Донесение 19
     Второе предисловие, скучное и невразумительное
    
     862 год. Международная обстановка на севере Европы была тогда напряжённой. А когда она была другой? Злобные чудовища, там и сям порождаемые растущим народонаселением, теснились в непрестанных обидах и претензиях, норовили побольнее цапнуть, придушить, пнуть конкурента. Хотел сказать: друг дружку, да подобрал иное определение. Друзей и дружбы здесь нет и быть не может. Союзы, унии, дипломатические реверансы, заверения – этого сколько угодно. Ополчились вдвоём, втроём на менее расторопного бедолагу, заклевали, задолбали, вытолкали на какие-нибудь безжизненные скалы, а то и вовсе изничтожили. Короткая передышка, чтобы зализать раны и прикинуть, чем заняться дальше. В смысле, с какого бока сподобиться куснуть благодушно расслабленного недавнего союзника.
     Дорожка на восток была уже протоптана: изгои, которые не нашли своего места в цивилизованном обществе, кляня горькую долю, брели тоскливой чередой туда, где биологическому виду homo sapiens обитать по определению не предназначено. Но попытаться кое-как выжить, уподобившись потерявшим человеческий облик весям, мерям, муромам и прочим чухонцам, можно. В их натужном существовании нет никакой отрады. Дремучие леса, топкие болота, свирепая мошкара, неуживчивое лесное зверьё. Голод. Непрестанно сосёт под ложечкой. Никакое культурное растение, дающее прокорм человеку, расти и плодоносить здесь не хочет, даже если регулярно зачищать участок от нагло ползущей со всех сторон местной флоры. Фауна, на которую способен охотиться ты, а не она на тебя – тощая и костистая, воняет болотом. Холод. Даже лето, которое здесь вдвое короче, чем в цивилизованном мире, редко радует нормальной погодой. Выглянет солнышко из-за серых туч, покрасуется некоторое время для проформы, зевнёт от непроглядной местной тоски, да отправится восвояси. Весна и осень такие, как зима там, на родине. Зима – пять месяцев в году. Мёртвая планета, скованная космическим холодом, погребённая под слоем снега – вот тамошняя зима…
     Тем не менее, они там живут. Все немыслимые тяготы такого существования компенсируются одним огромным плюсом: до их скромных поселений пока не добралось злобное чудовище. Конечно же, исправить это упущение – вопрос времени.
    
     Ну, вот и оно, едва сформировавшееся, неуклюжее отродье, изгой среди себе подобных, взяло курс на восток. Понятно, что не от хорошей жизни. И разумеется, для материализации плана экспансии потащило за собой определённую человеческую массу.
     Путь не был устлан розами. Бестолковые веся, меря и муромы на своих землях хайвеев и автобанов не строили. Наоборот, непролазную чащобу усугубляли частоколами засек и волчьими ямами, видимо не очень радуясь грядущему приходу благ цивилизации. С каждым пройденным перегоном численность личного состава медленно таяла, но, несмотря на потери, продвижение вперёд продолжалось. Одни ещё надеялись на лёгкое обогащение, другие уносили ноги от правосудия, но большинство не могло взять в толк, на кой им всё это понадобилось. Дезертировать, кстати, не было никакой проблемы. Чуть повздорил с командиром – призадумался. Задумал – осуществил. На ближайшем привале скатился с пригорка испить водицы из ручья, да и был таков. Ни тебе патрулей с собачками, ни блок-постов, ни комендатуры с гауптвахтой. Соорудил какую ни есть берлогу, свел знакомство с ладной девахой из местных, да и живи себе, радуйся.
     Тем не менее, влекомые волей злобного чудовища, они шли. Ведущие помыкали ведомыми, считая, что только от их упорства и жёсткости зависит успех предприятия. Может быть, и так, ведь воинская дисциплина, скажем прямо, была не на уровне. А с чего же ей быть? Не было юридической базы в виде Закона о всеобщей воинской обязанности. Не было воинских званий. Не было уставов, вследствие чего взаимоотношения были сплошь неуставные. Не было руководящей и направляющей, в виде ежедневных политзанятий. Дружина, так официально называлось их узаконенное бандформирование. И командир соответственно был дружбан, а не единоначальник, которому следует беспрекословно подчиняться.
     Чудовище пока не обладало той мощью, которая поворачивает вспять реки и приводит в движение несметные материальные и людские ресурсы. Неуклюжее и бестолковое, оно руководствовалось всего лишь примитивными инстинктами, плохо осознавая абсурдность своего выбора. Разместив своих граждан там, где обитать немыслимо и невозможно, следует ожидать от них в лучшем случае безразличия к государственным интересам, а в худшем - абсолютной враждебности. Ну и что? Для злобного чудовища это несущественно. Они все его бессловесные рабы, даже те, которые воображают себя господами и повелителями.
     Завоеватели, светловолосые ясноглазые выходцы с балтийских берегов, именовавшие себя руссами, навязали этой земле первую в новой истории колониальную империю. Надменные колонизаторы не снисходили до уважительного отношения к традициям, третировали варварские обычаи и язык отсталых аборигенов. Но жизнь сама расставила всё по местам, когда перемешала в общем котле потомков рабов и господ, создав из непримиримых антагонистов вполне жизнеспособный сплав. Парадоксальное общество, построенное на непрошибаемой громогласной идее собственной исключительности и подспудном истерическом самоуничижении.
     - Чьи вы, холопы?
     - Русские.
    
     Назовём вещи своими именами. Банда отморозков вторглась на сопредельную территорию и совершила государственный переворот. Вы думаете, их было много? Вряд ли. Их родной Ольденбург по нынешним меркам тянул, самое большее, на небольшой райцентр. Три, пять, ну пускай десять тысяч населения. Сколько нужно вооружённых боевиков, чтобы взять под полный контроль десять тысяч трясущихся от страха обывателей? Сотни две, не больше. Будем считать, что в те времена обыватели были храбрее, чем нынешние, а боевики хуже вооружены и нравом мягче, чем сейчас. Ладно, триста. Оптимальная цифра для того, чтобы при отеческом напутствии местного ландграфа и благословении церковного иерарха отправиться к чёрту на кулички покорять неведомые земли. А не соблазниться, к примеру, перспективой, используя имеющийся бронированный кулак, остаться дома и надрать задницу гвардии вышеупомянутого ландграфа, чтобы, опять-таки при благословении церковного иерарха, занять освободившуюся вакансию на местном престоле.
     Итак, будем считать, что нашлись в славном городишке Ольденбурге триста энтузиастов, романтиков дальних странствий, за чей-то счёт экипировались, вооружились, запаслись продовольствием и отправились на поиски приключений, куда глаза глядят. Сказать по правде, побуждал их отнюдь не энтузиазм, просто деваться было некуда. Обычное явление в нормальной дворянской семейке: три ребёнка и все мальчики. Перебор с точки зрения демографической ситуации. Ну были бы три девочки, можно бы их куда-нибудь пристроить, при двор какому-нибудь принцу или герцогу. А тут три мальчика. Будешь помирать, отпишешь: старшему - дом. Точка. Среднему - бизнес. Точка. Младшему – кукиш с маслом. Бери, сынок, меч в зубы и добывай свою долю, как сам знаешь.
     Рёрик был как раз из тех третьих, которые никак не могли в жизни определиться.
     Плохо, когда в городе не остаётся ни одной пивнушки, где бы хозяин ещё согласился налить в кредит. Плохо, когда нет ни малейшего желания заниматься хоть каким делом, пусть даже стишки сочинять. Всё плохо. Одно только хорошо: крепкие кулаки, решительная шпага и место главаря, которое ты отвоевал в иерархии себе подобных.
    
    
     Донесение 20
     Зайти с тыла
    
     Их всё-таки выперли коленом под зад.
     Ландграф здраво рассудил, что баварское пиво ничуть не хуже местного, а худой мир всё же лучше доброй ссоры. Смутьяны, которые так не считают, пусть машут своими железяками где-нибудь подальше, а не колобродят день-деньской на базарной площади. Но как же спровадить отсюда эту банду?
    
     - Герои! Чудо-богатыри! Ясные соколы! Отечество в опасности! Не посрамим память наших предков, не отдадим родной край на поругание злому супостату!
     - Эка запел, как жареный петух в задницу клюнул! А то всё: засранцы, ободриты драные…
     - Родина даёт вам ответственное поручение. Моя гвардия встретит врага лицом к лицу, вы же зайдёте сзади и ударите проклятого боша с тыла.
     - Слышь, Рёрик! Что он такое несёт? Через какую такую дыру мы полезем немцу в тыл? Там же глухо, как в танке, патрули на каждом шагу!
     - Замолкни, Синюга, не мешай слушать, он дело говорит.
     Синеус был усат и невежествен. Он потреблял без разбора всё, что горит, в особенности денатурат, а также имел превратное представление о форме и геофизических параметрах нашей планеты. Но подельник был незаменимый, потому что всегда первым совал любопытный нос во всякую переделку.
    
     - Спрашиваете, каким образом? Мы используем новейшие достижения нашей передовой науки. Я располагаю исключительно конфиденциальной информацией, что наша Земля, оказывается, круглая. Это значит, что если двигаться всё время в одном направлении, то можно вернуться в исходную точку с обратной стороны. Враг, по счастью, этого не знает, потому на нашей стороне будет фактор внезапности. Ваш славный путь лежит на восток, туда, где встаёт солнце нашей победы! Дранг нах остен, чудо-богатыри!
    
     Рёрик не очень-то верил россказням учёных шарлатанов, но и спорить ни с кем не собирался. Ну, раз им так надо, пусть будет круглая, или квадратная, да хоть в форме пивной бутылки. Какая, к чертям, разница. Главное, что рано или поздно отсюда придётся сматываться, потому что житья тут, что под своими захребетниками, что под немцами, всё равно не будет. А момент, чтобы организовать за казённый счёт собственное дело, очень подходящий. Вооружение, провиант, кёнигский титул, сотня головорезов под начало – что ещё надо?
     Решение было принято, и понятно, что речь шла о незамедлительном выступлении. Разумеется, с небольшой отсрочкой для проведения подготовительных мероприятий. Ландграф предоставил Рёрику все полномочия.
     Это вдохновляло. Примерно месяц банда с упоением рыскала по городским закоулкам, наводя шок и трепет на пузатых лавочников. Кто не успевал вовремя захлопнуть ставни и задвинуть тяжёлый засов, удостаивался лицезрения изукрашенного фамильным ландграфским вензелем циркуляра с категорическим предписанием оказания содействия. Размер указанного содействия оговаривался разумными пределами, но вследствие чиновничьего недосмотра конкретизирован не был. А может и был, да только недосуг бравым парням ковыряться в бюрократических закорючках. Посему волокли в походные баулы всё, что можно уволочь, а аргументами против робких возражений приводились волосатые кулачищи Трувора:
     - Чуешь, чем пахнет? То-то!
     Трувор был не так прост. Второй слог его имени недвусмысленно указывал на реализацию склонности к тому, что плохо лежит. А вот оборванное окончание первого слога вследствие неисчерпаемого богатства русского языка оставляет пищу для размышлений. Чем он в действительности занимался: сплавлял налево продукцию трубопрокатного стана или промышлял по бельевым верёвкам? Тайна, покрытая мраком. А может быть, под покровом мрачной ночи раскапывал свежие захоронения? Такое оригинальное увлечение считалось в те времена, сравнительно с двумя перечисленными, занятием неблаговидным.
     Впрочем, всё это домыслы. Проще предположить, что, даже имея внушительные габариты, он был в душе немного трусоват, что вполне свойственно лицам, занимающимся означенным родом деятельности.
    
