- Мам, ты купишь мне игрушку? – спросила голубоглазая девочка в зеленой курточке. Она сидела возле окна троллейбуса с матерью – женщиной лет сорока. Мать одета в кожаное пальто, на голове – платок, вроде тех, что носят цыгане.
     За окнами вечер. В троллейбусе совсем немного людей.
     Голос из динамика объявляет остановку. Двери открываются, заходят и выходят люди.
     Женщина не отвечает девочке, и та продолжает ее теребить:
     - Мам, я хочу игрушку! Купи мне игрушку!
     «Осторожно, двери закрываются, - слышится из динамика записанный на магнитофон голос. – Следующая остановка…».
     Но за секунду до закрытия средней двери к ней устремляется парень с кавказской внешностью и успевает выпрыгнуть. Похожий на него человек с небритым лицом одновременно выпрыгивает из задней. Я слышу испуганный женский вопль:
     - Сумка! Он оставил здесь сумку!
     Двери закрываются, и троллейбус трогается вперед.
     Взрыв. Все исчезает в оранжевом огне.
    
     Я вздрогнул и проснулся. Рывком сел на кровати. Пот течет по мне липкими струйками.
     Впервые я увидел этот сон две недели назад. Потом он снился мне через ночь.
     В первый раз он был таким же ярким, как сегодня. Потом были лишь отрывки. Блеклые, размытые.
     И вот теперь я увидел его снова. От начала до конца. Словно сам побывал там.
     Значит, это произойдет сегодня, - подумал я. - Страшный взрыв, который унесет жизни людей.
     Я встал с кровати и пошел в душ. После на кухне сотворил себе яичницу с колбасой и кофе. Пока я мылся, а затем избавлялся от рутинного голода, терзающего меня по утрам, у меня было время поразмыслить над тем, что мне приснилось.
     Я – ясновидец, и меня часто посещают видения. Иногда они яркие, иногда – туманные и расплывчатые, так что приходится анализировать ситуацию и блуждать в лабиринтах своего разума, сопоставляя различные детали и нюансы, чтобы точно определить, где именно произойдет то, что я увидел. Мои способности помогают Отделу МВД по борьбе с терроризмом и, как правило, неплохо оплачиваются, что просто прекрасно, учитывая, что ничем другим я не занимаюсь. Ни к чему другому у меня просто нет таланта. Я абсолютно бездарен в иностранных языках (несмотря на то, что в свое время окончил немецкое отделение МГЛУ) и в столь востребованной ныне экономике. Никудышний из меня и оператор ПК, хоть я и ходил на курсы.
     Так что мой дар ясновидения, проявившийся через несколько лет после окончания университета, в буквальном смысле спас мне жизнь, позволив мне худо-бедно кормиться и спасать жизни других, сообщая о моих видениях в Отдел.
     Казалось бы, человек на моем месте должен быть счастлив. Или хотя бы доволен. Увы! Уверен, что будь я хотя бы первоклассным столяром, то мог бы наслаждаться жизнью гораздо больше.
     Попробую объяснить. Я видел множество терактов до того, как они происходили. Но, как потом выяснялось, Отдел реагировал далеко не на все.
     Они объясняли это тем, что, мол, люди умирают ежеминутно по всему миру. Спасать всех – невозможно в силу объективных причин: отсутствие средств, специально подготовленных кадров и т.д. Нередко и – отсутствием желания, - заканчивал я за них. К тому же сфера деятельности Отдела ограничена московской областью. А на практике, как правило, – просто Москвой, где я в данный момент и обитаю в своей однокомнатной квартире, не шикарной, но приличной и чистой.
     Мои способности провидца кажутся мне иногда даром Высших Сил, но чаще я думаю о них, как о проклятии. Видеть страдания и гибель людей и быть не в состоянии помочь – это настоящая мука.
     Отдел реагирует на три случая из пяти, о которых я сообщаю. Чаще всего они сами просят «мысленно прощупать» будущие события, вроде демонстраций, народных гуляний, театральных- и кинопремьер – в общем, мероприятий, во время которых велика вероятность терактов.
