Мустафа повалил Давида на землю, скрутил ему руки, упёрся коленом в живот. К сожалению, нож у Мустафы при этом выпал, но он мог его достать, ничем не рискуя, достаточно было ног и левой руки, чтобы Давид не мог двигаться.
    
     - За что, Мустафа... два года вместе работаем... - прохрипел Давид.
    
     - Молчи и подыхай, - ответил Мустафа, пытаясь дотянуться до ножа. Иврит у него был хороший, хоть и с акцентом.
    
     - Пожалей... - простонал Давид. Мустафа игнорировал его.
    
     - Стоп, подожди секунду! - сказал вдруг ЛЕВАВИЭЛЬ.
    
     - Помолчи, скотина, - рявкнул сердитый Мустафа. Нож всё время ускользал от него.
    
     - Нет, это я вне роли, - объяснил ЛЕВАВИЭЛЬ.
    
     - А, извини, - произнёс ХОТАМИЭЛЬ уже без всякого акцента. - То-есть Давид этих слов не говорил?
    
     - Что ты, - улыбнулся ЛЕВАВИЭЛЬ. - Давид сейчас дрожит от страха, вспоминает молитву и ждёт, когда ты его зарежешь.
    
     - Ну так давай, я же это и собирался сделать! - добродушно сказал ХОТАМИЭЛЬ.
    
     - Так нет, - ответил ЛЕВАВИЭЛЬ. - Я как раз хочу попросить, чтобы ты меня сейчас не резал.
    
     - А в чём дело? - изумился ХОТАМИЭЛЬ.
    
     - Понимаешь, пока родится мой следующий, пока он ещё начнёт что-то соображать... а послезавтра полное солнечное затмение.
    
     - А зачем оно тебе?
    
     - Ну люблю я их, понимаешь? - виновато сказал ЛЕВАВИЭЛЬ. - Я же... это же моя идея была, чтобы луну на таком расстоянии от Земли, чтобы она и Солнце были одного и того же размера. Ты не знал?
    
     - Там столько таких идей было... - беззлобно проворчал ХОТАМИЭЛЬ. - Ладно. Только мне же тебя убить надо, я же потом буду из-за этого раскаиваться в последнюю минуту, вспоминая твои глаза, и всё такое.
    
     - А какая минута у тебя последняя?
    
     - Я через две недели взрываюсь на вокзале. И, умирая, чувствую раскаяние.
    
     - До или после взрыва? - уточнил ЛЕВАВИЭЛЬ.
    
     - После, после. Этот взрыв нужен, там отдельная комбинация.
    
     - Так слушай, - обрадованно сказал ЛЕВАВИЭЛЬ. - Я тогда через две недели пойду на этот вокзал, и попадусь тебе на глаза прямо перед взрывом. Ты нажмёшь на кнопку, нас бросит друг на друга, мы умрём одновременно и у тебя получится твоё раскаяние.
    
     - Действительно гладко, - восхитился ХОТАМИЭЛЬ. - А как мы обставим, что сейчас ты не погибаешь?
    
     - Может, пожалеешь меня?
    
     - Нет, - ответил ХОТАМИЭЛЬ. - Неправдоподобно. И потом, если я тебя сейчас пожалею, я уже не смогу хладнокровно идти взрываться на вокзале. Давай лучше ты вырвешься, пока я нож ищу, пнёшь меня ногой и убежишь. Идёт?
    
     - Идёт, - согласился ЛЕВАВИЭЛЬ. - Спасибо, за мной не заржавеет. Хочешь, я на тебе в следующий раз женюсь?
    
     - Там видно будет, - засмеялся ХОТАМИЭЛЬ. - Давай!
    
     ...Дрожа от ужаса, Давид выжимал газ до предела, уносясь на своём "фольксвагене" из проклятого места, постепенно приходя в себя. Он не знал, что только что бесстрастный полицейский автомат засёк его на скорости сто восемьдесят километров в час. Через десять дней у Давида за это отнимут водительские права, и на работу ему придётся ездить на поезде.