     Совсем некстати эта зима выдалась особенно лютой. Случалось, что столбик термометра по ночам опускался ниже критической нулевой отметки, а ледяная корка, подёрнувшая придорожные лужи, держалась до полудня. Соратники сдували хлопья пены и клацали зубами в ознобе утреннего похмелья. Отсрочка затягивалась. Сравнительно долгое время ни патриотические призывы, ни увещевания чиновников из местной администрации действия возыметь не могли. Рёрик стучал кружкой по столу и выразительно указывал большим пальцем на окно. По стеклу змеились струйки непрестанного унылого дождя, порывистый ветер завывал в проводах, хлестал мокрыми голыми ветвями случайных прохожих. Поди-ка, мол, дядя, прогуляйся часа три без зонтика там, куда нас гнать собираешься, а потом говори.
     Впрочем, долго такое продолжаться не могло. Рёрик и сам понимал, что не в его интересах допустить разложение вверенной ему боеспособной единицы.
    
     Оранжево-багровая заря медленно расплывалась над островерхими крышами, нехотя ползло скудное потепление.
     Они направились на восток. Как по команде слякотная морось прекратилась, даже немного начало припекать. Всё правильно. Там, откуда приходит Солнце, должно быть тепло, уж точно теплее, чем в треклятых каменных джунглях на берегах промозглой Балтики.
    
     Двадцать восемь дней изнурительного марша. Совершенно ничего примечательного.
    
     Двадцать девятый день. Продрались через хлябистую чащобу, вышли на светлый берёзовый перелесок. Ну вот, наконец, опушка, идиллическая солнечная поляна на пригорке. Привал.
     Рёрик с наслаждением вытянулся на расстеленной плащ-палатке, извлёк из нагрудного кармана помятую пачку «Кэмела». Едва успев насладиться первой затяжкой, поперхнулся шибанувшей в нос прелой кислятиной. Верзила Трувор со скотской простотой распряг потную амуницию: видавшие виды когда-то белые кроссовки и мокрые носки, все в остервенелых репьях.
     Надо бы отправить, кого посвежее, подыскать чистый водоёмчик, ополоснуться личному составу. Да и самому не помешает…
    
     Вечерело. Нижний край багрового солнечного диска зацепил верхушки вытянувшейся вдоль горизонта сплошной полосы мрачного леса.
     Где-то за ним, далеко позади, осталась бывшая Родина. Неприветливая, чужая, неблагодарная. Ладно, лихом не помянем: что могли, мы у тебя всё-таки урвали. Вот часики, к примеру. Именной «Ролекс», подарок ландграфа. Ох, как отдавать не хотелось, так ведь на что ни пойдёшь, лишь бы нас, соколиков, поскорее с рук долой сплавить!
     Мельком глянул на циферблат.
     Половина восьмого?! Так ведь ещё должно быть светло. Врёт барахло швейцарское!
     - Асколд, сколько на твоей электронике?
     Педантичный скандинав тут же с готовностью доложил:
     - Девятнадцать тридцать две. И десять секунд. А вчера заход был на три минуты позже.
     - Как позже?
     - Вот так, я сам удивляюсь. Что-то не то на небесах творится: весна вроде на дворе, а не осень, день прирастать должен. А ещё обрати внимание, какой колотун по ночам: у нас зимой такой редко бывает…
     Радостно оскаленная физиономия Синеуса внезапно вынырнула как из-под земли:
     - Живём, братва! Бухло, банька, тёлки! Все за мной!
     Его напарник, немногословный осмотрительный Асмуд, встретив насупленный взгляд командира, тут же молча приложился тяжёлой дланью бестолковому горлану между лопаток. Синеус инстинктивно дёрнупся к рукоятке меча, но, оценив ситуацию, осёкся.
     Всё правильно, командир. Идти надо завтра, а сегодня следует провести рекогносцировку. Скрытно и основательно. Кто там ещё знает, как встретят туземцы нежданных гостей: может банькой да выпивкой, а может стрелами да смолой кипящей.
     - Вас кто-нибудь видел?
     - Надо полагать, что нет.
     - Хорошо. Как начнёт темнеть, пойдём. Хелг, Фарлаф, Асмуд, Синеус, Трувор…
    
     Идти пришлось недолго. Уже за следующим пригорком тропинка вышла на ухабистый тракт. Сразу за первым поворотом – скромная табличка дорожного указателя: «ГВН – 1.5 км», ржавыми гвоздями вкось приколоченная к стволу придорожной берёзы.
     Короткий марш, и вот он, весь как на ладони, сверкающий вечерними огнями мегаполис, привольно раскинувшийся по берегам ленивой северной реки. Господин Великий Новгород.
     - Дворов четыреста будет, не меньше, - оценил Фарлаф, уважительно присвистнув.
     - А слышь, Рёрик! Говорят, у тебя как раз в этом самом Новгороде есть родственник, и вроде большая шишка, не иначе как сам городской голова?
     Рёрик недовольно поморщился. Информацию о дядюшке, недоброй памяти плешивом проходимце, он из стратегических соображений предполагал придержать до более удобного случая. Впрочем, похоже, что случай как раз настал.
     Как его, кстати, холеру?.. Имя мудрёное, вертится в голове и не поймать никак, вензель с выпендроном. Мастодонт? Стогомёт? Хрен с ним, потом вспомню!
     - Да какой там родственник, седьмая вода на киселе! Я тогда пацаном был, когда он свалил, тётку родную при брюхе оставил. Ладно, наведаемся – потолкуем.
     - Командир! Ты ж только скажи, и мы его того, за жабры! Не возражаешь?
     Рёрик хмыкнул:
     - Помощнички сыскались! Позову, как понадобитесь, можете не сомневаться.
    
     Тихие сумерки, переходящие в ясную майскую ночь. Вроде бы никакого подвоха: ни стражи, ни набатного звона, ни мужиков с кольями. Идиллия.
     - Ну что, идём, раз уж пришли?
     Город ещё не спал. Несмотря на поздний час, местная публика по норам расползаться не спешила. Народ был оживлён и улыбчив, вероятно, по случаю какого-нибудь из многочисленных языческих праздников. Весёлая девчушка проскакала вприпрыжку по гулкому тротуару.
     Остряк Синеус поманил её пальцем и, приторно улыбаясь, спросил:
     - Сиротка, сиротка, хочешь конфетку?
     Обычно следует:
     - А я не сиротка, дяденька, вот мои папа и мама!
     - Так щас будешь, гы-гы-гы!
     - Люмомяки момопуки кухоярви!
     - Она говорит, что её родители объелись горохового супа. Твоя моя не понимай!
     - Ладно, парни, давайте посерьёзнее. Эй, шнобель! Заг мир, во воннт ир бургмайстер, херр Гастроном?
     - Вас?
     - Противогаз! Унд шнеллер, чурбан нерусский!
     - Унзер бургмайстер хайст херр Гостомысл.
     Рёрик радостно хлопнул себя ладонью по лбу:
     - Точно! Так вот бабка всем и талдычила про любимого зятька, стандартно мыслящего… Я, я, Гостомысл!
    
     Глава городской администрации уже несколько месяцев жил в тоскливом предчувствии грядущих перемен, и, судя по поступающей информации о международном положении, перемен отнюдь не радужного свойства. Они придут неизбежно и неотвратимо, бесцеремонные наглые агрессоры с западного побережья, коваными сапожищами затопчут в грязь ростки демократии, и установят на долгие века свой, феодально-монархический порядок. Что им противопоставить? Плохо организованное необученное ополчение из ремесленников, лавочников и земледельцев? Может быть, и удастся ценой многочисленных жертв героически отразить первый натиск, да что толку: за первой волной неизбежно последуют вторая, третья…
     И всё же исторический момент, когда чужеземная тяжёлая поступь разнеслась эхом по просторной светлой горнице, настал нежданно-негаданно. Дорогой племянничек собственной персоной, в кольце присных – плечистых сумрачных атлетов.
     Гостомыслу, одутловатому лысеющему папику, не пришлось напрягать память, чтобы без неуместных формальностей признать во взирающем исподлобья громиле того самого конопатого щуплого мальчонку, зверёныша с тяжёлым недетским взглядом. Пробирающий до нутра стальной волчий блеск из-под насупленных бровей – это преследовало его беспокойными ночами смутным отпечатком того, что надо бы, да никак не можется вычеркнуть из памяти.
     И вот он явился. Что, мстить за поруганную честь пустоголовой рябой наседки? Да полноте, какие двадцать копеек! Суровый завоеватель прибыл к месту назначения, дабы воцариться на этих землях согласно мандату небесного провидения.
     Сопротивление бесполезно: город обложен вооружённой до зубов стотысячной ратью. Ох, ох! А где ж разместить, да как прокормить такую ораву?
     - Битте, битте, пожалуйте к столу, дорогие гости, извольте, чем богаты…
     - Чего он там лопочет, не разбери поймёшь! Совсем, видать, язык родной проглотил в этой глухомани. Садись, хлопцы!
    
     Напрочь забытый родной язык давался от волнения с трудом. Местная трасянка, на которую он помимо воли то и дело перескакивал, пытаясь найти нужное слово, вызывала у дорогих гостей приступ нервической икоты. Выручил дойч, универсальное средство межнационального общения, обязательное для всех, кто не собирался век торчать в своей конуре.
     Рёрик тоже шпрехал, но, по правде сказать, не шибко здорово. Ауфвидерзеен то и дело путался с аусвайсом, тем не менее, долго разъяснять сметливому дядюшке серьёзность своих намерений не пришлось.
     Райх, орднунг, зайд гезунд!
    
     Дядя определил их на ночь в лучшие апартаменты.
     Сон не шёл. Душная перина, отдающий запущенным курятником провал пуховой подушки. В голове ухала набатом тяжеленная дядина брага, назойливо лезли теперь уже бесполезные размышления. Что толку? Всё решено, машина запущена, сейчас просто необходимо отоспаться, чтобы завтра действовать.
     План, не сказать, чтобы очень изощрённый, был всё же продуман достаточно тщательно.
     Можно не сомневаться, что Хелг, самый надёжный из соратников, сумеет без лишних приключений вернуться за полночь в лагерь. Порадует известием о том, что лязгать зубами на мокрой траве приходится в последний раз, а затем чётко втолкует заспанным бойцам суть предстоящей операции. А надо будет, вправит мозги тем, кто недостаточно осознаёт всю значимость момента. Это он может.
     Их задача состоит в том, чтобы, разбившись на два отряда, взять городишко в клещи, а затем по безлюдным улицам просочиться к центральной площади, туда, где к тому времени столпится всё взрослое население. На завтрашний полдень у них запланировано созвать городское вече, обязательное мероприятие, которое демократическая публика успела превратить в излюбленное развлечение. Очень получается кстати, если только дядя не врёт. Ну, это вряд ли, с такого то перепугу…
     Текст исторического выступления был составлен в двух экземплярах и придирчиво отредактирован. Да, да, всё правильно! Им здесь так не хватает порядка и жёсткой дисциплины! Так хочется платить налоги и знать, что на них будут содержаться доблестные защитники! От кого, кстати, и от чего? Ну всяких там хазар, половцев, печенегов… Говоришь, теплолюбивых хазар сюда дрыном не загнать? Ничего, ничего! Надо будет, так до всех доберёмся, кто на исконную нашу землю покуситься надумает: и до хазар, и до печенегов. А также до японских самураев, команчей, пигмеев и папуасов.
     Фактор внезапности, когда мирная толпа в одно мгновение будет охвачена железным кольцом внушительно вооружённых суровых воинов, сыграет свою решающую роль. Разумеется, никакого насилия. Тезисы, которые дядюшка зачитает своим дребезжащим тенорком, обретут законодательную основу при полном соблюдении всех конституционных норм и процедур. В присутствии таких бравых наблюдателей кто ж посмеет усомниться?
    