     Я не знал, как поступить со своим сном. Взрыв, что я видел, должен был произойти в каком-то троллейбусе, в котором, кстати, было совсем немного людей. С точки зрения Отдела – мелкая рыбешка. И слушать не станут. К тому же троллейбус все время в движении, да и какой именно троллейбус? Ни его номера, ни улицы, на которой случится взрыв, у меня нет. Так что идти с этим в Отдел... не стоит.
     Но почему-то этот сон целых две недели не давал мне покоя. Где-то глубоко, на самом дне моего сознания поднималось чувство, что этот сон – очень важен. Это явно будет не просто взрыв. Чувство крепло и, подобно черному пятну, расползалось во все стороны, угрожая заполнить мозг.
     Чтобы собраться с мыслями, я сделал еще кофе.
     Допив его и сложив посуду в раковину, я отправился на прогулку. Свежий воздух всегда помогает мне думать. К тому же – на дворе тепло, сентябрь, всюду – залитые золотом и багрянцем деревья. Это время года создано для прогулок.
     Как бы я ни старался найти объяснение своему сну, в голову ничего не приходило. Лезли какие угодно мысли, только не те, что нужно. Это словно, когда садишься в первый раз медитировать, пытаешься очистить сознание, но природа пустоты не терпит, и голова заполняется обрывками мыслей, образами, знакомыми мелодиями. В итоге сам не замечаешь, как следуешь за какой-то конкретной мыслью, как по тропе, а понимаешь это, когда ушел уже довольно далеко, и вся медитация насмарку.
     Я шел по дорожке, по обе стороны которой стояли лавочки. Слева перед белой стеной Новодевичьего монастыря раскинулся небольшой покрытый травой пустырь. Пара тропинок пересекали его, словно две линии на руке. Справа, там, где неспешо текла Москва-река, ветерок доносил до меня запах влаги.
     Дойдя до ближайшей скамейки, я опустился на нее и откинулся на спинку. Затем достал из куртки телефон и набрал номер главы Отдела по Борьбе с Терроризмом.
     - Да, - ответил мне суровый голос.
     Этот низкий баритон в который раз моментально обрисовал мне своего владельца. Не только потому, что я уже много раз с ним встречался. Когда он впервые позвонил мне на следующий день после взрыва Башен-близнецов, я представил его в точности, каким он был при первой нашей встрече в его большом, но пустоватом кабинете.
     Валерий Гершин был высоким человеком с волевым лицом и мрачными серыми глазами. Три года он прослужил в Чечне. Он ушел на войну веселым парнем, а вернулся совсем другим. Война отучила его смеяться, оставив лишь редкую мрачную улыбку. А еще он вернулся в твердой уверенности, что в мире нет ни Бога, ни добра, ни настоящей любви. Именно поэтому у Гершина нет семьи. Только друзья, ибо дружба – это единственное, во что он продолжал верить.
     «Вы, Евгений, - часто повторял он мне, затягиваясь сигаретой и выпуская дым в экран компьютера у себя за столом, - единственное исключение. В ваш дар я верю. Но этот талант только ваш, и вы им обладаете от природы. Вы – не экстрасенс, и не ясновидящий. Нет никого наверху, кто вам помогает. У вас просто есть свойство, которого нет у других. Возможно, в будущем люди научатся развивать в себе ваш дар. В Средние века мало кто использовал логику в познании мира, тех людей называли провидцами и мудрецами. А сейчас этим неосознанно пользуется каждый второй».
     - Валерий Петрович, - сказал я, чувствуя, как ветерок с Москвы-реки мягко обдувает мне лицо, - добрый день. Сегодня для меня что-нибудь есть?
     Этой незатейливой фразой он велел мне маскировать вопрос – «нужна ли вам сегодня моя помощь?». Опасения Гершина понятны – меня может кто-нибудь «перехватить» и тогда пиши пропало. В людях вроде меня заинтересованы как западные спецслужбы, так и террористы, которые не хотят, чтобы их планы сорвались, и даже просто «новые русские», которым хочется, чтобы их «поразвлекал ясновидящий». У их ребят плечи не уже, чем у солдат спецназа, а мне – простому интеллигенту без мышц и черного пояса по ай-кидо этого будет достаточно.
