Артем задумчиво смотрел на фотографию сестры в парике.
     - Кого – Маринку? – испугалась Вика.
     - Да нет… Римму, конечно. Но и Маринка тоже хороша… хоть бы очки нацепила… видно же, что сопля… а берется давать всем советы… психолог, тоже мне…
     - Так ты же сам ей сказал, что очки, мол, отпугивают читателей, слишком официально, холодно…
     - Да сдуру сказал. Очки придают солидность…
     - Слушай, если тебе перестали писать, дело тут не в фотографии.
     - Сам знаю… и все же…
     Артем отложил письмо доярки Прасковьи и начал сочинять новое. «Может, отвлекусь, новые мысли придут, и отвечу ей что-нибудь вразумительное», - подумал он.
     Так… что придумать-то? Групповуху – не надо, редактор сказал, что Артем с этим переборщил. У него что не письмо, то оргия. «Дорогая Римма! Я вошла в комнату и увидела своего мужа и двух своих лучших подруг – они все лежали, обнявшись. Подумать только – я выпила лишнего и проспала всю ночь в другой комнате, ничего не поняв, не услышав. А они нарочно меня напоили, может, снотворное мне какое подсыпали? Как же мне жить теперь? Это тройное предательство…» Сочиняя это, одно из первых писем к дорогой Римме, Артем и сам чувствовал: перебор. Но тогда все шло «на ура».
     - Экстрима побольше, экстрима… - бубнил и бубнил главред как заведенная пластинка. – Нам надо от конкурентов не отставать. Пусть народ нас читает, а не «Экспресс-газету» или там «Мегаполис»…
     Но когда месяцами из номера в номер печатали письма о том, как некая гражданка 40 лет, «вдруг» поняла, что она не той сексуальной ориентации, и обратилась за советом к дорогой Римме, или некий гражданин 60 лет понял, что влюблен в свою внучку, произошло то, чего и следовало ожидать, - пресыщение аудитории. Артем ездил в метро и сам видел, как там реагируют на все это, смеются, не верят… Даже самые простодушные! И подружки Маринки смеялись… «Нет, надо правдоподобнее», - решил он.
     И тут-то и начал писать реалистичнее – читать письма, вникать и сочинять на их основе что-то свое. Иногда настоящие письма печатали, их Артем тщательно отбирал. Чем глупее, тем лучше. Похоже на правду, потому что ему было трудно поверить, что люди неглупые будут писать письма, да еще и в такую газету. Письма тинейджеров он любил – куча грамматических ошибок, много сленга и много пафоса… хорошее сочетание. «Для нашей аудитории – самое то», - одобрил главред.
     И вот сейчас он решил сымпровизировать в тинейджерском стиле. «Дорогая Римма! Двоюродный брат стал смыслом моей жизни. Мне – тринадцать, а ему – восемнадцать… и он такой… ты не представляешь! Когда он только вошел в нашу квартиру, я обалдела… Высокий широкоплечий, глаза как у Джорджа Клуни. Но мой брат моложе, красивее, лучше. Он лучше всех! Но он не обращает на меня никакого внимания, для него я – козявка. Он так и сказал мне: «Козявка ты еще, Маша». Как пережить такое??? Он встречается с женщиной старше себя, говорит, она опытная, ему такие нравятся. Я ее видела – ни кожи, ни рожи, не знаю, что он в ней нашел. Но ей уже двадцать пять, у нее мужиков было много. Вот это его привлекает, он сам так сказал, мол, она уже взрослая, а я – сопля. И я решила доказать ему, что никакая я не сопля. Я сходила в парикмахерскую, у меня теперь другая прическа, цвет волос поменяла… Мама просто ахнула, отец за ремень схватился, а мне наплевать. Главное – ОН на меня посмотрел другими глазами. А потом говорит: «И все равно – ты еще маленькая». Этого я не могла стерпеть. Я решила набраться опыта. Купила немецкое порно и посмотрела с подружкой. Подружка сказала, что есть у нее знакомый паренек, который мог бы меня многому научить… Она позвала его в гости. Он совсем не в моем вкусе, но мне польстило, что он на меня ТАК смотрел… видел бы тот, как другие-то на меня смотрят… Мы с ним проделали все, что и те – на кассете. Я все время себе повторяла: «Так надо. Ты должна доказать ему, что ты взрослая». И я доказала. Пришла на следующий день к моему брату и все ему рассказала. Он выпал в осадок. Ну, не поверил сначала… потом говорит: «Ты дура. Ты несовершеннолетняя, стану я с тобой связываться. А тому так и передай, если что, я в милицию на него заявлю». Сам он дурак! Я пошла на это только ради него, думала, он поймет, а он… А тут еще мама: «Вы брат и сестра, пусть двоюродные». Ну и что, что двоюродные? Раньше ведь на кузинах женились! Моя подружка что-то такое читала и мне рассказала. Ох, да пошли они все… Никто меня не понимает. Римма, что же мне делать? Хоть вы подскажите!»