    
     Донесение 21
     Бедный Рёрик
    
     Что за черти пляшут по стенке?
     Извивающееся щупальце, толстое, как сливной шланг фекальной цистерны, нависло над головой. Откуда-то из-за полога медленно выпросталось другое, такое же. Затем ещё одно, и ещё, ещё… Мерзкие черви кольцами ползли из какого-то чёрного провала, заполняя собой всё тесное пространство душной бревенчатой спальни. Наконец, шпокнув, как пробка исполинской бутыли, вывалилось туловище - колода, опутанная клубком безобразных отростков.
     Глюки, первый звонок, - тоскливым безразличием проползло в затуманенном сознании.
     Продолжая выкручивать вензеля, туловище замерло на месте, повиснув непонятно на чём где-то под потолком. Вспыхнул жёлтыми кругляшами неподвижный выжидательный взгляд. Следом медленно прочертился вытянутый абрис распахнутой змеиной пасти.
     Та-ак. Мозги начинают закипать и пузыриться. Держать, не сметь поддаваться!
     Я хочу в страну чудес, я бы в ней с тобой исчез… Ковры-самолёты, сказочные чудища, Земля в форме пивной бутылки. Сейчас эта тварь начнёт изрыгать пламя.
     … Где высокая трава укрывает острова…
     - Р-рур-рык!!!
     Громовой рычащий раскат ошеломил болезненным ударом по перепонкам. Одинокая сиротская лампочка на проводе без абажура сама собой вспыхнула и тут же брызнула по полу мелкими осколками.
     Рёрика тряхнуло крупной дрожью до кончиков пальцев. Пелена иррационального лопнула. Ужас материализовался. Это не сон?! И что? Выходит, чудище говорит, и даже знает его имя? Полно, прибредилась сдуру-спьяну осмысленная речь в зверином рёве. Проверим?
     - Их бин Рёрик, кёниг фон ободритен! Кто ты, злобное чудовище? – выговорил достаточно твёрдо и даже с вызовом.
     - Га-су-да-са! Расиска!
     Спутанные отростки разом дёрнулись и сложились в неожиданное подобие цветочного венчика. Ближнее щупальце вытянулось удлинённым завитком к самому лицу Рёрика и со слоновьей нежностью приложилось к небритой щеке:
     - Рурык. Тсар. Гасудар.
     - Жр-рать!!! – безо всякого перехода вновь прорезался свирепый рык, - Всех! Этих! Этих! И этих! Тебя – первого!
     Бредятина. Рёрик, закалённый в передрягах уличный боец, всегда твёрдо держал своё реноме, даже находясь вне привычного окружения. Страх как-то сам собой рассосался, нереальность происходящего вползла в колею просмотра банального фильма-ужастика. Подельники за стеной безмятежно выводят раскатистые трели.
     Что, слопает меня, а потом примется за них? Подавится!
     Вам приходилось зевать во сне? Ну, что там дальше? Зияющая пасть медленно расползается по экрану и повисает прямо над головой. Кажется, развязка.
     Рекламная пауза. Репортаж будет продолжен теперь уже из чрева злобного чудовища.
    
     Что это было? Да хрен с ним, с ночным кошмаром. Сейчас важнее всего успех предстоящей операции. Надо выспаться, чтобы утром быть в форме. Спать!
    
     Операция прошла блестяще.
     Что эти болтуны обсуждали так оживлённо, Рёрика, естественно, не интересовало. Главное, что в пылу дискуссии рассредоточенное появление соратников в прилегающих к площади проулках осталось совершенно незамеченным.
     В означенный момент слово предоставилось херру бургмайстеру. Преамбула, встреченная неодобрительным гулом, была излишне затянута. Заковыристые сентенции о падении показателей, вседозволенности, развале инфраструктуры – пустые трескучие фразы, ровно ничего интересного. Стараясь не обращать внимания на свист и язвительные выкрики, дядя с упорством обречённого монотонно гундосил заранее заготовленный текст. Не пора ли раздосадованной публике подыскать другое развлечение в погожий воскресный день?
     Рёрик и компания, заезжие простаки, стояли поодаль, изображая праздное любопытство. Синеус, не к месту вспомнив глупый анекдот, бухнул беспричинным гоготом. Недоумённые взгляды окружающих, минутная заминка в президиуме собрания, вихревые потоки, сразу в нескольких местах взбудоражившие гладь людского моря…
     Доблестный Хелг, опёршись на локти товарищей, взмыл над запрудившей проулок толпой, сигнализируя: - «Готово!».
     Рёрик подал знак торжествующе растопыренной пятернёй.
     Призывный клич, перекрывая нестройный гул скопища ротозеев, громом разнесся над площадью.
     Зыбкий порыв ветра, игра переменчивых майских небес. Кудлатые облака, набухшие стремительно темнеющими гроздьями. Ледяные кристаллы мгновенного оцепенения, обморочный выдох во внезапно нависшей гнетущей тишине.
     Новый властитель оглядел первое творение своего стратегического гения – железное кольцо, намертво сковавшее толпу жалких людишек. Одобрительно кивнул головой ближайшим соратникам, не спеша прошествовал услужливо раздавшимся коридором к трибуне. Просто подошёл и стал рядом.
     Глава местного самоуправления что-то взволнованно залопотал, обращаясь к своему помощнику, тот, жалобно причитая, обхватил скрюченными пальцами нечёсаные соломенные патлы. Чухонское окающее кудахтанье покатилось по толпе.
     Трувор лёгонько ткнул его под бок своим зазубренным двуручным инструментом и щербато оскалился. Широкая такая улыбка, добрая, как пиво «Пит».
     Гостомысл вздрогнул и, запинаясь, продолжил:
     -…дарум вир мюссен биттен хельфен. Унзер эрде ист райх, абер гибт эс кайнен орднунг…
     Берестяной свиток мелко трепыхался в дрожащих руках. Корявые росчерки новомодной кириллицы, как следья куриных лапок, наползали одна на другую.
     Синеус хмыкнул:
     - Ништяк, братва, скоро и эти у нас заговорят по-русски. Мы их научим Родину любить!
    
     А ночью – те же извивающиеся кольца с кошачьими глазищами.
     Чёрт! Что ещё надо этой твари?! Собирается каждую ночь терзать меня, как беднягу Прометея?
     - Что теперь? - совершенно спокойно произнёс Рёрик и предусмотрительно потянулся за берушами.
     - Рюрик, наш государь, - молвило одно из щупалец чудища бесцветным голосом ведущей теленовостей.
     - Рюрик, верховный правитель, - равнодушно отозвалось другое, также ни к кому не обращаясь.
     - Он жесток?
     - Да, конечно. В драке никому не даёт спуска. А позавчера на тропинке раздавил лягушонка, хотя мог и не раздавить.
     - Прелестно! Восхитительно!
     - Он теперь будет всех давить, и своих, и чужих.
     - Сначала Асколда и Дира.
     - Нет, Трувора и Синеуса…
     Что за бессмыслицу они несут? Какой ещё лягушонок? Не было никакого лягушонка!
     - Был!
     Рёрик побагровел. Чушь! Нашли тоже тему для обсуждения: выпачкал обувь о какое-то жалкое земноводное. Ну, было дело, оступился, так ведь нечаянно! Дружище Хелг в узкой лощине неловко ткнул его под локоть, за что и был удостоен командирской затрещины.
     - Он вспыльчив и скор на расправу.
     - Прелестно! Замечательно!
     - И заметьте, гнев его неправеден – сам ведь растопырился, как краб, когда следовало ужом прощемиться.
     - Верховный судия. Рассудит, кто прав, кто виноват, и накажет, кого попало.
     - Основатель великой династии. Рюрик Первый.
     - Прелестно! Сногсшибательно!
     Это уже достало. Хватит!
     - Послушай ты, божье недоразумение! Меня зовут Рёрик!
     - Он глуп и самонадеян.
     - Прелестно! Умопомрачительно!
     - Его в самом деле ещё зовут?
     - Интересно, это кто ж его теперь звать станет?
     - Именно: поди-ка сюда, царь-государь-батюшка!
     - Никто больше звать не посмеет. Величать будут, потому как – повелитель!
     - Трепетно ждать будут, когда и для чего он сам их призовёт. А призовёт по нашей воле, поперёк своего убогого рассудка.
     - Его воля - наша воля. Государственная.
    
    
     Донесение 24
     Муха
    
     Чудище обосновалось в его апартаментах, незримое и неощутимое для окружающих.
     Ему приходилось регулярно присутствовать наблюдателем спонтанных перебранок, вспыхивающих при каждом случайном соприкосновении хаотически переплетающихся щупалец. Какой ни есть, а всё же обмен информацией.
     Щупальцам нет никакого дела до того, слышит ли их кто-то посторонний. Что из того, что низшее существо своим скудным умишком что-то там восприняло и отреагировало? Когда вы, находясь в офисе, обмениваетесь с коллегами впечатлениями о вчерашней вечеринке или же участвуете в производственном совещании, есть ли вам дело до жужжащей под потолком мухи? И даже если вскользь выкажете намерение прихлопнуть назойливую тварь, то не думаю, что станете при этом от неё таиться.
    
     Затыкать уши уже не приходилось. Уровень трансляции почему-то со временем становился всё глуше. Он заметил, что когда речь шла о нём самом, еще можно было что-то разобрать. Однообразное монотонное бурчание, в котором то и дело проскальзывали заковыристые словечки: автократия, экспансия, идеология. Нехорошие, в общем-то, словечки. Смысл улавливался с трудом, но вывод из них следовал однозначный: им недовольны. Надо править железной рукой, надо расширять свои владения, надо вести за собой верноподданное стадо. Распахнутый горизонт, представший перед взором скромного бандита, вознесённого на головокружительную высоту самодержавной власти, не смутил Рёрика. Предполагалось, что понимание учёных слов, по статусу необходимое для управленческой работы, придёт само собой вместе с высоким положением, без всяких курсов ликбеза. Отсутствие опыта и навыков, это понятно и простительно - дело наживное. Так то оно так. Хуже другое.
     Этот унылый серый небосвод, непрестанно сыплющий мелкой изморосью, навевал неодолимую апатию. Неохота. Ничего не охота. Отсталые меря и мурома, древляне и кривичи зашились в свои норы, отгородились непроходимыми лесами и болотами, и знать не хотят никакой цивилизации. Пройтись по ним тяжёлым катком и вперёд, на печенегов и папуасов!
     Какое там! Опухшие от браги рожи соратников лоснились сытым довольством. Одна забота – похмелиться с утра, да пристроиться к вечеру на какую-нибудь гулянку.
    
     Новая власть не была обременительна для местного населения. Город как и прежде торговал, промышлял ремёслами, благоустраивался.
     Чудище по ночам шипело:
     - В нём совсем нет алчности.
     - Это плохо. Народ страдает от недостаточной ободранности.
     - Он равнодушен к роскоши.
     - Это ужасно. Богатство загнивает без экспроприации.
     - А где его мстительность? Пресса обзывает оккупантом и узурпатором, а ему хоть бы что.
     - Совсем скверно. Неужели так трудно срубить десяток голов?
    