     - Здравствуйте, Евгений, - ответил мне Гершин на другом конце провода. Затем отстранился от трубки и что-то сказал стоящему рядом. В ответ прозвучало что-то неразборчивое. – Сегодня ничего не намечается, кроме премьеры Фауста во МХАТе. Вечером в 19.00. Я вас прошу – прощупайте это событие. Там будут важные люди, журналисты, политики, вы понимаете…
     - Да, конечно. – У меня перед глазами вновь появился троллейбус, который я видел во сне каждую ночь две недели подряд.
     «Осторожно, двери закрываются…» - вещает голос из динамика.
     Кавказец успевает выпрыгнуть сквозь закрывающиеся створки двери. Через заднюю –выпрыгивает второй.
     Взрыв.
     - Евгений, вы меня слышите?
     Я шумно выдыхаю и провожу рукой по взмокшему лбу. Сон реален даже сейчас. Никогда еще я такого не чувствовал.
     - Евгений? – В голосе Гершина звучало беспокойство. Меня это взбесило. Ведь он беспокоится не за меня – а за мое «ясновидение». Будь я обычным человеком, он бы меня в упор не видел.
     - Все хорошо, Валерий Петрович, - сказал я через силу. – Просто задумался.
     - А, ну хорошо. Позвоните, как только у вас что-нибудь будет.
     - Договорились.
     - Спасибо.
     Я нажал на отбой. Откуда это чувство бессилия и досады? Будь у меня в руке не сотовый, а какой-нибудь стакан, я бы разбил его об асфальт.
    
     Я шел по траве, хмуро глядя перед собой. Передо мной словно две чаши весов. На одной – премьера во МХАТе, где соберется «цвет общества», изысканнейшие люди города, политики, журналисты, которые позже осветят это событие в газетах. На другой чаше весов – троллейбус из моего сна. Я видел, как каждая чаша стремилась опуститься, но обе оставались на месте, ни одна не сдвинулась.
     На премьере во МХАТе будет множество людей. «Прощупать» этот вечер на предмет опасности – мой долг. К тому же, я ни в коем случае не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. На другой чаше весов – сон, который не дает мне покоя.
     Мой долг и мое желание борются между собой. Ни одно не может победить, но и не уступает. Если я не прощупаю сегодняшнюю премьеру «Фауста», может случиться непоправимое, а я обязан использовать свой дар, чтобы спасать людей. С другой стороны, если я не разгадаю этот проклятый сон, я, возможно, никогда не найду покоя.
     Что же делать, черт побери?
    
     Я и не заметил, что сижу на траве, привалившись спиной к дереву. От тягостных размышлений мой мозг стал погружаться в дрему. Голова отяжелела.
     Кофе, сказал я себе, встряхнувшись и открыв глаза. Нужно добраться до ближайшей кофейни и прочистить мозги. Потом решу, что делать.
     Я встаю. Метро здесь недалеко. Доеду до Охотного Ряда, там есть кофейни.
     Я делаю несколько шагов вперед, и вдруг на меня обрушивается это.
     Видения редко приходят с болью настолько сильной. Голову сдавили чьи-то могучие руки, а потом – ярчайшая вспышка света. И вот – я совсем в другом месте. Вернее, вижу его.
     Предметы и лица проносятся, как в тумане.
     Все медленнее и медленнее… Я различаю детали…
     Всюду стеллажи с книгами, множество людей. Картинка приобретает обычный ракурс, проясняется.
     Я – в книжном магазине. Я отчетливо его узнаю, но память заклинило, и не могу вспомнить название. На лицах людей улыбки. Усы, брови, тоненькие, изящные губы. Глаза женщин в обрамлении длинных ресниц с пытливыми и пораженными взглядами. В центре сидит человек, чье лицо мне знакомо, но я не могу вспомнить кто он. Он подписывает книги подходящим по очереди людям.
     Боль разрывает мне голову пополам. Мышцы деревенеют. Особенно ноги. Стоять все труднее.
     - Который час? – спрашивает кто-то. Голос звучит, словно эхо.
     У меня язык не шевелится, но за меня отвечает кто-то другой:
     - Половина первого.
