Бытует мнение, что самым интересным бывает только произошедшее впервые. Представляю самый первый рассказ, который видимо и можно считать интересным.
     Возник он совершенно случайно, в среду, 13 декабря. Толчком послужили литературные опыты некоторых друзей. Всё сложилось спонтанно: и сюжет, и герои, и весь строй рассказа появился сразу — одним законченным образом. Что я и изложил за три часа. На 23-х, фактически, тетрадных страницах. И получилось этакое нагромождение ассоциаций, намёков и ссылок на "исходники", которые прошу считать не пародией и плагиатом, а литературными приветами.
     Название, конечно, серое, унылое и безжизненное, но что-то искромётное выдумывать не хотелось и такой простецкий заголовок служит обманкой, потому что события далее происходят совсем уж необычайные.

    Генка привычно плюнул на червя.
    
     — Я тебе поплююсь! Ишь — Плевако нашёлся! Чуть в глаз не попал. Думаешь, очки нацепил — всё можно. У меня, может, тоже гордость имеется и чувство собственного достоинства где-то своего часа дожидается... Как я теперь, по-твоему, буду рыбу привлекать?! Ведь ты меня морально обидел... Хрен тебе, а не рыба!
    
     Генка оторопел: «Ну вот — допился. А ведь со вчерашнего дня ничего крепче кефира не употреблял... Говорящие червяки... Чем ему говорить-то?! Ни глаз, ни рта, ни ушей. Да и вообще нет у них никаких иных естественных отверстий...». Генка помотал головой и забросил удочку. Устроился на ствол поваленной рядом берёзки и стал ждать. Припекало.
    
     Шло время. Не клевало. «Вот ведь, чёрт. Не берёт что-то. Вещая слуховая галлюцинация. Тогда уж пророческое видение — вещими вроде только сны бывают...». От размышлений Генку оторвал истошный крик. Причём доносился он откуда-то сверху: «Берегись! Не стой на пути у высоких чувств!».
    
     Генка поднял голову. Тяжёлая белая капля плюхнулась точнёхонько на обтянутую джинсой левую коленку. «Вот зараза!» — крикнул Генка в вышину и помахал кулаком. «Предупрежда-а-а-л!...» донеслось в ответ. «Ну точно глюки. Не выспался, вскочил рано, не позавтракал — вот и мерещится...», — пришёл Генка к успокаивающему выводу.
    
     Между тем поплавок пребывал в прежнем состоянии. «Пора бы уже. Второй час и ни одной поклёвки». Генка достал из рюкзака приготовленный заранее прикорм: перловка, сваренная вкрутую на молоке и заправленная «живым» подсолнечным маслом. Лучше бы, конечно, конопляное или льняное, но где ж его взять... «Эх! Аромат-то какой! Хоть сам ешь...». Генка бросил пару горстей в зеркальную гладь лесного озера. Постепенно набухая, каша опускалась в глубину. Прошло ещё полчаса. Изменений не происходило.
    
     Вдруг из воды показалась довольная рыбья морда. Она прямо расплывалась в улыбке от восторга: «Эй, рыбак! Не спи — замёрзнешь! Их-ти... их-ти... — засмеялась рыбина свой бородатой шутке. — Давай, кидай ещё своё угощение. Нам понравилось. Прими совет на будущее: в другой раз посолить не забудь. Да рот-то закрой! Ворону проглотишь! Их-ти!.. их-ти!..». Противно хихикая, рыбина скрылась. Круги разошлись по воде.
    
     Генка похлопал глазами и, вняв совету, поспешно закрыл рот: «Теперь уж и не знаешь, чего ждать...»
    
     Пытаясь собрать рассыпавшиеся бусины мыслей, Генка полез в рюкзак за фляжкой. Свинтил пробку, опрокинул содержимое в рот — пусто. Тёмно-янтарная капля скатилась на жаждущий крепкой влаги язык. Коньяк исчез. «Испарился? Нет, не может быть». Генка заглянул в рюкзак — между брикетом плавленого сырка и горбушкой чёрного хлеба, на завёрнутых в газету «Четвёртая власть» варёных куриных яйцах лежал муравей. И пьяным голосом орал: «А нам всё равно, а нам всё равно. Пусть боимся мы волка и сову. А нам всё равно, а нам... Да ни хрена мы не боимся!» Он заметил Генку. «Ты, ик, извини, мужик, ик... мы тут у тебя всё выжрали. Не смогли, ик, удержаться от халявы. Пробку отвернули всем... ик... колл... ик...тивом... ик. Праздник у нас сегодня, сам понимаешь. Десять дней с момента закладки, ик, последней хвоинки в наш, ик, муравейник. Одиннадцатый день уже отмечаем. Гуляем, панимаш...». Муравей захрапел, повторяя во сне: «А нам всё равно, всё равно, всё равно...».
    
