Лес рук.
     Ладони простерты в молящем жесте.
     Белые глаза смотрят на зрителя, рты перекошены в истоме.
     Фигуры похожи на мраморные статуи дивной работы.
     Нерукотворной.
    
    
     Он пришел на рассвете, когда снег сиял золотыми отблесками восходящего солнца. Башни моего дворца всегда ловят яркие лучи – оттого в сером тумане сумерек кажется, что единственное, что есть на земле – сверкающий замок…
     Он был без лошади, без оленя – пеший. Кони не выдерживали холода, а на оленей благородные господа не садились. Потому рыцарь чуть с ног не валился от усталости.
     Смешно – этот закутался в меха по самый нос, но когда заходил в замок, сбросил спасительную теплую одежду. Тепло облачком пара растворилось в стылом покое дворца.
     Рыцарь, кривясь от боли и холода, поднялся по лестнице.
     Белоснежные волки, охранявшие вход, коротко, предупреждающе рыкнули – гость не испугался. Полярная сова, хлопая крыльями, пронеслась перед его лицом – мужчина лишь проводил ее взглядом.
     Я недавно вернулась с прогулки. Хотелось уютно свернуться на пушистом диванчике, обтянутом шкурой белого медведя – так ведь нет. Звон сосулек погнал меня на неудобный, высокий ледяной трон.
     У подножия привычно копошился мальчик, привезенный сюда забавы ради. Ему дали белые осколки и сказали, что стоит составить узор, – и будет исполнено любое желание. Два года по человеческому времени ребенок сидит здесь… Иногда приходит белая оленуха и кормит его молоком.
     Он постоянно молчит.
     Он занят.
    
     Рыцарь посмотрел на меня с восхищением – почему-то на людей всегда действует эта снежная мишура. Он выпрямился, улыбнулся и встал на одно колено.
     - Я пришел, королева, – голос был глухой, как у человека, который не спал несколько ночей.
     В ответ ему последовала благожелательная улыбка, в которой чуть-чуть, на самой грани, мелькнуло поощрение.
     - У меня не осталось ничего и никого, - возвысил голос пришлец. – Поэтому я прошу тебя о последней милости.
     Моя улыбка стала шире. Эхо подхватило слова:
     - Милости… Сти… Спасти…
     За долгие годы еще никому не удалось спастись. Глупцы летят сюда, словно мотыльки на пламя. Древняя загадка… Развеять чары, спасти королеву.
     Я рассмеялась, на этот раз искренне. Почему-то рыцарь показался мне привлекательным. Может, потому, что он еще жив?
     Герой тоже улыбнулся.
     Надеется, что в легендах говорится о нем?
    
     - Госпожа, когда я услышал песню менестреля, она запала мне глубоко в сердце. С тех пор я не мог спокойно спать. Лучшие лекари, собранные на консилиум, в один голос твердили, что это душевное недомогание, исцелить которое может только предмет обожания. Король, мой отец…
     Мне стало интересно. Я жестом прервала излияния молодого человека:
     - Так ты принц?
     Он склонил голову, давно нестриженные волосы уже начали покрываться инеем.
     - Да, госпожа. Но вся власть, все притязания моего отца ничто по сравнению с любовью, которую я чувствую к тебе.
     Где-то я это уже слышала…
     Здесь.
     Сотни раз.
     - И ведь тебя, наверно, все уговаривали. Рассказывали, что север безлюден и пустынен. Пугали финскими колдуньями и самоедами…
     Принц поднялся, маскируя неловкое и болезненное движение под изысканный придворный поклон. Силы воли ему не занимать, однако.
     - Да. Но я их не слушал.
     Он смотрел мне в лицо чистым и искренним взглядом.
     Мальчишка и вправду влюбился.
     Если бы мои щеки могли бы краснеть, они бы запылали алым маком.
     - Что ж, - промолвила я, вставая. – Да свершится предначертанное.
     - Да свершится… - эхом отозвался рыцарь.
     Холодные уста приникли к обжигающим.
     Краем глаза я заметила неясное колебание воздуха у замерзшего окна.
     Пришел мой хозяин.
     Ледяной король.
    
     Я впилась в губы принца яростным, прощальным поцелуем.
     В который раз хотелось надеяться, что уж этот юноша точно назовет мое истинное имя, и холод покинет женское сердце.
     Он оторвался, поглядел на меня невидящими, уже начавшими замерзать глазами и выдохнул:
     - Как ты прекрасна, Сверкающая!
     И превратился в еще одну ледяную статую.
     Не угадал.
    