     Половина первого, думаю я, тут же вспоминая, что сейчас утро, где-то около одиннадцати.
     - Что это там в углу? – спрашивает вдруг, кокетливый женский голос. До этого девушка смеялась, но ее смех вдруг оборвался.
     У меня внутри все леденеет.
     - Бомба!
     - Все из магазина! Быстро! – орет кто-то хриплым голосом.
     Вспыхнула паника. Крики отчаяния, топот множества ног.
     Картинка вновь задернута туманом, словно кто-то сдвинул передо мной полупрозрачные шторы.
     Меня пронзает чудовищная усталость. Видения отнимают много сил – чем ярче, тем больше.
     Ноги подкашиваются, и я падаю на траву. Вслед за мной летит грохочущее эхо. Взрывной волной из витрин выбрасывает осколки стекла. Они накрывают дождем асфальт и разбегающихся в панике людей.
     Десятки, а может, сотня человек – мертвы.
     Когда это кончится? И когда я перестану это видеть?
     Обычные глаза можно закрыть. Но третий глаз – не закроешь. И вырвать его нельзя, как бы ни хотелось.
    
     В голове туман, в висках стучит кровь. Я делаю чудовищное усилие и становлюсь на колени. Начинаю медленно подниматься.
     Рядом раздается брезгливое:
     - Ты смотри, уже нажрался!
     - И возле монастыря, - с упреком добавил голос молодой женщины. – Эти алкаши совсем распоясались!
     Я пытаюсь встать, меня шатает от слабости.
     - Пошли быстрее, - снова слышится голос. Судя по деловым ноткам какой-нибудь менеджер в костюме. – Мне надо на встречу, а потом я хочу еще забежать в книжный.
     - Зачем? – спрашивает женщина.
     - Олег Писарев презентует новую книгу.
     - Ух, ты! Я тоже пойду. В каком магазине-то?
     - В «Селене».
     Мне, наконец, удалось встать на ноги. Я добрался до росшего рядом тополя и держался за него, пока не пришел в себя.
     «Селена», - с облегчением вспомнил я. Точно. Это «Селена». И автор – Олег Писарев. Надо позвонить Гершину.
     Моя рука потянулась во внутренний карман куртки, как вдруг меня грубо схватили за плечи. Передо мной двое парней в кожаных куртках. Третий держит меня сзади. Не знаю, откуда они взялись, секунду назад их не было.
     Волосы коротко острижены, в глазах – наглость и уверенность в своей силе. Один высок и худ, как жердь. Второй – пониже, плечи, наверное, шириной в Триумфальную арку.
     Это уже не видение.
     Парни быстро оглянулись. Немногочисленные прохожие идут в стороне. Мужчина в светло-сером плаще выгуливает овчарку.
     Высокий повернулся ко мне и с размаху ударил в живот.
     У меня перехватило дыхание, я согнулся, судорожно хватая ртом воздух.
     - Давай быстрее, - слышу я.
     Второй, тот, что пониже, взял меня за шиворот и заставил распрямиться. Рука проворно нырнула во внутренний карман.
     - Что там у него? – спросил высокий.
     - Паспорт и телефон. – Низкорослый вытащил оба предмета и стал рассовывать по карманам. – Бумажник.
     Денег у меня там немало, тысяч пять.
     Паспорт он, поколебавшись, сунул обратно мне в карман.
     Третий, что держал меня сзади, для верности ударил меня о дерево. Я успел повернуть голову, удар пришелся на скулу. В голове загудело, перед глазами вспыхнули разноцветные круги.
     - Эй, вы! – раздался вдруг окрик.
     Грабители обернулись. К ним быстрыми шагами приближался тот самый мужчина в светло-сером плаще. Ему за сорок, в шляпе. Мужественное лицо с густыми бровями. Рядом с ним бежит овчарка, сосредоточенный взгляд собаки направлен на хулиганов.
     - Оставьте человека в покое! – крикнул мужчина. От быстрой ходьбы полы его светло-серого плаща развевались вокруг ног.
     - Уходим, - процедил высокий хулиган, кивая товарищам. Он схватил меня за воротник куртки и рванул меня к себе. Колено врезалось мне в живот.