     Во время этой пространной тирады Генка не вымолвил ни слова. Их просто не было. Он с тоской поглядел на прибрежную траву. Дорожка из пьяных вдрызг муравьёв, петляя и извиваясь, терялась в ближайшем леске.
    
     «Ну всё! С меня хватит! Или я свихнулся или я сплю!» — Генка вскочил и топнул ногой.
    
     — Эй! Не фулюгань! Не один живёшь! У меня земля с потолка сыпется!
    
     Генка оцепенело перевёл взгляд вниз. Из свежего холмика чёрной земли на него подслеповато щурился крот.
    
     — Слышал, говорю! Не буянь! Не топочи почём зря! Соблюдай правила соседского общежития! Чаво вылупил зенки-то? Чаво молчишь? Понял?
    
     — П-п-понял...
    
     — Ну то-то. Пошёл я, а то работа стоит, — проворчал на прощанье крот и скрылся в норе.
    
     Ошарашенный Генка сел там, где стоял. Прямо на запасные снасти, прислонённые к берёзе. Раздался громкий треск, а вслед, не менее громкий, отборный, трёхэтажный мат. Генка подскочил, как ужаленный. Молниеносно развернувшись, он сделал пару шагов назад, провалился левой ногой в кротовью нору и заорал.
    
     Перед ним стоял ... волк.
    
     — Закрой хлебало! И так голова раскалывается после вчерашнего. Вот, думал, полежу в тенёчке, под твоим бамбуком. Так нет — нарушил спокойствие.
    
     Генка послушно замолчал, истерично всхлипывая.
    
     — Вот так-то лучше... Ну что? Может, в картишки перекинемся? Всё равно сон ушёл. Ты сдаёшь. Честное слово не краплёные. Зуб даю! — радостно ощерился волк пустой пастью.
    
     Генка наконец-то вытащил ногу из ямы и опрометью бросился прочь. Не оглядываясь. Забыв про удочки и рюкзак. Про червяка, так и оставшегося на крючке. Вслед ему неслось: «Ты заходи, если шо!».
     Не разбирая дороги, сквозь кусты, напрямик, Генка вылетел на шоссе. Приближался рейсовый автобус. «Ох, повезло!» — только и успел подумать Генка. Автобус притормозил и Генка ввалился в салон. Плюхнулся на свободное место. Закрыл глаза...
    
     — Эй, парень? Ты чего такой ошалелый? Вон куртка вся перемазана, мокрый, грязный. Случилось чего? Тебя спрашиваю!
    
     Генка открыл глаза: к нему подсел какой-то бородатый мужик в зелёном плаще и толкал его локтем в бок. При этом он что-то пытался сказать, по-рыбьи разевая рот, но звука не было. «И что он пристал? Всё равно мне сейчас не до него — вон даже и слов не воспринимаю».
    
     — Эй! Глухой что ли? — не отставал мужик.
    
     — Да пошёл ты! — рявкнул Генка.
    
     Мужик переметнулся на свободное место. Генка отвернулся к окну.
    
     ... Дома Генка первым делом бросился в душ — смывать пережитое.
     Выйдя из ванной почти другим человеком, он прошёл в комнату, включил телевизор. Сел на диван, привычно потискал спящего кота. «Эх, Кисан, Кисан... Тебе бы мои проблемы...». Кот молчал. «Значит точно — померещилось всё с утра!», — заключил Генка. По телику шли новости. Корреспондент рассказывал об очередном коммунистическом митинге. Звука не было. Потыкал кнопки на пульте. Безрезультатно. «Сломался, что ли?» — произнёс вслух Генка.
    
     — Нет. С телевизором всё в порядке. Просто ты человеческую речь не слышишь.
    
     Генка посмотрел по сторонам.
    
     — Да здесь я. Здесь. На правой руке.
    
     Посмотрел в указанном направлении. На локте, чуть повыше родинки, сидела блоха.
    
     — Ты кто? — Генка уже смирился и перестал удивляться.
    
     — Блоха. Ха-ха. Да не боись — я с кота твоего.
    
