Мысли о зиме доводили Семена до дрожи. Бежать надо было сейчас, пока не кончилось гнилое лето. Тогда прощай навигация, прощай Большая земля. Никто не будет снаряжать спасательную экспедицию, чтобы вывезти с точки его, подыхающего от тоски. Он с фельдшером Борисом Ильичем будет здесь хлебать спирт, от которого с утра жить не хочется, пока снова не тяпнешь. И однажды весь проспиртованный, незамерзающий Борис Ильич найдет бедного гидролога Семена, окочурившегося где-нибудь в сугробе, приволочит к домику и забросит на крышу до следующей навигации, чтоб не попортили собаки.
     Щелк-щелк. Светло-темно.
     Снова щелк-щелк. Светло-темно.
     Веки размыкаются-смыкаются, снова размыкаются. Долбаный полярный день! Светло круглосуточно, как в раю. А выглянешь в окно – выть хочется. С одной стороны болото, с другой море. Вместо Солнца выглянет иногда у горизонта мутный светящийся кукиш и, не успеешь разглядеть, снова щелк!.. Безлюдье, безвременье.
     А ведь хотелось же после учебы попасть на край земли! Хотелось, чтобы жестокий демон Севера вызвал Семена на смертный бой, как в рассказах о мужественных полярниках. А он вместо этого накрыл его рюмкой, словно клопа, и теперь спокойно наблюдал, как тот внутри психует и мучается. Здесь нельзя с друзьями вечерком попить пива. Здесь нет вечеров. Вместо пива спирт, который зимой не превращается в лед. А вместо друзей фельдшер, в пьяном состоянии страшно нуждающийся в общении. Больше Семен тут никому не нужен, потому что «умный слишком».
    
     Борис Ильич недавно отремонтировал ему телевизор. Это единственное окно в мир сносно принимало одну программу, а неделю назад что-то в нем щелкнуло, и окно померкло. Семен стучал по нему, мял антенный шнур, но безрезультатно. То же самое проделал вначале и Борис Ильич, и с тем же успехом.
     – Не унывай, Сема, – сказал он тогда, – раз не помогает терапия, будем оперировать. У тебя паяльник есть?
     – Паяльник есть, олова нет.
     – Обойдемся без олова. Ты давай пока отверткой поработай – заднюю стенку сними.
     Пока паяльник грелся, Борис Ильич молча курил, разглядывая пыльные внутренности захворавшего телеящика.
     – Конденсатор! – заключил он вскоре, – Тебе это о чем-нибудь говорит?
     – Это из физики, такие две пластины…
     – Сема! Это все теория! Практика говорит другое. Конденсатор в телевизоре – это маленький алюминиевый торчок. Если не ошибаюсь, в шкафу в нижнем ящике их полно всяких разных.
     – Там всякого мусора полно.
     – Тащи!
     Выбрав подходящий «торчок» Борис Ильич вооружился паяльником и уверенно ткнул им в один из модулей. Запахло жженым волосом.
     – Сема, пассатижи срочно!
     – Держи.
     – Да не справа, слева подавай! Вот так… опа! Вот он, вот он.
     Он продемонстрировал Семену сгоревший конденсатор, бросил его на пол и пассатижами пристроил на место запасной. Потом еще потыкал внутрь паяльником и уверенно заявил:
     – Врубай!
     По экрану телевизора весело забегали синеватые молнии все быстрей и быстрей и слились в движущуюся картинку, из динамика донеслись мажорные балалаечные аккорды. Какой-то народный ансамбль отплясывал «Барыню».
     – Красота, Сема! Смотри, какая красота!
     – Спасибо, Борис Ильич. Как это все у вас получилось? Просто чудо!
     – Чудо, говоришь? Никакого чуда – ловкость рук и природный ум. Без ловкости и ума ни в машину лезть нельзя, ни в тело человеческое. Но ты стаканы-то доставай. Без обмывки это дело никак оставлять нельзя.
     Боже, как плохо было утром! Вернее все тем же полярным днем, но с бодуна. Семена рвало и трясло, в глазах скакали черные зигзаги, а по голове прыгало невидимое стадо. Он попробовал опохмелиться, не стал разбавлять спирт и с непривычки поперхнулся. Огненная жидкость, не разбирая пути, рванулась в трахею, носоглотку, среднее ухо и еще бог знает куда.
     Когда Семен уже прощался с жизнью, закоротившие бронхи наконец расслабились и со свистом впустили долгожданный воздух. Тогда, немного отдышавшись, он твердо решил бежать.
    