     Меня снова согнуло. Я медленно осел на траву.
     Грабители бросились прочь.
     Мужчина подбежал ко мне. Его собака уже полным ходом преследовала ограбившую меня троицу, однако хозяин свистом ее отозвал.
     Сам он присел возле меня на корточки.
     - Как вы? – задал он дурацкий вопрос. – Они что-нибудь забрали?
     Стиснув зубы от боли, я кивнул.
     Укоризненно качая головой, мужчина смотрел в ту сторону, куда убежали грабители.
     - Ничего, - начал было он, посмотрев на меня, - главное, что вы живы и…
     Я поднял голову и посмотрел на него.
     - Который час?
     Он уставился на меня, но затем все же посмотрел на часы.
     - Одиннадцать тридцать. – Его голос был полон недоумения, словно он хотел добавить: «Какая тебе разница? Тебя едва не убили, а ты спрашиваешь про время». Но больше он ничего не сказал. Подбежала овчарка и шумно принялась меня обнюхивать.
     В другое время я бы с ней поиграл, люблю собак, но сейчас мой мозг занят совсем другим.
     Осталось полчаса, чтобы предупредить Гершина. И пока он доберется до «Селены» - еще полчаса. Надо спешить.
     - У вас есть телефон? – спросил я хозяина овчарки, устало глядя на него. – Мой забрали.
     - Да, - сказал тот, все еще не понимая, почему я не зову милицию и не жалуюсь на грабителей. – Только от него сейчас мало толку. Там почти нет денег, я собирался положить после прогулки с Василисой. – Мужчина кивнул на овчарку. Она что-то нюхала в траве в нескольких шагах от нас.
     - Позвольте мне все-таки попробовать, - настаивал я. – Мне очень нужно.
     Мужчина критически оглядел мою кожаную куртку, любимые старые джинсы с лохмотьями на щиколотках. Рубашку навыпуск. Затем все же протянул старенькую «Моторолу».
     На телефонные номера у меня всегда отличная память. Быстро набрав номер Гершина, я приложил трубку к уху, но оттуда уже неслось монотонное: «Сумма на Вашем счете недостаточна...». Сжав зубы от злости, я вернул телефон.
     Хотелось ругаться последними словами. Сегодня вторник, 20 сентября, но события развиваются, словно сегодня пятница 13.
     ххх
    
     Как трудно порой бывает в наш век высоких технологий раздобыть самые элементарные вещи. Мне позарез необходим телефон. Сотовый, стационарный – любой. Он необходим мне, а еще больше – людям, которые через сорок минут погибнут в книжном магазине. Если я не смогу связаться с Гершиным произойдет непоправимое, и вина тяжким грузом будет висеть на мне. Чтобы там ни говорили бывалые люди, даже после различных заверений себя, что виноват не ты, а обстоятельства, что ты делал, что мог; когда стараешься загнать поглубже мысли, что по твоей вине кто-то погиб или чья-то жизнь разлетелась на куски, как самолет при ударе о землю, все равно в минуту одиночества или когда напьешься, воспоминания разъедают тебя с утроенной силой. Одиночество и алкоголь этому даже способствуют. Уже много раз Отдел должным образом не реагировал на мои видения, в которых гибли где-нибудь в подворотнях женщины или кого-то грабили, насиловали, иностранцев били ножами. Я все это видел. И максимум, что я мог сделать – это сообщать «куда следует».
     Но Гершин мне говорил: «Вы должны понять, Евгений всех спасти невозможно.
     Мы делаем все, что в наших силах, но всегда кто-то будет гибнуть ночью в подворотнях, всегда где-то будет намечаться сразу несколько терактов, один – важнее, на который мы бросим все силы, а на другие – не останется. И вы себя не мучьте. Выбрасывайте лишние видения из головы. Фильтруйте вашу мозговую почту. Нужное читайте до конца, а спам – пробежали глазами, и – в корзину».
     Частично это отношение Гершина стало передаваться и мне – в моем положении приходится хвататься за любую соломинку, но очень часто воздвигнутая мною плотина прорывается, и на меня с ревом несется поток угрызений совести.