     С утра собственная голова была привычно тяжёлой. Кликнул прислугу, отправил за пивом. В княжеских покоях было непривычно пусто.
     Вспомнил. Накануне высочайшим повелением выпроводил в дальний путь верных приятелей Синеуса и Трувора, причём очень срочно. Собраться, снарядиться, к вечеру присесть на дорожку, принять на посошок. Но утром чтоб и духу здесь не было!
     Повод был обставлен тот самый, анекдотичный, который и подзабыть уже успели: обойти шарик и зайти к немцу с тыла. Но все, включая простодушного Трувора, понимали, что причина здесь гораздо глубже. Понимали, но допытываться не посмели, ибо то, что ведомо правителю, подданным бывает лучше и не знать.
     А причина была весомая.
     Рёрик подозревал, что информационный канал открыт теперь не только для него. Накануне среди монотонных наслоений словесной шелухи явственно проскрежетало:
     - …идировать Синеуса и Трувора, а затем…
     Он тогда вздрогнул и отчаянно напряг слух, пытаясь разобрать ещё хоть что-то. Сразу вспомнились давешние странные сентенции о раздавленном лягушонке. Те четверо, упомянутые чудовищем, были заметными фигурами в его раскладе, так что поневоле пришлось заострить на них своё внимание.
     В чём же был резон злобного чудовища? Это вряд ли кому дано понять. Устранить их, вероломных заговорщиков, чтобы укрепить его власть? Или устранить его самого, лишив в их лице надёжной опоры? Во всяком случае, даже ему, находящемуся на вершине власти, приходится быть пешкой в игре неведомых сил.
     Дир и Асколд исчезли внезапно, как сквозь землю провалились вместе с десятком приближённых. Собственно говоря, в его банде они были случайными попутчиками, так что переживаний о горестной разлуке не было. Был приказ снарядить погоню, прочесать окрестности. Безрезультатно, впрочем.
     Но Трувор и Синеус?! Надёжные, проверенные бойцы! Во имя абстрактных высших интересов погубить тех, с кем ещё мальчишкой скрепил узы братства?! Предательским бездействием допустить, чтобы такое сотворил кто-то другой? Ну, уж нет!
     К друзьям детства Рёрик был душевно привязан, что, по мнению чудища, являлось ещё одним из безобразных пороков незадачливого правителя.
    
     Вспомнилось то, что произошло сравнительно недавно.
     Они торчали расхристанной толпой у крыльца, оживлённо гоготали в предвкушении пира по случаю годовщины удачно проведенной операции, с размаху лупили друг друга по плечам. Новоиспечённый правитель был вместе со всеми, но ощущал себя где-то вдалеке. В черепной коробке роились мысли, что само по себе в прежние времена было бы странным. Откуда они взялись? Чужие, абсурдно построенные умозаключения, порождения пыльных фолиантов, опутали тенётами казуистики простые лаконичные фразы, которыми привык оперировать боевой командир. Впрочем, после пережитых ночных сеансов удивлению места уже не осталось. Он закрыл глаза и резко встряхнул головой.
     - А слышь, Рёрик… - чиркнула привычная синеусова скороговорка.
     И вдруг помимо собственного разумения гортань раскатила утробным рыком:
     - Рюрики мы, заруби на носу, холоп!
     Отшатнулись–отстранились сразу все. Как по команде, исключая лишь Трувора. Да и тот, жираф долговязый, похоже, просто не сподобился въехать. Чревовещание? Заскок? Как бы то ни было, каждый почёл за благо в такой момент провалиться под землю, подальше от карающей длани разгневанного самодержца.
     Самодержец, впрочем, потрясён был не менее других, но вида, как и подобает, не подал.
     - Сволочь! – процедил негромко, но внятно. Икнулось зарвавшемуся чудищу, но мерзкий холодок под ложечкой ощутил вконец изничтоженный, растерянно хлопающий белёсыми ресницами бедняга Синеус.
     Пытливый взгляд преданного Хелга: «Только прикажи, командир!»
     Нет-нет! Окончательно овладел собой, разрядил ситуацию.
     - Шутка! Пошли пить, парни…
     Дружески обнял старого приятеля, усадил по правую руку за широким дубовым столом. Опала не состоялась.
     Деликатность, что вполне естественно, чертой его характера никогда не была. Соратники всегда принимали как должное командирские затрещины, которые он щедро раздавал налево и направо, по делу и профилактики ради. Он не был злопамятен, потому обиды, которые наносил окружающим, быстро забывал. Но всё же это происшествие выглядело странно, и не только в глазах Хелга, которому явно не по вкусу пришлось нарушение установленной иерархии.
    
     Но кто же, кто ещё владеет информацией? Кому адресован этот зловещий приказ?
     Вычислить, по правде говоря, было бы несложно, но что-то его остановило. Терзаться психоаналитическими вывертами, губить остатки веры в старую дружбу? Он не смог себя пересилить.
     Кстати, где ж эта чёртова копуха, которую он отправил за пивом?
     Ну вот, всего-то меньше часа прошло: плывёт с пенной кружкой на подносе, сияет от счастья, как медный таз.
     - А вот, государь-батюшка, пиво оболонь, солоденькое, охолонёное!
     - Дура, я же просил карлсберг!
     - Помилуй, государь-батюшка, како выговорить получилося, тако и подали!
     Рёрик скривился и с видимым отвращением сдул на паркет сбитую набекрень неприглядную шапку пенных хлопьев. Тоска зелёная. Приказать, что ли, выпороть?
     - Кыш!
    
     Речевой аппарат аборигенов был убог и неразвит. Толстым обрубкам, едва умещавшимся за округлыми веснушчатыми щёками, никак не удавалось осилить подряд хотя бы две твёрдые согласные. Обратиться по имени к кому-то из новых господ - сущее мучение, чреватое зуботычиной или увесистым пенделем. Соратники поначалу сатанели оттого, что ничтожная челядь немилосердно коверкает, переиначивая на свой лад, их гордые скандинавские имена. Потом привыкли.
    
    
     Донесение 25
     Вещи Олега
    
     Прежде всех, как ни странно, привык самый ортодоксальный из сподвижников.
     Его имя было замечательно своей краткостью. Боевой клич, призыв к ближайшему соратнику, когда успех дела решается мгновенной реакцией и готовностью согласованно атаковать без малейшего промедления.
     Хелг!
     Разящий меч готов к бою ровно через 32 миллисекунды!
    
     Увы. С той поры, как Рёрик стал величаться Рюриком, скоропалительные решения и резкие телодвижения перестали быть в чести. Желанный триумф обернулся докучливой повинностью. Рычаги власти, тяжёлые и скрипучие, натёрли кровавые мозоли на ладонях новоявленного владыки. Конечно, он не был неженкой, но каждодневная напряжённая рутина – это всё же совсем не та стихия, с которой привык сражаться отважный уличный боец.
     А тот, на кого всегда можно положиться, неусыпно ждал своего случая - опередить всех и непременно оказаться в нужное время в нужном месте.
     Первый министр, глава комитетов и подкомиссий, финансовый воротила. Спору нет, совершенно справедливо и заслуженно то, что именно он, Хелг, выдвинулся на такие позиции.
     Кто посмеет звать по имени самодержца? Никто.
     А премьера? Только сам самодержец, если пожелает.
     Самодержец скучал, и изъявлять желания не изволил.
     Зато премьер вошёл во вкус. Восседая во главе длинного стола, безапелляционным тоном раздавал налево и направо ценные указания. Это было здорово - не мчаться самому сломя голову выполнять чужую волю, а диктовать другим свою. Развалившись в мягком кресле, озирать подобострастную толпу присных, выбирая, кого из них удостоить очередным персональным поручением.
     Что и как указывать, говорил ему внутренний голос. Ему было и раньше известно, что внутренний голос – это прерогатива облечённых властью, посему появление небезызвестных шепотков, тирад и рыков было воспринято как должное, с чувством глубокого удовлетворения.
     Правда, поначалу имели место некоторые затруднения. Суть излагаемой шпаргалки зачастую вызывала оторопь и недоумение, причём некоторые аспекты вообще были недоступны пониманию. Такое случается, когда неожиданное сочетание вроде бы знакомых слов и понятий производит сущую абракадабру. А были и совсем новые, неизвестные термины, которые он впрочем, в отличие от Рёрика, впоследствии успешно освоил. Очень помогла давешняя привычка действовать без рассуждений: раз надо, значит надо. Визуальные иллюстрации вроде всяких извивающихся спрутьев не впечатлили – мало ли какой нечисти наползло из местных болот.
     Приближённые, выдвинувшиеся из местных, языки свои, тупые обрубки, под потребу новой администрации уже более-менее навострили. Но даже в конфиденциальных беседах никто так и не смел произнести его имя надлежащим исконным образом, выпалить единым духом, как позволял себе только один человек – Рёрик.
     Холе-е-ег. Протяжно, распевно, секунды на две, а если хватит придыхания, то и на все пять. А ещё, как он прознал, его почтительно называли Вещим.
     Хм-м, вещи… Это хорошо. Недвижимость, антиквариат, бытовая техника, - сгодится всё! Пусть себе зовут, тем более что и внутренний голос с некоторых пор стал именовать его точно так же.
    
    
     Донесение 28
     Бабушка
    
     Юный друг!
     Спешу обрадовать тебя. Знай же, что не все женщины одинаковы! В безбрежном море целомудренных дур и добропорядочных фригид изредка встречаются достойные продолжательницы дела божественной прародительницы. Они добры и отзывчивы, они смотрят на нас с томной негой и вожделением. Каждый из нас, движимых неугомонной козлиной натурой, усатый мачо или плешивый главбух, крутой суперагент или щуплый очкарик, вправе рассчитывать на их нежную благосклонность.
    
     Она маялась в тоске и печали, одна в пустой кают-компании, просматривая от нечего делать старые видеозаписи своих любовных сцен. Всё одно и тоже, скучища…
     Не иначе, как пресытились мальчики её ласками, коль так резво подхватились в этот дурацкий экспедиционный рейд. Все в полном составе, даже толстый глупый кок. А её не взяли. Командир заботливо чмокнул в щёчку и с напускной строгостью приказал блюсти казённое оборудование, а главное себя, драгоценную. А то ведь как мы без тебя…
     Знаю как, объяснять не надо. Флора, фауна, гидроресурсы – что там ещё для прикрытия? Щемить по заугольям местных дикарок – вот отчего вас так трясёт нетерпеливое предвкушение! Сейчас их уже и отлавливать не надо, сами набегут на дармовые побрякушки. И ведь что обидно – на любую пакость у этих кобелей наготове благопристойная отмазка. Генофонд, развитие инфраструктуры, демографическая ситуация… Как же, не расплодятся они без ваших соплей, импотенты несчастные! Ещё как расплодятся.
     Приглушенный вибрирующий гул донёсся из-под машинного блока. Бздынь! Хрустальный фужер, оставленный на краю столешницы, брызнул по полу мелкими осколками. Пискнула сигнализация.
     Она глянула в экран наружного наблюдения.
     Какой-то полоумный туземец колошматил суковатой палкой по тонким телескопическим опорам спускаемого аппарата и орал во всю глотку:
     - Избушка, избушка, повернись ко мне задом!
     - Почему именно задом? - подумала она, - по-первости оно обычно передочком…
     Туземец выглядел не ахти. Кряжистый пенёк, короткие узловатые загребушки, вдобавок немыт и нечёсан. Совсем не чета оглаженным фитнессом белозубым бойфрендам. Ха-ха! Как раз то, что надо, чтобы прочувствовать всю радость мужского разнообразия после тягот трёхдневного воздержания.
     Мельком оценила привлекательность форм, очерченных бюстье и топиком, поправила причёску, оглядела подмышки. Убедившись, что всё в порядке, тронула перламутровым коготком тумблер открывания люка.
     А-а-амбре-е-е! Абориген в придачу ко всему оказался ужасающе вонюч, и это незамедлительно прочувствовал датчик химической защиты. Серо-салатовый респиратор “Helloween” автоматически захлопнулся на изящном личике.
     Она лишь успела томно мурлыкнуть: “Baby, I go!”, прежде чем буйный дебошир, вмиг остолбенев, отозвался обморочным эхом: «Баба Яга!» - и плашмя брякнулся оземь.
    