     - Ну, ладно, сойдет, конец немного подправлю, - бормотал Артем, заканчивая очередное письмо.
     Раньше ему это доставляло мальчишеское удовольствие – он как будто примерял разные маски, играл то одну роль, то другую… Потом надоело. Не так, чтобы совсем… но наскучивать стало… рутина, рутина… «Пелагее надо ответить… Где там наша доярочка?» - Артем нашел то письмо и снова вчитался в текст. «Дорогая Римма! Я вышла замуж в двадцать три года, у нас в деревне считается, что это поздно… Но я ждала принца… как в сказке… любви мне хотелось. И вот – дождалась! Алкаш недоделанный… Всю жизнь поломал мне. А был ведь красивый, все девки на него вешались… а он меня приметил, ты, говорит, Паша, редкая женщина. А я пирожки, блины пеку вкусные, он объедался, хвалил меня. Я и растаяла… все бабы дуры. Пил, правда, много… но у нас все пьют… Что же это за мужик, который не пьет, ты мне скажи, а? Я таких не встречала. Дед мой пил, отец пил – до сих пор живут, крепкие… А этот – хлюпик. Два года пил каждый день и совсем опустился. Валяется пьяный прямо на улице. Соседи смеются. Что же мне теперь делать? Я женщина еще молодая, детей нет, и, слава богу, зачем они мне от такого, как он, – алкоголика? Могла бы еще свою жизнь устроить, да этот пропоица мне проходу не дает, совсем запилил: люблю, мол, вернуться хочу, брошу пить… Я-то знаю, что ему от получки моей отстегнуть надо, чтоб на бутылку хватило, но сердце-то у меня не каменное. Слушаю его и вспоминаю, как встретила, как влюбилась… Любовь-то была! Вот не знаю – за мной тут сосед ухаживает, да сердце к нему не лежит… все пьяницу своего вспоминаю… Ты бы на моем месте что сделала, а? Вся надежда на твой совет, Риммочка. Столько лет читаю твои ответы на письма читателей, полюбила тебя как родную. Ты уж извини, что на «ты». Из деревни я. У нас все по-простому. Прасковья, доярка». Артем сильно сомневался, что доярки говорят и пишут именно так, но читатели их газеты такие тонкости вряд ли уловят. Стилизация аляповатая, нарочитая… ну и ладно. Главное – это ответ сочинить.
     «Прасковья, конечно же, можно на «ты», я очень рада, что ты во мне видишь подругу. Сердцу, как говорится, не прикажешь. Но ты подумай: какое будущее ждет тебя с ним? Сама же не веришь, что он бросит пить. И детей от такого не хочешь. Насчет соседа и его ухаживаний – это тебе решать. И опять же – не торопись говорить ему «да» или «нет», пусть пройдет время».
     - Сойдет, - Артем вздохнул с облегчением и отложил два письма. Маше, влюбленной в кузена, «Римма» и завтра ответит, это – не к спеху.
     Он встал со стула, потянулся, подошел к окну.
     - Что, устал уже, дорогая Римма? – насмешливо фыркнула Вика. – Заработался?
     - Да вот… наблюдаю… Люди… кто пешком, кто в машинах… Раньше мне было интересно, о чем они думают?
     - А теперь что?
     - Скучно… скучно мне все, - признался Артем. – Надоело с самим собой разговаривать в тысяче лиц… я так скоро в Кащенко окажусь.
     В комнату вошла секретарша и положила конверт на стол Артема.
     - Письмо вам.
     - Лично мне? – вяло откликнулся он.
     - Нет, ну… то есть… для Риммы.
     - Для Риммы?
     Артем подбежал к столу, схватил конверт, распечатал… Глазам своим не поверил - письмо… настоящее!
     - Дорогая Римма! – прочел он вслух и поднял глаза на смеющуюся секретаршу. – Дорогая Римма… ей пишут… Ура!