     Телефон. Полцарства за телефон!
     Я видел на углу у кинотеатра автомат, но у меня нет карточки. Никогда не звоню с улиц по автомату.
     В кофейне, где я при иных обстоятельствах расслабился бы с чашкой кофе, меня вежливо послали подальше. Телефон – только для работников заведения.
     Бегу по Тверской вперед и смотрю на электронные часы над входом в Телеграф.
     11.45. До взрыва – сорок пять минут.
    
     Вокруг меня люди, идущие по своим обычным делам. Кто-то с зонтиками, я и не заметил, что моросит дождь.
     Прошла девушка. Болтает с кем-то по телефону. Наверное, со своим парнем. Красивая...Черт, сейчас не до девушек.
     Я бегу, а люди смотрят на меня, как на больного. Многие говорят, орут в телефоны, смеются.
     Меня посетило озарение. Простое, внезапное, но своевременное. Оно подлое и дурно пахнет, в других обстоятельствах я бы никогда такого не сделал. Но люди, чью жизнь вот-вот унесет взрыв, мне дороже.
     Навстречу мне идет представительный мужчина лет тридцати-пяти в костюме. В одной руке дипломат, другой он держит у уха телефон и о чем-то оживленно говорит. Наверное, обсуждает новую сделку.
     Подбежав к нему, я ударил его по глазам и выхватил мобильник.
     Меня несколько раз пытались остановить, хватали за руки, но я благополучно ускользал. От одного преследователя я бросился на проезжую часть, и перебежал дорогу прямо перед идущим на полной скорости грузовиком. Преследовать отстал.
     Я остановился на островке безопасности и набрал номер Гершина. Мимо с обеих сторон с ревом неслись машины.
     Часы на дисплее телефона показывали 11.53. Времени почти не осталось. Если я успею предупредить Гершина, он сможет позвонить в «Селену» и сказать, чтобы они выставили всех покупателей.
     Номер занят. Только этого не хватало.
     Набираю заново. Опять короткие гудки. Проклятье!
     Я обернулся. На той стороне улицы, у телеграфа бизнесмен, у которого я «одолжил» телефон, говорит с двумя милиционерами, яростно тыча в меня пальцем.
     Честное слово, перейду дорогу и верну ему телефон, как только дозвонюсь.
     Я нажал кнопку перенабора – занято.
     Меня медленно пробирал страх. Я снова нажал кнопку вызова. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Еще лучше!
     Я обернулся – ко мне через дорогу идут те самые двое милиционеров.
     Они показались мне двумя моисеями, переходящими Красное море – чтобы добраться до меня, им пришлось остановить широкий и бурный, как горная река, поток машин.
     Сзади на тротуаре стоит бизнесмен и нетерпеливо ждет, пока меня схватят.
     Милиционеры приближались.
     Я побежал вперед по полосе безопасности. Транспорт снова двинулся, мимо в опасной близости проезжают автобусы, легковые, грузовики. Легкое отклонение в сторону, и меня размажет по асфальту.
     Справа от меня идет грузовик. Грязные колеса, темно-зеленый брезент на кузове. Кузов сзади открыт. Вот он – мой шанс.
     Я бегу быстрее и хватаюсь за борт кузова. Подтягиваюсь. Теперь я внутри.
     Грузовик пошел быстрее.
     Мои преследователи остановились. Оба тяжело дышат.
     Один из них вытащил рацию и стал в нее что-то говорить, прищурившись и всматриваясь в уносивший меня грузовик. Ставлю что угодно – он пытался рассмотреть номера.
    
     12.10.
     Грузовик застрял в пробке. Я сижу на полу кузова, стараясь, чтобы меня не было видно снаружи. Больше всего я боюсь, что милиция возьмет меня прямо сейчас.
     12.12.
     Грузовик проехал еще метров пять. И снова встал.
     Отставив скрытность, я выглянул из кузова. Вот китайский ресторанчик. Вон аптека. До «Селены» рукой подать.
     Но вдруг по дороге я попаду в руки милиции? Что если я выпрыгну, и пробка, как это часто бывало раньше, тут же рассосется? Ненавижу выбирать из двух одинаково плохих вариантов.