     Внешность не должна быть идеальной. Это отпугивает…
    
     На этом текст обрывался.
     Листок с отпечатавшимся на обратной стороне следом подошвы Олег подобрал в пустой спальне бывшего Гостомысла. Усмехнулся, пробежав взглядом глупый опус не в меру озабоченного дядюшки. Продолжение следует? Похоже, что нет. Скомкал, уже прицелился запустить в урну, но передумал. Разгладил, прочёл ещё раз, и аккуратно сложив, спрятал во внутренний карман.
     Старый греховодник успел вовремя слинять. Ничего, мои парни найдут и вытрясут. Что вытрясут? Всё, что надо, только бы не перестарались. Для начала выяснят, кому адресовалось сие душевное напутствие. Впрочем, это суть не так важно, хотя и второстепенные вопросы тоже упускать не следует. Дальше, когда дядя основательно размякнет, можно будет подойти к главному.
     А главное - вот оно, подтверждение того, что долгое время официально преследовалось как вредная ересь, объявлялось беспочвенным враньём, но продолжало упорно циркулировать, обрастая досужими байками и небылицами. Итак, экспедиция посещения всё-таки была, и несомненно, что посещение не осталось бесследным.
     Внутренний голос до поры до времени обходил эту тему молчанием, но совсем недавно было несколько раз упомянуто новое словечко: артефакты. Вроде бы вскользь, ненавязчиво, но так, чтобы большой любитель вещей смог хотя бы оценить его смысл. Он, не вникая в детали, с готовностью уяснил главное: это нечто, перед чем померкнет блеск всех его предыдущих приобретений.
     Теперь цепочка связалась, и смысл слова стал окончательно ясен. Продукт деятельности иной цивилизации, стоящей на недоступно высоком техническом уровне, обладание которым даёт ключ к могуществу, богатству, славе.
     Возникают три вопроса.
     Первый. Что они, эти артефакты, из себя представляют?
     Второй. Какую практическую пользу могут принести?
     Третий. Где находятся?
    
    
     Донесение 31
     Артефакты
    
     Пресловутая Баба Яга, пугало, наводящее суеверный ужас на местных невежд. Артефакт № 1. По слухам, обитала в непроходимой лесной чащобе, варила себе отвар из поганок, а при случае сдабривала этот бульончик внутренностями невинно убиенных жертв. Мало-мальски образованному человеку понятно, что речь шла о прикладных фармацевтических исследованиях на подручном материале. Исследования давно были завершены, результаты оказались довольно скудными, что и неудивительно для чахлых проявлений местной биосферы. Произведенная микстура была использована исключительно по необходимости и в целях выполнения последующего задания.
     Ей была предписана страховочная функция репродуктивного органа злобного чудовища: в судьбоносные моменты истории производить на свет избранных, отмеченных печатью государственной значимости индивидуумов. Таких, которые, пренебрегая ничтожными людскими судьбами, своей непреклонной волей способны направлять в предписанное русло застоявшийся поток исторического развития.
     Её биологический срок растянулся на неопределённый период, соизмеримый по длительности с биологическим сроком злобного чудовища. Процесс физического износа организма соответствующим образом был заторможен практически до полной остановки на той самой, описанной выше блистательно гламурной стадии.
     И, увы, как неизбежное следствие баланса положительного и отрицательного воздействия любого снадобья - побочный эффект. Восхитительная жизнелюбивая чувственность исчезла, сменившись непроницаемым фригидным омертвением.
    
     Улетела её ступа в космическое пространство, прочертив огненной метлой в ночном небе тающий инверсионный след. Грохнулись оземь шипящие ядовитыми газами головы Змея Горыныча, усыпав окрестные леса радиоактивными обломками циркониевых баков ракеты-носителя.
    
     Застыл в оцепенении на дне глубокого оврага бесполезной грудой металлолома трудяга Кащей Бессмертный. Кому мешал? Неустанно, без сна и отдыха, собирал всевозможную информацию – от геологической до социологической, проводил предписанные программой опыты и эксперименты. Разумеется, без вмешательства в насущное бытие окружающей биосферы тут не обойтись. Отсюда и эксцессы, и противодействие, явное и скрытое. Программа рассчитывалась на циклическое обновление с учётом изменяющейся внешней обстановки, так что действие её могло распространяться на необозримую перспективу и дать неоценимые практические результаты. Могло, но увы…
     Артефакт № 2 был загублен. А причиной явилась чья-то неосмотрительная халатность. Уходя, вроде бы ненадолго, а как оказалось вследствие экстренных обстоятельств навсегда, вахтенный то ли забыл, то ли не успел, то ли поленился упрятать под защиту силового поля начинку блока, осуществляющего связь манипулятора с управляющей программой.
     А дальше только и оставалось, преодолев нехитрые топографические препоны, добраться до узла управления какому-нибудь вандалу из местных. Уставился, как зачарованный, на мерцающее эллипсоидное окошко, в котором экзотической аквариумной рыбкой плясала ярко светящаяся малиновая иголка. Протянул волосатую лапищу – ну, как не потрогать такую диковинку! Дёрнулся судорожным переполохом, ошалев от предупреждающе взвывшей сигнализации. Результат – осколки в пальцах, разряд в три киловольта, погасший дисплей.
    
    
     Донесение 32
     Клюшечница
    
     Хоккеисты - парни, романтическим вздохам и ахам не обученные, в обращении просты и грубоваты. Случилось наблюдать, как новичок из игроков заезжей команды, лопоухий пацан, распираемый восторгом заполученного драфта, гоголем разгуливал в холле гостиницы, воображая себя новым Гретцки или, по меньшей мере, Ягром. Все девки мои и море по колено! Подать сюда…
     Она появилась, плывя, как белая лебедь. Пышное декольте, трепетное колыхание разящих наповал восхитительных прелестей. Вот сейчас…
     Но что это? Товарищи постарше, неробкого десятка бойцы, случаем оказавшиеся здесь же, сбились кучкой и как-то смущённо теснятся у выхода.
     Знают, уже проходили.
     Так беззвучно вопиют в грибном лукошке сыроежки и подберёзовики, пытаясь отстраниться от ненароком проникшей зловещей поганки. Никакая рексона не способна отбить этот неразличимый обонянием, отторгающий всё живое призрачный смрад.
     А наш юноша, побледнев, схватился за сердце. Стрела Купидона? Как же! Но отчего в глазах не восторг предстоящего обладания, а хмурое небо с овчинку?
     Боже, как больно! Тренированный атлетический торс неодолимой костлявой хваткой сдавил спазм. Куда внезапно улетучился воздух? Распахнуть ворот, разодрать этот чёртов ошейник! Дышать, хватать ртом клочки воздуха, только бы жить!
     Отошло.
     А вот и она, клюшечница Марта. Стоит напротив, в двух шагах, безучастно взирая, как размалёванная кукла. Ни сочувствия, ни насмешки – каменное молчание.
    
     Ей было совершенно безразлично, где и в какой ипостаси легализоваться. Сделать это оказалось проще простого. Захудалому хоккейному клубу “Terrible Monsters” требовался специалист по инвентарю, проще говоря, кладовщица. Предмет игры, клюка, был ей вроде даже знаком по прежнему лесному отшельничеству. Да и название команды вряд ли было только случайным совпадением, плодом выспренней фантазии акционеров клуба. Здесь явственно просматривался перст указующий, и подлинный смысл адресовался только ей.
     Местные мальчишки старательно выводили на стенах “I ♥ TM” , вряд ли отдавая себе отчёт в том, что объясняются в любви злобному чудовищу. Подобные проявления глупых человеческих чувств отмечались ей как положительный момент, но радостных эмоций не вызывали. Эмоции как таковые ведут к непозволительному разбазариванию жизненного ресурса, и посему подлежат искоренению. Она ещё могла по долгу службы кого-то удостоить дежурной улыбки, а на кого-то возвысить голос, но случалось такое всё реже и выглядело ненатурально. Ну и что из того? Мнение окружающих букашек не имеет никакого значения.
    
     Интересная дамочка, только вот как её использовать в личных целях? Разве что по прямому женскому предназначению?
     Вот, вроде бы посмотришь на картинку – всё при ней: овал лица гладкий, ухоженный, черты правильные, и формы под соблазнительным нарядом весьма недвусмысленные. На любом конкурсе супермоделей будет в центре внимания. И всё же не то. Не зажигает.
     Рябая кухарка, простая чухонская баба, лишь крутнёт целлюлитными бёдрами, как тут же – не сдержишься, так и завалишь её на стол, опрокинув лохань горячих щей.
     А тут раскладываешь так и этак глянцевую фотосессию – ничего, ноль эмоций. Может быть вживую окажется интересней? Внутренний голос на эту тему помалкивает.
     Пожалуй, первоочерёдный интерес представляет не сама она, а тот вскользь упомянутый бальзам, или эликсир, как его…
     Вот это должно быть вещь стоящая, сулящая заманчивые перспективы. Надо только заставить старушку возобновить исследования, добиться устранения нехорошего побочного эффекта, а затем изготовить опытную партию препарата. Разумеется, в минимальном количестве, потребном ровно на одного пациента, после чего лабораторию вместе с оборудованием, реактивами, документацией и самой бабушкой развеять по ветру.
     Зачем тащить за собой в бессмертие кого-то ещё?
     На что внутренний голос незамедлительно произнёс, равнодушно, но увесисто:
     - Бабку не трогать.
     Ну и ладно, не больно-то и хотелось! Пусть себе коптит дальше ради каких-то неведомых высших интересов… В такие дела лучше не встревать.
    
    
     Донесение 35
     Инструкция по применению
    
     Юный друг!
     От всей души поздравляю тебя! В твоих руках чудодейственный эликсир бессмертия.
     Сейчас ты извлечёшь из упаковки маленький тёмно-коричневый пузырёк, повертишь его в руках, недоверчиво посмотришь на просвет в лучах заходящего солнца. Ничего особенного. Какая-то мутная аптекарская дрянь. И этикетка наклеена как-то подозрительно криво. Ни товарного знака, ни штрих-кода, ни срока годности. Явный контрафакт.
     Может, не стоит?
     Если ты достаточно благоразумен, размахнись пошире, запули его прямо в небеса, и постарайся забыть. Ты проживёшь долгую счастливую жизнь, в сытости и достатке, в кругу любящей семьи. А может быть, и иначе. Жизнь твоя будет недолгой, и нелепая смерть придёт как избавление от череды тягот и лишений. В обоих случаях общее одно. Лишь в последний час с горьким сожалением ты вспомнишь о том, как держал в руках не только свою судьбу, но пожалуй и судьбы всего мира.
     Пузырёк угодит прямо в лужу, во-о-он там, у ободранного мусоровозом куста бузины. Булькнет и исчезнет у тебя на глазах. Назавтра ты спохватишься, прибежишь на это самое место с утра пораньше, и полдня, не обращая ни на кого внимания, будешь просеивать в озябших ладонях вонючую жижу.
     И поделом. Вполне возможно, что тебе не повезёт. Через неделю, а может быть, через тысячу четыреста лет, твоё сокровище подберёт заскорузлый бомж. С утра горят трубы, а посему он не станет утруждать себя изучением настоящей инструкции. Энергично взболтнёт, отшвырнет пробку через левое плечо, и в три булька заглотит содержимое. Проникновенно икнёт, передёрнет небритыми щёками, занюхает рукавом.
     Не факт, что именно в этот момент произойдёт некое волшебное перевоплощение. Скорее всего, судьбоносные события ждут нас немного позднее. А может, и не ждут вообще. И если в течение ближайшего года его жизненная нить оборвётся в пьяной разборке или под колёсами того самого мусоровоза, значит, так судьбе угодно. Уникальный шанс останется нереализованным.
    