     Я с досадой оттолкнула фигуру, упавшую на пол и разбившуюся на искрящиеся осколки. Все равно принц уже умер.
    
     - Не жалей его, - раздался громкий голос, неуместный в зимних покоях. – По дороге к тебе он загнал трех коней и избил двоих носильщиков за то, что они отказались следовать за ним. Хотел появиться во всей красе, да еще и с подарками. А последнего жеребца благородный юноша прирезал, как барана, потому что остался без продовольствия. И ел его сырым… Давился, плакал, но ел… Хотя в былые времена ухаживал за ним лучше, чем за больной матерью – вот они, люди!
     На моем троне сидел мужчина в длинной синей шубе, отороченной седым песцовым мехом. По случайности, я знала, сколько песцов пошло на шубу. После этого царственные слова заботы о животных застывали снежинками в воздухе.
     Сегодня Ледяной король опять был не в духе.
     Он склонился над мальчиком, который собирал белую головоломку, и вытащил пару деталей.
     Ребенок покрутил головой и попытался приладить на пустое место другие кусочки.
     Бесполезно.
     Бескровные губы задрожали от обиды, мальчик выпрямился, топнул ногой и затравленно огляделся.
     - Зачем ты это сделал? – сосульки прозвенели в такт моим словам.
     Ледяной король ухмыльнулся.
     - Он все равно никогда не соберет узора, Светлана.
     Ну вот. Опять принялся угадывать мое имя. К счастью, сказано, что назвать его сможет только человек.
     Кроме того, Его Льдистость и так имеет большую власть надо мной.
     Но не абсолютную. Опять же к счастью.
     - Послушай меня, Сиелла, - пробился сквозь мою задумчивость ненавистный голос. – Если мальчик тебя не развлекает, я убью его.
     - Ты не сможешь, – покачала я. – Его спасет девочка.
     Король подмигнул мне.
     - Девочка не придет. Снежная дорога тяжела для ребенка, даже если это, - он поморщился, – любящая сестра. Она замерзла в нескольких милях отсюда.
     Он выжидательно посмотрел на меня.
     Я не проронила ни слова.
     Он продолжил:
     - Но не беспокойся, ее спасла та самая колдунья, которая снаряжала в путь. Ведьма дала ей особое снадобье, которое поддерживает силы, но совершенно отбивает память. Угадай, откуда оно, Сусанна.
     Мимо.
     Знаю, откуда берут эти снадобья. Самая высокая башня замка, где дольше всего задерживается солнечный свет, белая сова собирает его, смешивает с толченым льдом и облепляет снегом.
     Результат - полное подчинение.
     - У него есть еще мать и отец, - промолвила я. Отчего-то хотелось надеяться.
     Король опять ухмыльнулся. «А у него могла бы быть симпатичная улыбка», - отстраненно подумала я.
     - Наивная Сальма! Через полгода после ухода мальчика отец поссорился с женой. Странный какой-то: ему зачем-то понадобился еще ребенок. А она уже слишком стара… В общем, мужчина сошелся с молоденькой дочерью аптекаря, а женщина наложила на себя руки.
     - Не будет у него детей, - мстительно прошептала я, и эти слова ледяным узором отпечатались на оконном стекле маленького кирпичного домика. Мужчина, в это время нежно ласкавший полуобнаженную особу, почувствовал некоторое замешательство, которое переросло в глубокую неуверенность.
     Я нервно захихикала. До сих пор казалось, что я не умею делать пакости, даже такие мелкие.
     Король, словно прочитав мои мысли, поцокал языком. Пусть.
     - Впрочем, твою репутацию уже сложно испортить.
     - Да? – взвилась я. Хотелось кричать, орать во все горло, разбить воплем ледяную королевскую сдержанность. – А сам-то каков?
     - Я, между прочим, людям подарки дарю. Они меня дедушкой называют, - на слове «дедушка» он деланно всхлипнул.
     - А чтобы твои подарки получить, дети каждую ночь кладут под подушку грош. А кто побогаче – и серебро, - Я чуть не визжала. Надо же, он – хороший, а я – плохая.
     - И мальчика, между прочим, ты первая увезла, Сирена, - подлил воды на лед его величество.
     Я помолчала, обдумывая ответ.
     - Но я-то его потом отпустила! И во дворец принес его ты!
     Ледяной король пристально посмотрел мне в глаза. Я смутилась.
     В конце концов, оба хороши.
     Но мной – детей пугают.
    