     Щелк. Семен включил телевизор. Показывали новости. Кубань – уборка зерна, Калининград – выборы губернатора, Челябинск – авиакатастрофа, вертолет запутался в проводах и упал. А вертолет-то как раз должен прилететь, он уже на стреме – ждет погоды. С ним и рванет Семен обратно в большой город, плюнув на контракт, деньги и стаж. Устроится для начала такелажником в порт, а там, глядишь, и по специальности найдет место.
     К горлу подкатил сладкий комок. Завтра все решится. Завтра, если погода не подведет. А на вахту пусть ставят кого угодно. Хоть того же Бориса Ильича – все равно ничем не занят, бездельничает да пьет. Но за телевизор ему спасибо. Показывает!
     На экране все еще шел сюжет про аварию. Камера далекого челябинского оператора рыскала по земле, выдавая в эфир обгоревшие пни и обломки металла, перемешанные с человеческими останками. С фрагмента заднего винта объектив медленно переехал на чьи-то кроссовки и по мятым брюкам скакнул вверх, нарисовав на экране незнакомое лицо со скорбными глазами.
     – Несколько слов, пожалуйста, о возможных причинах аварии.
     – Окончательно пока ничего сказать нельзя, – произнесло лицо, – но не исключаем отказ систем наблюдения с последующим столкновением, падением и взрывом. Отрабатывается также версия отравления экипажа некачественным спиртом. Вы чувствуете, чем здесь пахнет? Пахнет омерзительно этой гидролизной дрянью. Судя по запаху, они все были накачаны под самый кадык! Никто не может управлять вертолетом в таком состоянии. Вот оно и случилось. Мы будем выяснять, как их пропустил предполетный контроль. Но возможно пьянка началась уже в воздухе. Хоть и нельзя говорить о покойниках плохо, но, между нами, так нажираться на работе – это свинство, просто свинство.
     «Что за чушь он несет!» – подумал Семен, но не удивился. От безлюдья и безвременья чувства притупились.
     – А тем, кто сомневается, – продолжало лицо, – я советую, очень советую взглянуть на все своими глазами и понюхать своим носом. Милости просим!
     Камера соскочила с лица, показав опушку леса и кусок неба, потом дорогу, потом полоснула общим планом и отключилась.
     – Об остальных событиях мы расскажем вам после рекламы, – с улыбкой сообщил молоденький диктор и тоже отключился.
     Его место на экране занял приятной наружности мужчина в белом халате. Внизу появилась надпись «Владимир Бирюков – невропатолог». Мужчина начал говорить:
     – Не секрет, что все мы устаем в течение дня. Неприятности и стресс негативно влияют на нервную систему. Расслабиться и отдохнуть вам поможет спирт. Несколько десятков граммов этого замечательного продукта гарантируют вам здоровый сон и поддержку в течение следующего дня.
     По экрану поплыли радужные разводы и надпись «Остерегайтесь подделок!». Потом снова появился «Владимир Бирюков – невропатолог».
     – Мы не зря предостерегаем вас от подделок, уважаемые телезрители. Отравление некачественным спиртом – это очень серьезно. Невежество потребителя в этом вопросе просто поражает, чем и пользуются нечистые на руку дельцы. Даже некоторые медработники способствуют продвижению поддельного спирта на нелегальный рынок. А результат?! Посмотрите сами на это убожество!
     Крупный план сменился на общий. Теперь невропатолог был виден во весь рост, рядом с ним стояла инвалидская каталка, к которой бинтами был примотан человек, голова его покачивалась из стороны в сторону, взгляд ничего не выражал.
     – Посмотрите, как он омерзителен! Просто свинья! А все плохой спирт. Ну, ничего… Если, уважаемые телезрители, вы нам поможете, мы справимся с этим бедствием. Можете принять участие прямо сейчас.
     Владимир Бирюков достал из кармана молоточек для проверки рефлексов и тюкнул в лоб человека на каталке.
     – Так ты скажешь, где его взял?
     Тот что-то промычал, продолжая покачивать головой.
     – Скажешь, гад, – протянул сквозь зубы невропатолог и нанес второй удар в средину лба.
     Человек снова замычал.
     – Скажешь, гад… скажешь, гад… скажешь, гад…
     Удары сыпались один за другим, во лбу алкаголика появилось углубление.
     «Но почему нет крови?» – снова подумал Семен – «Нереально как-то все. Одним словом – реклама.» Он хотел переключить на другой канал, но вспомнил, что других каналов нет и посмотрел в окно, в разрезанный рейками квадрат плоского серого неба. С кровати не было видно болота, но при желании он описал бы его в деталях, врезавшееся в память и опостылевшее. К горлу опять подкатил комок. Когда же прилетит этот чертов вертолет?! Надо ждать. Смотреть телевизор и ждать. Господи, как холодно!
     «Ба, да это же наша точка!» Несколько домиков, выстроенных в улицу, действительно были до ужаса знакомы. «А это наши собаки – твари проклятые.»
     – Вы не ошиблись, уважаемые телезрители, это как раз то самое место. Не бойтесь собак, они вас не тронут. В прошлом выпуске нашей передачи мы рассказывали вам о подпольных торговцах фальшивым спиртом. Сегодня мы приглашаем вас принять участие в операции по уничтожению одного из них. Смотрите внимательно, старайтесь ничего не пропустить!
    