     Как безграничен манящий бархат звёздного небосвода!
     Сколь неизведанного таится в морских глубинах и земных недрах!
     Как увлекателен процесс познания свойств живой материи – от органических молекул до цитоплазмы и митохондрий, и далее до бренного величия имперских социумов термитов, крыс и гомо сапиенсов!
     А математика, абстрактная владычица закономерностей всего конкретного сущего!
     Вперёд, без страха и сомнения, благословенным путём учёного-естествоиспытателя…
    
     Ну, хватит! Дальше ничего интересного. Восторженные бредни полоумного доцента погорелой кафедры. Какой-то книжный червь берётся поучать меня, что делать с бессмертием!
     Олег в раздражении отбросил в сторону недочитанные листы.
    
     Позвольте мне всё-таки задержаться на этом тексте. Так, кажется, один клочок куда-то завалился. Извините.
     …но тебя не интересует наука. Следить за тем, как приходят и уходят поколения, движется научно-технический прогресс - это хорошо для философствующего созерцателя, но не для активного деятельного человека, честолюбивого политика.
     Что главное в жизни? Власть!
     Сейчас ты занят возведением фундамента своей будущей власти. В твоих руках сосредоточено очень многое, недаром же тебя зовут Вещим. Но пока не всё. Можешь не сомневаться, сейчас ты второй, но скоро станешь первым. И это неизбежно, вне зависимости от того, какое решение ты примешь сейчас.
     Да, бесспорно, накопление сопутствующих благ, которым ты так увлечён – это занимательно, но лишь на первых порах. Обывательские мелочи скоро наскучат своей беспроблемной доступностью. Только власть сама по себе представляет абсолютную непреходящую ценность.
     Смысл существования в том и состоит, чтобы сполна испить чашу наслаждения. Именно ей, властью абсолютной, никому не подконтрольной, безграничной. И не залпом, как жбан пива с похмелья, а мелкими глотками, так, чтобы хватило на весь твой срок, трудами праведными (или неправедными, кому судить?), отвоёванный у холодной вечности. Это опасный наркотик, и тут важно не впасть в зависимость, а самому стать хозяином положения.
     Это ещё надо уметь – грамотно, диалектически последовательно обуздать подвластный социум.
     Прежде следует понять, что положительные или отрицательные наши эмоции – это производные функции от объективного процесса бытия. Исходная функция возрастает – производная положительна, убывает – производная отрицательна. Азы математического анализа, второй курс. Даже если исходная функция в данный момент находится ниже нулевой отметки оси ординат, её возрастание означает положительный знак производной. И наоборот – прохождение максимума, в нашем случае пика наивысшего благополучия, предвещает неминуемый последующий упадок. Вроде бы всё пока ещё хорошо, даже замечательно, и нет никаких оснований для беспокойства. Есть! Едва процесс пошёл на спад, как его производная сигнализирует о себе знаком минус: хандрой, раздражением, безотчётной тревогой.
     Восхитителен будет первый момент внезапного вознесения к вершине. Пусть себе чернь зубоскалит – мол, из грязи да в кёниги. Ничего, ничего, каждому воздастся, каждому припомнится. Не сразу.
     Медленно, постепенно примешься закручивать гайки. Гнуть их всех, окаянных, так, чтобы скрипели, кряхтели, но повиновались. И это требуется не столько для того, чтобы усидчивей усидеть на троне, а всего лишь, чтобы насладиться самим процессом. Но и эти крохи радости пропадут, когда будет достигнут максимум абсолютизма.
     Всё! Мир покорён. С оговорочкой: не весь, ибо весь мир необъятен. Но достаточно большой ломоть теперь в твоём полном распоряжении. Стремиться дальше не к чему. И наступает скука, тоска беспросветная. Можно поиграть в кошки-мышки, либеральные реформы, дать какие-то послабления, а затем свирепым рыком вернуть всё к прежнему. Но и эти мелочи не принесут истинного удовлетворения.
     Правитель, каким бы мудрым и харизматическим он ни был, лет за двадцать надоест своему народу хуже горькой редьки. А уж как народ, тупое стадо, надоест ему самому! Власть должна обновляться, но не столько по этой причине. Короля творит его свита. Так что, тащить их следом за собой, одаривая избранных долей своего бессмертия? Нет, ни в коем случае! Здесь ошибка недопустима. Поди-ка определи, кто из них на деле достоин, а кто нет. Да и человеческая натура переменчива. Сегодня он тебе искренне преданный друг, а завтра подлый заговорщик, поджидающий своего часа. Нельзя верить никому.
     А ещё надо не упускать рычаги управления и при этом держать руку на пульсе времени. Научно-технический прогресс не стоит на месте. Придётся ломать стереотипы, осваивать новые формы управления. Тебе это интересно? Вижу, что нет.
     Новое поколение обязательно выдвинет новых лидеров, горластых и зубастых, приспособленных к реалиям своего времени. Без них не обойтись, иначе неизбежно отставание от соседей. Необходима ротация кадров, вот только как совладать с ними всеми в одиночку, не опираясь на старую гвардию? Справишься?
     Не надо строить иллюзий, вечным твоё правление не будет, и никакой эликсир здесь не поможет. А знаешь, каково терять власть? Даже если уйти самому, с почётом и уважением, всё равно это невыносимо. Полчища лизоблюдов и подхалимов мгновенно переориентируются на новый объект поклонения. Вознесённые тобой ничтожества не упустят возможности лягнуть при случае побольнее, ибо от всякой прошлой милости остаётся оттенок унижения.
     Удел отставного правителя – в горьком одиночестве упиваться запоздалой мудростью мизантропа. Может какой-нибудь верный служака из тех, кого ты в своём высокомерии не изволил замечать, и останется при тебе до конца. Что ж, будет на ком срывать вспышки беспричинного гнева, ибо собачья преданность только того и стоит.
     А ежели, не приведи господь – пинком под зад, да кувырком с насиженного трона? Заговор, путч, революция… Тут уж не о спасении души придётся думать, а о сохранности собственной шкуры. Мысль о таком варианте – это наваждение каждого правителя, преследующее его всегда и везде, заставляющее вздрагивать в тишине бессонной ночи от малейшего шороха. Хмурым пасмурным утром, с трудом размежив веки, будешь стряхивать ошмётки еженощно повторяющегося кошмара. И в который раз испытывать минутное облегчение оттого, что каменный мешок тюремного каземата – это химера, а твоя роскошная опочивальня – пока что реальность. И вкруг твоей шеи обвилась не злодейская удавка, а прядь размётанной по подушкам рыжей гривы фаворитки. Сегодня да, а завтра?
     Так стоит ли? Подумай, какая ждёт тебя вечность.
    
     Ну, что, всё ясно? Взял, выпил, и жди результата?
     Нет, шалишь! Во всех этих магических штучках важно точное соблюдение предписанных ритуалов. И как подбросить, и куда уронить…
     Неделю, не смыкая глаз, придётся самолично дежурить у этой самой лужи, чтоб не дай бог, не воспользовался кто-то посторонний. Дать поручение агенту распродать всю недвижимость (ох, как много!), дабы обрести статус бездомного. Вечер накануне скоротать за бутылью самого дешёвого портвейна. С утра не умываться, не опохмеляться, прогнать прочь парикмахера. Не забыть пробку через правое… Нет, нет, через левое плечо!
     И вот тогда-то!..
    
     Как ныне собрал свои вещи Олег снести неразумно к базару…
    
    
     Донесение 37
     ТВОЕ
    
     При дворе Рёрика фрейлин, статс-дам и вдовствующих императриц не водилось. Обзавестись пока не успели, и слава богу. Кое-как обходились услугами покладистых горничных, кухарок, просто приблудных девиц неизвестного происхождения.
     Не наблюдалось также гофмаршалов, вице-канцлеров и прочих сановных мудрецов, превыше собственной выгоды озабоченных высочайшими государственными интересами. А посему один важнейший вопрос государственного устройства самым безответственным образом был поставлен на самотёк.
    
     - Он асоциален. Ему безразлична ячейка общества.
     - Это замечательно! Какая экономия бюджетных средств!
     - Образование, здравоохранение, пенсионное обеспечение – всё в минусах!
     - Восхитительно! Милитаристская экспансия!
     - Госаппарат!
     - Идеология.
     Щупальца враз приумолкли и даже с виду заметно обвяли. Да, это была действительно самая больная тема. Монархический строй остро нуждался в идеологическом обеспечении. Помимо прочих важных тем, одной из аксиом самодержавия является избранность отца нации не снизу, путём народного волеизъявления, а сверху, знаком божественного провидения.
     - Да, да. Престолонаследие, будь оно неладно!
     - А ведь четвёртый десяток разменял, пора бы уже и подумать. Мало ли какая аденома простаты…
     - Может быть, путч?
     - О да! Это так увлекательно!
     - Нет, на начальной стадии не рекомендуется.
     - Ах, какая жалость!
     - Лет через двести, когда всё устоится, - пожалуйста, сколько угодно. Интриги, заговоры, отравления, выстрелы из-за угла.
     - Я сгораю от нетерпения! Скорей бы уже!
     - Женить его, и баста!
     - Нет, нельзя. Как ни странно, это всё ещё не в нашей власти.
     - Непонятное упущение.
     - Что тут непонятного? Идеология.
    
     Рёрик был в курсе проблемы, но лишь досадливо отмахивался – потом как-нибудь… Глядишь, занесёт попутным ветром принцессу из Нижней Саксонии или Мекленбурга, желательно молоденькую, привлекательную и в теле, там может быть и определимся.
     Отважного покорителя, в одиночку героически одолевшего пик тридцатилетия, не страшило уже ничто. Вот только бравурные звуки известного марша Феликса Мендельсона заставляли его затравленно озираться.
    
     Этим ранним пасмурным утром его подняла на ноги головная боль, медленно, с тупой неизбежностью разросшаяся из вечерней беспричинной хандры. Февраль, самый депрессивный месяц сумрачного безвременья.
     Рассольчика с аспирином, что ли?
     Так, есть результат. А теперь, коль уж поднялся, пойти размяться, раскинуть сугробы перед крыльцом широкой дворницкой лопатой.
     Едва, зябко передёрнувшись под наброшенным тулупом, вышел за порог, как тут же наткнулся на объёмистый продолговатый свёрток. Хорошо, хоть не наступил впотьмах. Он наклонился.
     Что там?
     Содержимое свёртка, живое, мерно посапывавшее в две дырочки, будучи потревожено неловким прикосновением, истошно завопило. Подкидыш.
     Он постоял в растерянности, не зная, что делается в таких случаях, затем неумело, с опаской взял младенца на руки. Покачал на руках, погукал. Ребёнок послушно умолк и выжидательно уставился на него круглыми глазёнками.
     - Ах, маленький, маленький, кто ж тебя так?.. Да что это я здесь торчу?
     Вывернувшись, чтобы подцепить носком ботинка неплотно притворённую тяжёлую дверь, едва смог удержать равновесие на обледенелом пороге. Взвизгнули кошачьим мявом несмазанные петли. Тьфу ты, дармоеды бесстыжие! Солидол, и тот пропить умудрились!
     Осторожно, стараясь не скрипнуть половицами, вошёл в холл. Поздно. Прислуга, продирая на бегу глаза, опрометью слеталась со всех сторон. Кто в чём, чухонские лежебоки, лишь бы первым оказаться при хозяине. Ну, так вот вам, получите!
     Тётки-бабки с охом и причитаньем набросились на добычу.
     Как же! О, какой лакомый кусочек! Нишкни, мужчина! Прочувствуй свою никчёмность и бесполезность! Здесь сфера безраздельного женского владычества: слюнявчики, пелёнки, молочные смеси, ветрянка, диатез.
     Распеленатый младенец оказался мужеского полу, в полном соответствии с упаковкой: голубым стёганым конвертом, перевязанным тёмно-синей капроновой лентой. В конверте помимо ребёнка обнаружился сложенный вчетверо листок с расплывшимся по краю жёлтым пятном.
     Рёрик наклонился поднять эту бумажку, зевнул, и тотчас внезапно выстрелила отошедшая вроде бы головная боль. Чёрт! Что же так муторно? И почему так давит это неприятное ощущение: вроде вот сейчас, в данный конкретный момент, происходят какие-то важные судьбоносные события, а ты в стороне, и не можешь ничего поделать.
     Развернул, недобро смерив взглядом подоспевших присных.
     Да уж, какой радости стоит ждать от официальных бланков с круглой печатью? Так и есть. Заключение лаборатории генетических исследований.
     Младенец, очевидно чувствуя приближение регламентированного времени кормёжки, призывно заорал и принялся вовсю сучить высвободившимися ручками-ножками. Из-под воротничка влажной распашонки издевательски выглянул незатейливый ярлычок: ТВОЕ.
     - Моё, - вздохнул Рёрик. Против анализа ДНК не попрёшь.
    