     — А что со мной происходит? Ты знаешь?
    
     — Да откуда?! Я оксфордов и гарвардов не заканчивала. Всю жизнь на твоём коте прожила. Я фактически его единокровный брат-сестра в одном флаконе, — блоха затряслась в беззвучном смехе. Генке даже показалась, что он услышал бульканье.
    
     — А почему же звука в телике нет?
    
     — Да всё там есть. Я ведь слышу. А у тебя просто мозг ещё не адаптировался к резкому изменению. Вот и не успевает воспринимать прежнюю информацию. Новую обрабатывает. Все резервы включил. Ну, это я так думаю. Логически вывожу.
    
     — Ну и о чём там митингуют? — скептически поинтересовался Генка.
    
     — Да всё о том же. Дерьмократов к ногтю, даёшь достойные зарплаты и пенсии, нет росту цен... Тоска!.. О! А вот это мне больше нравится. Оппоненты подтянулись: «Пустим кровь красным коммунякам... хватит — попили нашей кровушки...». Эх, если драка начнётся — надо будет обязательно глянуть...
    
     — А почему Кисан молчит? — прервал Генка блошиные мечты.
    
     — Обиделся он. Потому и не разговаривает. Надоело вискас да китикет жрать. Сам попробуй!
    
     — Да ладно. Вон по ящику говорили, что это самое ценное и сбалансированное питание. Специально разработано для животных.
    
     — Ага. Они тебе наговорят. Верь больше. Хорошо, что у тебя восприятие человеческой речи отшибло. Тебе бы ещё и печатные буковки перестать понимать. Может, поумнел бы...
    
     Вдруг блоха замолчала и юркнула в густую кошачью шерсть. Генка пожал плечами и пошёл на кухню. Страшно захотелось пить. В комнате раздался несильный хлопок. Как будто лопнул воздушный шарик. Потянуло запахом серы. Генка бросился назад. Посреди комнаты стоял мужчина весьма странного облика. Чёрный цилиндр, чёрный фрак, чёрные брюки, чёрные лакированные туфли, чёрная же трость с массивным набалдашником в форме драконьей головы, опять же чёрного цвета. Даже рубашка была чёрной. Единственным белым пятном, точнее двумя пятнами, в этом «чёрном квадрате» были лайковые перчатки, которые неожиданный визитёр и не думал снимать. Но самым странным было его лицо. Что-то в нём напоминало хищную птицу. Худое, но не измождённое; тёмные, глубоко посаженные глаза; чёрная бородка «а-ля Чехов» и даже пенсне. Но самым выдающимся, во всех смыслах этого слова, был нос. Тонкий, прямой, длинный, чуть крючковатый — точно клюв.
    
     «Пижон какой-то», — подумал Генка.
    
     Гость чему-то ухмыльнулся и спросил: «Геннадий Иммануилович?».
     — Д-да.. — неуверенно ответил Генка. По имени-отчеству его ещё никогда не называли. Обычно Генка, Геныч. Иногда Генаша: «Генаша, сгоняй за пивом. Совсем в горле пересохло».
    
     — Вы позволите? — гость кивком указал на свободное кресло.
    
     Генка молчал.
    
     — Значит можно, — гость, слегка вальяжно, устроился в кресле. Закинул ногу на ногу. Трость поставил рядом. Снял цилиндр и пристроил его на правом колене. Каким-то чудом он там удержался и не упал. — А почему Вы не удивляетесь моему появлению? Не спрашиваете, как я сюда проник и для чего?
    
     — Да я в последнее время уже ничему не удивляюсь, — вымолвил наконец Генка, справившись с неожиданным волнением. И уселся на диван. Кота на прежнем месте не было.
    
     — Ну что ж, тем лучше. Перейдём сразу к делу. Я думаю, Вы уже уяснили, что у Вас открылся удивительный дар понимать язык всех зверей, птиц, гадов ползучих, летящих и в ночи смердящих. Как понимаете, это весьма необычный и опасный дар. За Вами будут вести охоту все разведки мира. Военная мощь каждого государства будет стремиться получить Вас в своё распоряжение. Ведь это такое преимущество! Какую агентурную сеть можно развернуть с Вашей помощью! Получать информацию любой секретности и совершать любые возможные действия! Тот, кто сумеет заполучит Вас в свои ряды, будет владеть всей информацией. А кто владеет информацией, тот владеет миром.
    
     — Кончайте свой милитаристский бред! — Генка сам удивился своей смелости.
    