     Но я все же принял решение. Больше шансов, что пробка здесь все же надолго.
     Я перелез через борт и спрыгнул на асфальт прямо перед стоящим сзади «BMW».
     Пробравшись меж машин, я выбрался на тротуар и торопливо зашагал вперед.
     Вены у меня на висках отчаянно пульсируют, от нервного напряжения разболелась голова. Целая Тверская застрявших в пробке машин сигналит не переставая. Надрывные высокие звуки впиваются мне в мозг, словно осколки стекла.
     12.17.
     Я побежал. Черт с ней с осторожностью.
     12.22.
     «Селена» всего в нескольких метрах.
     Но тут я замечаю вокруг входа в магазин желтую с черной полосой ленту заграждения. Стоят люди в черной форме с тремя большими желтыми буквами на груди и спине – МВД.
     У меня вырывается вздох облегчения. Каким-то образом теракт предотвращен. Люди спасены. Слава Богу!
     Я вытер со лба пот. С плеч словно скатился огромный камень.
     На другой стороне улицы – поодаль от заграждения, ближе не подпускают оперативники – столпились люди. Все с напряжением следят за происходящим у магазина.
     Из магазина саперы осторожно выносят небольшой пакет и несут к черному фургону. Лица у них веселые, они разговаривают, шутят. Верный признак того, что бомба обезврежена. Теперь шутками они стараются снять напряжение. Сейчас положат пакет с обезвреженной бомбой и закурят.
     Я такое уже видел несколько раз. Они – как студенты после экзамена.
     Я делаю глубокий вдох, с облегчением выдыхаю. До метро недалеко, поеду домой. Или, может, все-таки сначала заскочить в кофейню? Я уже сегодня весь день собираюсь, но все время что-то отвлекает.
     Да, решил я. Выпью чашку или бокал, или как там называется то, в чем они подают кофе. Съем яблочного торта.
     Внезапно меня кто-то хватает сзади за руки. Что за черт?!
     Я пытаюсь вырваться, но двое крепких парней в кожаных куртках с милицейскими погонами держат меня мертвой хваткой.
     - Тихо, тихо, - грубо советует один. – А то пришьем сопротивление при задержании.
     Меня отвели к стоящему чуть поодаль от магазина уазику.
     Милиционер держит мне заломленой руку и одновременно обыскивает. Второй стоит рядом на случай, если я попытаюсь удрать. Но рука моя крепко вывернута, лишнее движение, и она треснет.
     - Чист, - сказал товарищу милиционер, что меня обыскивал. Видя, что я не сопротивляюсь, он отпустил мою руку. – Даже бумажника нет. Ничего, кроме паспорта и телефона, который он украл.
     Второй кивнул. Он смотрел на огороженную ярко-желтой лентой «Селену» и стоявших возле нее оперативников. Ленту уже снимали, люди садились в фургоны.
     - Послушайте, - сказал я, пытаясь повернуться к милиционеру, что держал меня. Но он снова заломил мне руку, и я ощутил как от кисти до плеча пробежал мощный разряд боли. – Я вам все объясню, - проговорил я, стискивая зубы, пытаясь задавить боль. - Я украл телефон у того типа в костюме, потому что знал о взрыве. Мой телефон сегодня утром украли, а мне необходимо было позвонить. Предупредить о взрыве, понимаете?
     - Да что ты? – насмешливо бросил мент, что стоял рядом. – Откуда же ты знал о взрыве? Сам его организовал, а в последний момент передумал?
     - Да не. Он – ясновидящий, - веско заявил другой, ослабляя зажим на моей руке. – Он все это предвидел и хотел предупредить, ведь так?
     Я молчал. Теперь эти власть имущие начнут издеваться.
     - Только вот спорю, что собственный арест он предвидеть не мог, - с иронией сказал заламывавший мне руку. - Все ясновидцы на этом горят.
     Второй милиционер с усмешкой кивнул.
     - Так-то вот. Лучше быть нормальным человеком. Целей будешь. И никто тебя не арестует. – Он открыл передо мной дверцу УАЗа и сказал: - Лезь давай, …ясновидец.