    
     Донесение 38
     Престолонаследие
    
     Прежде чем дать добро на запуск радостной вести по каналам людской молвы, пришлось провести серьёзную работу по выработке доминирующей линии сплетен, домыслов и слухов. Были незамедлительно проведены конфиденциальные переговоры на уровне глав дипломатических представительств, результатом чего явился созыв двухдневного саммита глав государств Балтийского региона.
     Вслед за вялым обсуждением насущных проблем глобального похолодания состоялся более чем скучный банкет с преимущественной тематикой в виде холодных закусок.
     Но уже утром на поверхность всплыла горячая главная тема, напрямую связанная с вопросом сохранения геополитического равновесия. Прогнозируемый демографический взрыв вследствие того, что из-за перманентных холодов население станет проводить больше времени под одеялами, вызывает необходимость расширения жизненного пространства. Тема, набившая оскомину. Где его взять, это жизненное пространство, когда все пригодные для жизни клочки земной суши давно поделены и ограждены неприступным частоколом? Отвоёвывать у соседей, превращая интернированных граждан в рабов, а побеждённых солдат в пленных? Бесперспективно это, да и чревато последствиями. Кроме того, рабов и пленных тоже ведь надо где-то разместить и чем-то кормить. Выход один: осваивать новые, пусть и совершенно непригодные земли, двигаться на Север и Восток. Человек – такая свинья, которая сможет обжиться в любых скотских условиях, это подтвердил опыт наших доблестных первопроходцев. Понятное дело, что в такой ситуации хозяева саммита в полной мере ощутили себя хозяевами положения.
     Слава Великому Рюрику! Виват! Троекратное ура!
    
     Появление наследника престола со всей неизбежностью затрагивает интересы клубка правящих династий и в сопредельных государствах. Материнская линия, пусть и косвенно выраженная в данном случае, – это один из немаловажных факторов прогнозируемой политики будущего самодержца.
     Разумеется, речь здесь не идёт о подлинной родительнице, ничтожной безродной вертихвостке, дрожащей от страха в хозяйственной подсобке или прачечной. Она сгинет без следа и упоминания, об этом, кто следует, непременно позаботится. Наследнику, выросшему и возмужавшему в суровом мире, лишённом материнского тепла и ласки, в подходящий момент должна быть преподнесена красивая легенда. Вот это и есть тот фактор, которым уже сегодня не следует пренебрегать, и за который именно сегодня стоит побороться.
     Жаркие дебаты, не обошедшиеся без парламентского минимума рукоприкладства, завершились процедурой тайного голосования. Преимуществом в два голоса неявной родительницей была признана младшая странствующая принцесса фон Шлёзвиг-Гольштайн, безвременно скончавшаяся накануне в возрасте семидесяти двух лет вследствие геморрагической лихорадки.
     Почтим вставанием её светлую память.
    
     Официальная же версия была проста и сурова. Есть глава государства, и у него, как и подобает, теперь имеется законный наследник. А всякие упоминания и предположения о существовании какой-то там матери есть крамола и государственная измена.
    
     Младенца нарекли славным именем Ингвар.
     В устах окружающей челяди оно очень скоро трансформировалось в совершенно бредовое утробное звукосочетание, на которое, впрочем, жизнерадостный горластый отпрыск охотно отзывался.
     Рёрик не стремился задерживаться в детской сверх регламентированного распорядком дня времени высочайшего лицезрения. Вглядываясь в лицо своего наследника, он испытывал досаду и раздражение. Да, несомненно, какими-то моментами прослеживается скандинавский стальной блеск в серых глазёнках. Но всё остальное, век бы не видать – горшок лапландской манной каши.
    
     Ну, вот опять, раззявил квадратную варежку, призывно тянет ручонки. И главная нянька, апоплексическая толстуха, тут как тут, семенит с бутылью молочной смеси наперевес.
     - Игорёшенька, деточка…
    
    
     Донесение 41
     Злобное чудовище
    
     - Правитель перезрел.
     - Да. Совершенно не оправдывает ожидания.
     - А наследник?
     - Неудачный экземпляр. Тут и ожиданий нет.
     - Вы уверены? Он ведь совсем ещё младенец. Из маленьких шалунишек вырастают такие монстры, прямо загляденье!
     - Может быть, хватит совать юридическое рыло в геополитику?
     - Какая тут геополитика?! Дошли до первой кочки и застряли. Совершенно никудышный подбор кадров.
     - Регентство?
     - Наверное, придётся…
     - Временная мера?
     - А что не временно? Кандидат в регенты наличествует, и у него всё уже расписано заранее. Хороший кандидат.
     - О, да! Всё по плану. Я в восторге! Ликвидировать Синеуса и Трувора, а затем, когда конкуренты будут устранены, добраться и до самого!
     - Это неплохо. Главное, чтобы всё было исполнено чужими руками и обставлено благопристойно.
     - Вне всякого сомнения!
     - Но это не всё! Он ещё собирается навестить Дира и Асколда.
     - О, да! Я знаю, это будет романтическая прогулка! Коварное, в высшей степени вероломное убийство, а затем аннексия всех территориальных приобретений.
     - Как изящно! Вечер добрый, братушки-ребятушки, сколько лет, сколько зим! В руках баулы с гостинцами, а за пазухой ножичик, чик-чик!
     - Какой мерзавец! Я в восторге! И как мы не разглядели его раньше?
     - Ох, но какая же у них сейчас нездоровая обстановка! Вещизм и прочие чуждые проявления. Я опасаюсь, что закиснет он, обюрократится…
     - Да, да, нужен стимул к активному злодействию.
     - Артефакты.
     - Верно. Без артефактов не обойтись. Поди-ка доберись по бездорожью до Дира с Асколдом!
     - А кстати, их туда и занесло артефактом №3, даром, что и сообразить не успели, что происходит.
     - Нехорошо как-то получается – воздаём обеим сторонам поровну. А где же несправедливость?
     - Смотрите, какие мы стали щепетильные неправдоискатели! В смертоубийстве справедливость углядели!
     - А ещё он захочет бессмертия. Людей помучить, и самому помучиться.
     - Вне всякого сомнения. Странные эти букашки – хотят того, чего понять не могут.
     - Дадим. У него биологический срок какой?
     - Восемь лет после Рюрика.
     - Набросим четвертак, и пусть думает, что живёт вечно.
    
    
     Донесение 43
     Полянка
    
     Знаете, что такое артефакт №3?
     Это ковёр-самолёт.
     Фи-и! Вижу, вижу, преисполненная важности персона, восседающая с бокалом мартини в комфортабельном салоне боинга или эйрбаса, как вы скептически морщитесь.
     Конечно же, и вас не миновали в детстве назидательные сказочки времён торжества социдиотизма.
     Траченная молью пыльная дерюжка. Хлопает, как простыня на бельевой верёвке, то и дело ухает в воздушные ямы. Вот-вот норовисто взбрыкнёт, шваркнув своих пассажиров в беспарашютное десантирование.
     Старик в чалме и восточном халате, безнадёжно упустивший за столетия заточения реалии современной жизни, но всё такой же романтик, непоколебимо уверенный в могуществе своей развевающейся по ветру клочковатой бороды.
     Юный пионер, судорожно вцепившийся побелевшими от напряжения пальцами в кисти истёртой бахромы. Ему, отважному советскому мальчику, всё нипочём, потому что на груди у него развевается алый пионерский галстук.
     Итак, вы уже представили себе убогие аэродинамические свойства указанного средства передвижения, его смехотворную крейсерскую скорость, ничтожную грузоподъёмность, дискомфорт пассажиров. Бр-р! Минус пятьдесят за бортом!
    
     Полноте! Всё не так.
     Идиллическая солнечная поляна. Ромашки, колокольчики, россыпи земляники. Мягкая, податливая, стелющаяся ковром молодая трава. Пение птиц, стрёкот кузнечиков. Солнечный лучик в шелесте берёзового кружева, капли янтарной смолы на сосно…
     Ах, вот в чём дело! Догадливый читатель сейчас же дорисует картинку за меня.
     Кряхтя приподнимет вросший в землю валун, покрытый с южной стороны бархатистым мхом, и обнаружит под ним…
     Ну, скажем, табличку, испещрённую загадочными письменами. Растранжирив изрядную уймищу времени в сумрачной тиши библиотек и архивов, под завязку загрузив свои извилины ворохом любопытной информации из истории цивилизаций шумеров, майя и инков, в конце концов сподобится расшифровать надпись на табличке.
     Это будет указание приподнять другой валун, расположенный на той же поляне симметрично первому. Там будет находиться таинственного вида чёрный параллелепипед без малейших признаков плоскости разъёма, не поддающийся ни твёрдосплавным наконечникам, ни плазменной резке, а только хлопку ладонью по боковой поверхности.
     Внутри обнаружится заурядный по современным понятиям предмет: плоская штучка с экраном, на котором высвечена географическая карта, и рядком кнопок. On-off, вверх-вниз-влево-вправо, масштаб плюс-минус, ускоренная перемотка. Ширпотреб, разве что дизайн непонятно чей, то ли Малайзия, то ли Вьетнам.
     А если копнуть поглубже?
     И ведь копнут непременно. Для начала обнесут заповедный солнечный уголок бетонными столбами с колючей проволокой, овчарками, спецназом, предупреждающими надписями: «Не влезай радиация убьет!». С глубины десяти метров извлекут нечто, представляющее собой клубок сплетённых трубами и проводами пускателей, реле, датчиков и трансформаторов. Тот самый ковёр-самолёт, ни на ковёр, ни на самолёт не похожий. Учёные авторитеты, покачивая седыми головами, сформулируют, что обнаружена установка, предназначенная для нуль-транспортирования материальных объектов путём искривления силовых линий пространственно-временного континуума транзитом через четвёртое измерение. Правда, ни хрена не работает.
     И не будет работать, потому, что опять всё не так. Нет никаких звёздных ворот, ни генераторов, ни регенераторов, ни дегенераторов.
     Оставьте в покое мотыльков и кузнечиков! Пускай и дальше неторопливый ветерок раскачивает кроны вековых сосен, разносит перекличку пёстрых лесных птиц, осыпает пыльцой каждое скромное соцветие. Не терзайте шанцевым инструментом пронизанное спорами жизни сокровище биосферы – плодородный верхний слой почвы, вотчину мириад жучков, червячков, личинок, бактерий.
     В жизни изредка есть место совпадениям. В беллетристике они встречаются значительно чаще, и не стоит винить в этом авторов. У каждого к этому есть своя причина, чаще всего заключающаяся в том, что цепочка реальных фактов никак не желает выстраиваться в логически завершённый сюжет. Так что приходится кое в чём привирать.
     Моё же повествование – это истинная, неприкрашенная правда. Я не большой любитель описаний красот родной природы, они мне надоели хуже горькой редьки ещё со времён школьных сочинений. Поэтому данное совпадение оказалось очень кстати в плане избавить вас от нагромождения скучной тягомотины.
     Да, да, мой проницательный друг! Речь идёт о той самой достопримечательной поляне, зелёная мурава которой, примятая плащ-палаткой Рёрика, всё ещё хранит запах труворовых кроссовок.
    