     — Хорошо, — улыбнулся в чеховскую бородку незваный гость. Поправил пенсне. — Зайдём с другой стороны. Вечная борьба сил Добра и Зла, сил Тьмы и Света. Но так как силы были равны, то никто не мог победить окончательно. И продолжалось так многие лета, пока кому-то не пришла в голову мысль заключить перемирие, прекратив таким образом бессмысленную бойню. Был подписан Договор.
    
     — А я тут причём?
    
     — А как же?! Ведь Ваш дар очень редкий и специфический. Нельзя допустить, чтобы такой ценный кадр достался какой-либо из сторон. Это очень резко нарушило бы баланс сил. И вряд ли кто-либо смог удержаться от соблазна воспользоваться шансом победить в Последней Решающей Битве. А это Армагеддон, Апокалипсис, Конец Света...
    
     — А почему ко мне не явился и представитель светлых? — Генка уже стал задавать вопросы.
    
     — Сегодня нечётный день. Наша очередь.
    
     «Тоже мне, Дозор хренов. Книжек начитались...» — подумал Генка.
    
     — Автор упоминаемого Вами произведения здесь ни при чём. Всё было совсем не так. Мы даже на него обижены. Обе стороны!
    
     — А Вы и мысли читаете?
    
     — Что поделаешь — специфика работы, — развёл руками гость. — Ведь это всего лишь фантастика. Род литературы. Разве можно ей верить.
    
     — Верить можно и в отсутствие веры...
    
     — Ой, только не надо сейчас начинать теологических споров. Не время, — отмахнулся гость, не уловив цитаты.
    
     — А что, собственно, вам от меня нужно?
    
     — Самое простое. Вы отказываетесь от использования своего дара в каких-либо целях.
    
     — И всё?
    
     — И всё.
    
     — Что-то уж слишком просто. А душу вам продать не надо? И что я получу взамен? Вечную жизнь? Бесконечное богатство? Или может особое расположение и успех у женщин?
    
     — Да бросьте. Не на базаре. Никаких уступок, условий и наград. Мир висит на волоске. Понимать надо. Сделайте добрый поступок, — гость слегка поморщился. — Ведь Вы должны знать, что оплаченное добро, добро, о котором рассказано всем — перестаёт быть добром.
    
     — А если я нарушу?
    
     — Мы ведь взрослые люди. Вы его не нарушите.
    
     — А Вы кто? Неужели сам Дьявол?
    
     — Ага. Вы ещё меня Сатаной назовите. Люцифером, Мефистофелем, Вельзевулом. Или вот — Исчадием Ада. Прекратите читать дурацкие книжки. Я обычный рядовой представитель тёмных сил. Клерк. Дьявол подобными миссиями не занимается. Я даже... — гость понизил голос до шёпота, — открою Вам страшную тайну. Его и нет...
    
     — А его?.. — Генка поднял глаза к потолку.
    
     Гость зыркнул по сторонам и смог лишь утвердительно кивнуть.
    
     — Ну что? По пиву и подпишем договор? — с надеждой в голосе проговорил он, радостно доставая из цилиндра две банки «Гиннесса». Капельки влаги блестели на жестяных боках.
    
     «Неужто холодненькое?», — мелькнуло в голове.
    
     — Конечно. Из супермаркета за углом.
    
     — А если я не подпишу? — вымученно спросил Генка.
    
     — Ну зачем Вам лишние проблемы — гость пожал плечами, — и такие крутые перемены в свою серую, однообразную, но спокойную жизнь.
    
     — Перемен требуют наши сердца...
    
     — Ну что Вы ломаетесь? — гость опять не уловил цитаты.
    
     Генка сглотнул. Пить хотелось жутко. «Садюга!»
    
     — Не без этого! — согласился довольный гость.
    
     — А чем у вас подписываются? Кровью?
    
     — Ну почему?! — изумился гость. — Это всё средневековые пережитки. Теперь достаточно отпечатка вашего среднего пальца.
    
     Он вынул из цилиндра свёрнутый в трубку тонкий лист белой, мелованной бумаги.
    