     Много снежинок упало в часах, прежде чем Ледяной король появился вновь.
     Он принес мне пышный венок из еловых веток, усыпанный ярко-красными ягодами. Не дождавшись благодарности, заботливо приладил его над входом в тронный зал. Красиво, но, на мой вкус, слишком вычурно.
     Я в ответ нарисовала на стекле нежное молодое деревце, гнущееся под снежной шапкой. Филигранной работы веточки потребовали особого умения.
     Интересно, понял ли Король намек?
     О чем говорили – не помню. Меня перестало интересовать, сколько подарков он развез, и в каком состоянии его олени. Февральской вьюгой звучали в ушах его слова.
     Устало кивнув его величеству, я побрела к выходу.
     - Стой!
     Я на мгновение замерла под лепной аркой. Голову царственно не повернула.
     - А знаешь, что бывает с девушками, которые стоят под омелой? – его голос искрился торжеством.
     Я внимательно посмотрела на венок и предположила.
     - Надевают гирлянду на шею?
     Ледяной король протянул руки.
     - Неправильно, Сатрия! Впрочем, может, теперь я назову твое истинное имя!
     Подобрав полы длинной шубы и мысленно кляня себя за неудобную одежду, я бросилась наутек.
     Он – за мной. Впрочем, с его стороны это была скорее шутка: бегал-то король куда быстрее меня.
     Леденящий хохот разнесся далеко по пустынной анфиладе комнат. Несколько сосулек, попавших в резонанс, упали и разбились на кусочки. Один осколок подлетел к мальчику, и тот пододвинул ледышку к общей картинке.
     Вписалось идеально.
     Но король не заметил этого.
     Когда узор сложился, мальчик громко сказал:
     - Все! – и этот звук пролетел по дворцу птичьей трелью.
     Я из последних сил бросилась к подножию трона. Радость – не радость, но какое-то неведомое яркое чувство переполнило меня.
     Ледяной король застыл белесым призраком.
     Бережно, чтобы ненароком рукавом или полой шубы не задеть картинку, я опустилась на колени и поглядела ребенку в глаза.
     Он ответил вполне осмысленным взглядом.
     - А желание? Я хочу загадать желание! – потребовал мальчик.
     О чем мечтают дети его возраста? Сладости, книжки с картинками, коньки, наконец.
     Запросто.
     Я поощрительно кивнула, мол, давай, говори.
     - Я хочу… - он замешкался. Потом словно собравшись с духом, продолжил. – Я прошу твой поцелуй, белая королева.
     - Маленький еще, - резко ответила я. – Это не желание, понимаешь… Это совсем не то, назови что угодно, клянусь…
     Упрямец нахально посмотрел на мои губы.
     Таких, как он, королевы в пажи берут. А потом делают с детьми, что хотят.
     Я прицелилась, чтобы носком изящного сапожка разбить узор.
     - Постой! – закричал мальчик. – Я прошу тебя о последней милости!
     Опустив глаза, он прошептал:
     - У меня не осталось никого и ничего, госпожа.
     Два года я смотрела на него – живого, а статуй в замке и так с избытком.
     Но после этих слов обратного пути нет.
     Еле шевелясь, мои губы произнесли:
     - Да свершится предначертанное…
    
     Я лишь коснулась его рта, подумалось вдруг: «Я люблю тебя как сорок ласковых сестер…» И впервые почувствовала, что у меня есть сердце. Вернее, что оно не бьется.
     Мальчик повел глазами – недоуменно, как будто спрашивая: «И это – все?»
     - А я знаю тебя, Снежная королева, - его голос был тверд, и что-то во мне откликнулось на имя, выпорхнувшее легким облачком пара.
     Показалось, что холод отступает, а с ним и моя власть.
     - Желание, желание, быстрей! – крикнула я.
     Ребенок все еще как будто не очнулся.
     Хотелось дать ему пару подзатыльников, чтобы соображал быстрее.
     Тут он тихонько произнес:
     - Мне холодно… Я хочу, чтобы было тепло… Чтобы здесь всегда было тепло.
     Узор рассыпался с треском, напомнившим смех Ледяного короля.
     Пронзительно зазвенели сосульки, завыли белые волки, им вторил глухой крик полярной совы.
     По моему лицу потекли слезы – дворец наполнился звуком капели.
     - Как зовут тебя, мальчик? – прошептала я.
     Тот в ответ удивленно посмотрел на меня.
     - Ганс.
     Капель отозвалась ему в унисон.