     – Борис Ильич?
     – Сема?!
     Для полярного лета Семен выглядел довольно странно. В одном белье, босиком он стоял на вечной мерзлоте. Цветные трусы трепыхались на ледяном ветру, дувшем с моря.
     – Все кончено, Борис Ильич. Вы попались.
     – Семен, ты что, совсем сдурел? Ключ-то опусти!
     Но Семен крепко держал в руках орудие ликвидации – огромный гаечный ключ, до сей поры валявшийся у него под кроватью.
     – Семен, ты… это…
     Ключ просвистел прямо над черепом, едва не раскрошив фельдшеру висок. Уворачиваясь, Борис Ильич поскользнулся, упал на спину и заорал громко, как никогда в жизни.
    
     Вертолетчики спешили, в любой момент погода могла испортиться. Командир экипажа принимал груз, мельком заглядывая в опись.
     – А где больной?
     – Здесь больной, командир.
     Борис Ильич подпихнул вперед Семена, одетого в длинную не по росту телогрейку, рукава которой были наскоро пристрочены к бокам.
     – Командир, ты своим скажи, чтоб поглядывали на него.
     Командир оценивающе посмотрел на Семена, заглянул в сонные, безразличные глаза.
     – Дурканулся, что ли?
     – Ага. Я ему седуксена вколол, так что он пока смирный. Ты проследи, чтоб его по адресу доставили. Может, еще оклемается – ведь молодой совсем.
     – Хорошо.
     – Ну пока, Сема, – фельдшер похлопал Семена по плечу и отошел на безопасное расстояние, чтобы проводить вертолет, помахать рукой вслед и проследить, как он скроется за далеким горизонтом.
    
     На окраине большого города, в зеленом скверике, огороженном четырехметровой металлической сеткой, в просторной деревянной беседке Семен рассказывал свою нехитрую историю. Он уложился в пять минут, но слушатели, соскучившиеся по свежей информации, хотели подробностей.
     – Так ты, Семен, сразу оттуда на вертолете и улетел? – спросил один из них.
     – Не было никакого вертолета. Жду до сих пор. Погода, сами знаете…
     – Вот тебе раз! А как же ты здесь оказался?
     – Здесь, это где?
     – Да, ясно где! – развеселились слушатели.
     – А кто вам сказал, что я здесь? Нет меня здесь. Здесь меня по телевизору показывают, и вас тоже.
     Семен нахмурился и замолчал. Ну что за дураки! Простых вещей не понимают. Когда-нибудь он наконец улетит – не век же быть плохой погоде. А телевизор пускай показывает, все равно делать нечего. Выключить-то его проще простого – щелкнуть по кнопочке и все. Куда вот только Борис Ильич кнопочку подевал, пьяница несчастный? Что-то нигде не видно… Ну и шут с ней! И с телевизором тоже – пусть работает.