     «Среднего...», — думал Генка, складывая пальцы. Получился известный жест. Поддавшись внезапному порыву, Генка вскинул вверх руку: «А вот фак ю, фак ю вам!» — и зачем-то начертил в воздухе звезду Давида. Раздался хлопок. Гость исчез. Опять запахло серой. «Вот что перст животворящий делает...» — пронеслось в голове.
     «Хоть бы пиво оставил, гад!». На полу лишь сиротливо белел бумажный лист. Генка поднял:
    
     Я, Соболев Геннадий Иммануилович,
    
     подтверждаю своей подписью данный договор
    
     и обязуюсь не использовать впредь свой неожиданный дар
    
     в ЛЮБЫХ целях.
    
     Число
    
     Подпись
    
     Генке отчего-то стало легко и весело. Он вскочил с дивана и поскакал на кухню, напевая по пути муравьиную песенку.
    
     Кисан, оказывается, был здесь. Генка открыл холодильник. Достал «Докторскую». Отхватил ножом здоровенный шмат и бросил в кошачью миску. «Урр! Спасибо, хозяин!», — муркнул Кисан и довольно зачавкал.
    
     — А ты почему со мной не остался? Вы кошки ведь вроде нечистую силу хорошо чуете и ей успешно противостоите?
    
     — Опасности от него не было никакой, — проговорил кот, оторвавшись на мгновение от угощения.
    
     От радости Генка открыл бутылку минералки и полил увядший цветок на подоконнике. Стебельки встрепенулись, листочки расправились. «Спасибо, хозяин!», — прозвенело растение. Генка пощекотал бархатные листочки.
    
     — Как хоть тебя зовут-то, ископаемое?
    
     — Codiaeum variegatum.
    
     — А по-русски?
    
     — Да и по-русски также. Кодиеум пестролистный.
    
     — Да уж. И не выговоришь без подготовки. Как думаешь? Прорвёмся?
    
     — А как же! И не такое переживали. Ведь мои предки ещё при динозаврах росли. Так что на «ископаемое» я не обижаюсь. Нам на эти проблемы — раз плюнуть.
    
     — Да уж я раз плюнул сегодня... Тебе-то откуда знать? Тебя ведь Машка только два месяца назад вырастила.
    
     Цветок молчал.
    
     — Да ладно, не дуйся. Я вспомнил. Где-то недавно читал, что у вас генетическая память прошлых поколений.
    
     — А я уж думал, что кроме фантастики ты и не читаешь ничего.
     Генка не стал уточнять, что это, в принципе, тоже был не учебник ботаники. Он вдруг вспомнил про червяка, оставленного на крючке. Как он там? Сердце болезненно сжалось...
    
     Послышался шум на балконе. Генка вбежал в комнату.
    
     — Ты извини, что я тебя утром «пометил». Но ведь честно предупреждал, — на открытом балконе сидел какой-то большой птиц. Ну не разбирался Генка в орнитологии!
    
     — Да ладно. Забыли. А ты чего, специально извиниться прилетел?
    
     — Заколебал меня твой отщепенец, — птиц мотнул раскрытым клювом.
    
     — Не отщепенец, а разночинец! Занимающийся умственным трудом! Понимать надо! — воздух взорвался гневными фразами.
    
     — Жив, курилка!
    
     — А то! — червяк уже оправился после приземления и принял свой прежний менторский тон.
    
     — Ты как выпутался? — поинтересовался Генка.
    
     — Да ерунда. Висел я там, висел. Разъяснял рыбьему населению твою противную сущность. Как ты сам видел — результат был впечатляющий.
    
     — Скорее — не видел, — уточнил Генка.
    
     — А... ну да... А дальше мне скучно стало, наверх захотелось. Стал я им внушать, что, мол, озеро существует только для рыб, а червякам место на их исторической родине. На земле, то бишь. Вот и выбросили. С превеликим обоюдным удовольствием. А уж найти и уговорить эту деревенщину было проще простого.
    
     — Может, я уже полечу? Дома детки голодные. Есть просят, — донеслось с балкона.
    
     — Не мешай! Не видишь — беседуем, — бросил червяк.
    
     — Да лети, конечно, — сжалился Генка.
    
     Шррр! Метнулась серая тень. Только его и видели!
    
     — Мягкотелый ты. Надо с ними строго.
    
     — И что мне с тобой теперь делать? — продолжил Генка, не обращая внимания на упрёк.
    
     — Как что?! Возвращай, откуда взял. Где родился — там и сгодился. Не мне тебя учить.
    
     — Хорошо. Но, может быть, хоть ты знаешь, почему всё это со мной случилось?
    
     — Конечно, знаю. Стечение обстоятельств.
    
     — Ладно. Пойду, пристрою на время...
    