     Я уже поставил ногу внутрь салона, как вдруг у меня за спиной раздался голос:
     - Подождите.
     Я обернулся. Возле УАЗа стоял человек в незастегнутом сером плаще поверх костюма. Мои губы разошлись в улыбке. Второй раз за сегодняшний день я облегченно вздохнул.
     Гершин ничего не стал объяснять милиционерам. Просто показал им удостоверение и кивнул на меня. Мой «патрон» выглядел усталым. Я его понимал. Работа, как у него, располагает к постоянной усталости.
     С меня сняли наручники, но извинений традиционно не последовало.
     Я в двух словах объяснил Гершину, как и для чего я раздобыл телефон. Он нахмурился, а затем взял его у меня и отдал милиционерам.
     - Верните владельцу, - сказал он. А мне: - Пойдемте, Евгений.
     Его «нисан» был припаркован на другом конце улицы. Мы шли молча.
     Гершин курил, а я раздумывал о том, что хорошо бы послать подальше свой дар ясновидения и заняться чем-нибудь другим. Хотя бы улицы подметать. Или вспомнить свой немецкий. Насиловать себя, но ясновидением больше не заниматься.
     Только удастся ли мне это? Сомневаюсь.
    
     Домой я возвращался поздно. После долгого разговора Гершин меня отпустил.
     Прежде чем отправиться домой, я все-таки зашел в кофейню. Пил кофе, глинтвейн, грог. Но мой мозг отказывался пьянеть. Единственно, что он мне дал в обмен на алкоголь, – это чувство отстраненности от всего происходящего вокруг.
     Я спустился в метро и купил билет. Поезд шел только половину пути. Потом пассажиры вышли и стали ждать следующего.
     Я отправился на улицу. Ехать в метро больше не хотелось.
     Я спросил какую-то женщину, как доехать до своей улицы, и она назвала мне номер троллейбуса. Что ж, троллейбус, так троллейбус.
     Уже стемнело, людей в троллейбусе совсем немного.
     Я сидел у окна и смотрел, как мимо неспешно мелькает ночной город в огнях.
     Я снова задал себе вопрос, смогу ли забыть о ясновидении, перестать спасать и предотвращать. Из глубины моего сознания тут же всплыл ответ – нет.
     Видимо, помимо отстраненности от окружающего мира, мозг позволил мне быть честным с самим собой.
     Передо мной сидела женщина с девочкой. На девочке зеленая куртка и джинсы. Мой взгляд на секунду задержался на ее ярко-темно-синих, как вечернее небо, глазах. Ее мать своим ярким платком на голове напоминает цыганку, не смотря на то, что одета в кожаное пальто.
     Я снова смотрю в окно.
     - Мам, ты купишь мне ту игрушку из магазина? – спрашивает девочка.
     Голос из динамика объявляет остановку. Двери открываются, начинают выходить и входить люди.
     Женщина не отвечает, и девочка продолжает ее теребить:
     - Мам, я хочу игрушку! Купи мне ту игрушку!
     Меня вдруг словно кто-то дергает. Я поворачиваюсь и смотрю на девочку. На ее глаза, ее платье. Отстраненность стремительно улетучивается.
     Мои глаза расширяются от внезапного осознавания происходящего.
     «Осторожно, двери закрываются, - слышится из динамика записанный на магнитофон голос. – Следующая остановка…».
     Я знаю, что сейчас произойдет. Дверь – совсем рядом. Но я не могу встать. На меня напал нервный ступор, я словно приклеелся к сидению.
     Я лихорадочно вскидываю голову и смотрю вперед – двери одним прыжком достигает невысокий небритый парень-кавказец. Из задней двери справа от меня тут же выпрыгивает второй.
     Двери закрылись. Троллейбус трогается.
     Я, наконец, могу двигаться, но уже поздно.
     Испуганный вопль какой-то женщины:
     - Сумка! Он оставил здесь сумку!
     Оглушительно гремит взрыв. Все исчезает в оранжевом огне.
     Меня охватывает волна невыносимой боли. В последнюю секунду мелькнула страшная, отрезвляющая мысль: я мог предвидеть сотни чужих смертей, но только не собственную.