     Генка взял червя и прошёл на кухню.
    
     — Я его к тебе поселю? Ненадолго. До вечера.
    
     — Давай, — согласился цветок, — Хоть будет с кем обсудить библейские заповеди.
    
     — Вторую или третью? — встрепенулся червяк.
    
     — Да хоть все одиннадцать.
    
     — Ладно. Полезай. — Генка опустил червя в цветочный горшок.
    
     Часы на городской башне начали бить двенадцать. «Надо же. А я раньше и не замечал, что у нас в городе есть башня, да ещё и с курантами. Многого я раньше не замечал...».
    
     Яркий солнечный свет залил комнату. «Полдень. XXI век. Почти возвращение» — Генка сцепил пальцы на затылке, расправил плечи. Зажмурился и предался мечтам...
    
     Сладкие грёзы прервал резкий и требовательный дверной звонок. «Уже? Так быстро?». — Генка с сожалением открыл глаза...
     * * *
    
     ...противно звонил будильник. Привычным движением, сквозь сон, Генка сгрёб его с табуретки. Глянул. «Пять утра. На рыбалку, кажись, собирался». Генка встал с дивана. Как всегда лежавший в ногах Кисан даже не пошевелился. Генка с удовольствием, до хруста, потянулся. Прошлёпал босыми ногами на кухню. «А я люблю свежезаваренный зелёный чай, а я люблю свежезаваренный зелёный чай...» — мурлыкал он под нос чайфовскую строчку.
    
     В тёмном коридоре он обо что-то ударился. Звякнуло. Покатилось. «Завтра выкину все пустые бутылки к чёртовой бабушке. Хотя почему завтра? Сегодня!».
    
     На кухне Генка набрал воды в чайник, включил газ. «Ну что, ископаемое? Не засох ещё?» — взял со стола приготовленную загодя кружку с отстоявшейся водой и полил спящий на подоконнике кодиеум. Посмотрел в окно — город тоже ещё спал. «На Белое озеро поеду. Там тихо, лесок кругом, красота...». Засвистел чайник. Генка выключил газ. Достал из холодильника хлеб, масло, сыр. Начал делать бутерброд. Включилось молчавшее до этого радио: «Передаём прогноз погоды на сегодня, субботу, 13 июля...».
    
     «О! А я слышу человеческую речь. Неужели это был всего лишь сон. Как жалко. А может вещий?».
    
     Генка посмотрел на кухонные часы со встроенным календарём. «Да. Действительно 13-е. Значит сон. А мне действительно теперь жаль, что этого не было на самом деле...»
    
     Он бросил взгляд в коридор. Целые и невредимые удочки стояли на своём месте. «Но на рыбалку всё равно пойду. Ведь собирался. Выходной есть выходной. Надо пообщаться с природой». Теперь в это слово он вкладывал особый смысл.
    
     Генка достал из шкафчика керамический сундучок. Внутри находился самый настоящий китайский зелёный чай. Прямиком из Поднебесной. Друг прислал с полгода назад. Генка заваривал его по самым торжественным случаям. Открыл и положил в чашку пару ложек. «Даже бутончик попался!» — отметил про себя Генка. Залил кипятком... «Что-то пальцы совсем озябли. Середина лета называется». Генка ухватил обеими ладонями фарфоровую чашку и примостился на табурет.
    
     Сделал пару глотков. «Нет. Не пойду я сегодня на рыбалку. Никуда она от меня не денется».
    
     Допив первую чашку, Генка залил кипятком снова. Ведь в чём особенность зелёного чая? Его можно пить и заваривать долго. Вторая заварка даже намного лучше первой.
    
     Снова уселся на табурет и продолжил смаковать любимый напиток, глядя в тёмное окно.
    
     Когда оставалось уже полчашки, Генка решил: «А пойду я прямо сейчас к Маше. Просить прощения. А на рыбалку двину завтра».
    
     Город просыпался. Окна ближайших домов вспыхивали один за другим. На кухне у окна сидел странный, лохматый парень в смешных круглых очках. Прихлёбывал свежезаваренный зелёный чай из большой, ну просто огромной, фарфоровой чашки и перемигивался со стоящим на подоконнике цветком, чему-то загадочно улыбаясь.
     Им обоим казалось, что они понимают друг друга.
     * * *
    
     ...А в комнате чёрный кот старательно рвал на мелкие кусочки тонкий белый лист мелованной бумаги.
    
     13.12.2006 г.
     (c) NAV&gator