     Дир и Асколд, спокойные, рассудительные парни, не были ни дезертирами, ни заговорщиками, хотя среди безбашенных дружков Рёрика и ощущали себя чужаками. В этот раз они собрались посидеть на природе чисто своей компанией, в стороне от дурацких подначек Синеуса и лошадиной ухмылки Трувора. Повод? Да какой нужен повод, если погода шепчет и штатного надзирателя, зануду Хелга, наконец удалось куда-то спровадить.
    
     О, как это восхитительно! Скатерть-самобранка на нежном шёлке июньской травы. Газета известия*, разворот с двойным вкладышем по случаю краеугольной речи на историческом пленуме, - очень кстати. Атлантические кильки в томатном соусе, плавленые сыры дружба и городской**, брызжущие ядрёным рассолом буро-зелёные помидоры, внушительное кольцо ливерпульской, буханка чёрного. И как апофеоз – содержимое двух неподъёмных пакетов, которые было доверено нести, поочерёдно меняясь и бережно подстраховывая, только самым надёжным и проверенным. А то ведь был как-то случай, вспоминать не хочется… Портвейн кавказ? Не знаю, не пробовал, чем там травились когда-то арбатские хлыщи.
     *Ненавижу кавычки. С кавычками «Известия» - безвестие, а «Правда» - неправда.
     **Ничем не хуже рокфора или пармезана.
     Лучистое, суровый мужской напиток. Батарея бронебойных снарядов калибра ноль семь, девятнадцать на три, бережно выложена в сторонке под чутким присмотром дежурного вперёдсмотрящего. Гранёный стакан, один на десять персон, всех то есть присутствующих. Стаканы растут на деревьях, за их наличием и гигиеной чутко следят бабульки, коллекционирующие стеклотару.
     Меня воротит от чинных добропорядочных застолий с крахмальными скатертями, при галстуках, вечерних платьях и этикете, с непременными здоровья счастья успехов в труде и личной жизни оставаться таким же как сейчас. Как и вообще от всяческих церемоний, ритуалов, и прочих пафосных проявлений. Дни рождения моя компания отмечает, и с большим удовольствием, но по-своему. Отрицание традиций – это тоже традиция. О каких-то подарках, полезных или бесполезных вещицах, речи не ведётся. Лучший подарок другу – это мы, его друзья. Лучшее выражение дружеских чувств – нажраться до поросячьего визга за здоровье именинника. Сам виновник торжества ответит дорогим гостям взаимностью, и тоже будет пьян и счастлив. Финансируется мероприятие обычно вскладчину, и основной взнос, как ему совесть подскажет, сделает именинник. Это подразумевается само собой, но никакие меркантильные расчёты, мол, сегодня ты меня поишь, а завтра я тебя, здесь неуместны.
     Единство стакана, пускаемого по кругу – это не ритуал, это естественное проявление нашей сплочённости. Принимающий налитую до ободка эстафету оказывается в центре общего внимания. Кто-то хмыкнет: «Ну, будем!», кто-то, собираясь с духом, как штангист перед рекордной попыткой, промолчит. Кто-то пустится в глубокомысленные рассуждения, кто-то, давясь смехом, вывалит свежий анекдот. Прихотливо вяжется неторопливая беседа, уж и не вспомнить, о чём. Мысленно я дома.
    
     Любимая женщина, так сполна и не насытившись тремя сомнительными оргазмами, произносит сакраментальную фразу:
     - О чём ты думаешь?
     Тебе сейчас по барабану. Все женские прелести представляют собой только то, что они есть на самом деле. В голове каша и въедливый мотивчик из всемирно надоевшей Аббы.
     - О тебе.
     - А как ты меня любишь?
     - Очень.
     - Очень-очень?
     - Угу.
     - И я тебя очень-очень-очень!
     Далее, уже без пауз и переходов:
     - видела прелестные обойчики а когда мы поженимся этот шкаф я переставлю вот туда а мама сказала почему эта Ленка так на тебя смотрела что ты всё молчишь скажи она красивая у неё ноги кривые повернись дай твою мохнатую спинку.
    
     У каждого примата зреет между лопатками чёрная точка. Место труднодоступное, самому не достать. Облепленное продуктом сальной железы безобидное скопище уличной пыли, набившейся под кожный покров через раздолбанную пору. Не болит, не чешется, старается ничем о себе не напоминать. Зря старается. Удел инородного тела быть принудительно отторгнутым, и залог того, что это произойдёт – пусть и мимолётное, едва заметное, но всё же какое ни есть рефлекторное ощущение эйфории.
     Фи! Какое плебейское занятие - давить прыщи! Вижу, как вы брезгливо морщитесь, глубокоуважаемый оппонент. Охотно верю, что вы никогда не предаётесь указанному безобразному пороку, как и тому, что ваш организм вследствие питания святым духом не нуждается в справлении естественных надобностей.
     А мы люди простые, приземлённые. Посему покорно укладываюсь тылом кверху, предоставляя поле деятельности заостренным маникюрной пилкой обожаемым перламутровым коготкам. Ну, больно же! Мало того, ещё и в левой щиколотке ощутимо стрельнуло…
    
    
    
     Донесение 44
     Посвящение непосвящённых
    
     Стоп! Вот на этом явлении мы и остановимся.
     Схожего рода мелкая достача регулярно портит нервы издёрганной биосферной напастью девочке Земле.*
     *Об этом подробнее – в предшествующих донесениях.
     Энергетический сгусток (каноническая скорость распространения электромагнитных волн - 300000 км/с) прошивает литосферу и частично мантию планеты, входя и выходя строго в определённых точках её поверхности. Акупунктура… Кто станет отрицать материальный характер этого импульса, и как следствие то, что ему вполне под силу перетащить за собой ничтожную эфемерную субстанцию в виде десятка человеческих душ вместе с телесными оболочками?
     Очевидно, что для возникновения указанного импульса требуется определённое сочетание внешних факторов и воздействий. В меньшей степени здесь ощущается влияние взаимного расположения небесных тел и светил. Примерно так соотносится строго прописанное в карточке время приёма участкового терапевта с реальным нервозно-психованным продвижением очереди в коридоре поликлиники. Иначе говоря, астрологам не стоит попусту тратить время: звёзды здесь мало что могут подсказать. Что из того, что я раскрою секрет и укажу на полнолуние в знаке Близнецов? Реальностью вполне может оказаться Дева в третьей четверти.
     Более существенным выглядит фактор состояния биосферы. Биосфера должна быть взбудоражена, роиться мириадами живых тварей и трепетать зелёными листочками, а не покоиться в холодном оцепенении под спудом пушистых сугробов.
     Злобное чудовище, гадкое ползучее недоразумение, хотя и не имеет в нашем измерении материального биологического воплощения, тоже должно шевелиться, понуждаемое агрессивными происками себе подобных и своим собственным ущемлённым положением. Его вклад в произведенное действо будет выглядеть как комариный укус или наглое вторжение занозы в мякоть указательного пальца, то есть акт вполне с виду ощутимый и осмысленный.
     И напоследок остаётся упомянуть ещё один микроскопический фактор. Человек. Ради собственной, как ему кажется, тщеславной прихоти, а на деле по наущению злобного чудовища, именно он обязан привести в действие детонатор всего процесса. Впрочем, он может выполнить свою миссию и неосознанно, оказавшись лишь инструментом замысловатого стечения обстоятельств.
     Как это происходит? Наверное, для активации процесса потребуется какое-то ритуальное действо или хотя бы заклинание? Скорее всего, именно так. Ведь для того, чтобы попасть в резонанс с колебаниями чутких струн души обитательницы небесных сфер, возможен только один единственный вариант наложения этих четырёх гармоник.
     Существа высшего порядка, будь то сама планета Земля, биосфера, столь нелюбимый ею чуждый организм, или хотя бы злобное чудовище, в такой же мере чуждое биосфере, - все они в силу своей грандиозности вряд ли способны уловить ничтожную амплитуду вибрации человеческой гортани. Здесь требуется совершенно особенный звук.
    
     Круг замыкается, и стакан снова в твоей руке. Шпокнув, отлетела в кусты пробка. Наливай! Вперёдсмотрящий строго отмеряет норму. Сколько там ещё осталось? Сегодня должно хватить, не как в прошлый раз. Товарищ предусмотрительно протягивает в твою сторону солёный помидор.
     Мустафа, Мустафа, Мустафа, Ибрагим!* Если ты уже не в состоянии, не беда. Друзья окружат участием и поддержкой, отведут в сторонку, где можно облегчиться посредством двух пальцев, дабы просветлённым вернуться на своё место.
     *Queen, Jazz ©1978
    
     Доблестный воин Асмуд был ещё не пьян, но очередной круг ему пришлось пропустить. Возможно, какой-то из продуктов попался не первой свежести. Более стойкие соратники сочувственно кивали головами, передавая стакан из рук в руки. Не пошло, бывает… Меньше закусывать надо.
     Исторжение сопровождалось конвульсивным рыком, что заставило встрепенуться всякую настороженную лесную живность, но ничуть не обеспокоило привычную к таким проявлениям компанию. И вообще не было отмечено ничего такого, что обычно предваряет судьбоносные моменты истории. Хляби небесные не разверзлись, молнии не заблистали, недра не затрясло. Затмения тоже не было. Во всяком случае, указанные катаклизмы Дира, Асколда и оставшихся с ними семерых товарищей не коснулись.
     Перемещение захватило непосредственную материальную оболочку каждого из присутствующих, а также сопутствующий антураж, как то: воздух в лёгких, содержимое пищеварительного тракта, отмершие клетки кожного покрова, одежду, обувь, предметы обихода. Где тут проведёшь грань, что сейчас относится к живому субъекту, а через мгновение перестанет им быть? Или наоборот, - что сей момент было неодушевлённым кусочком сыра, а стало животворящей субстанцией, молекулы которой переплелись в замысловатых спиралях с молекулами ферментов слизистой оболочки? Поэтому было взято всё, включая газету известия, батарею недопитых бутылок и выпавшую из чьего-то кармана пластмассовую расчёску.
     Возлияние продолжилось на живописной днепровской круче, не сказать, чтобы так уж далеко от исходной точки – примерно в восьмистах километрах к югу. Можно с уверенностью сказать, что большинство из присутствующих в переломный момент находилось в относительно здравом уме и местами в твёрдой памяти. Но уже не настолько, чтобы придать значение несущественному изменению окружающей обстановки. Какая разница, что там за спиной – сосновый бор или дубовая роща? Главное, стакан в руке и компания в полном составе. Или нет, почти. Кто-то, кажется, отчалил.
    
     Течение времени в ходе алкогольных мероприятий обычно распадается для каждого из участников на отдельные фрагменты. Активная фаза, когда парадоксальные суждения, высвобожденные из повседневных шор, толкают на неординарные поступки. Отруб, благостное состояние, когда и душа и тело наслаждаются покоем. Снова активная фаза. Ещё отруб. Автопилот. Восстановление мозаичной картины вчерашних похождений производится наутро коллективными усилиями.
     Вернувшись из лабиринта, в котором блуждало затуманенное сном сознание, вы вряд ли верно оцените прошедший отрезок времени. Минута это была, час или сутки? Провал длился всего ничего – две миллисекунды, но всё-таки был. Однако на внезапное изменение обстановки никто адекватно так и не отреагировал. Почему? А кому хочется глупо выглядеть в глазах товарищей? Сидят себе как ни в чём ни бывало, наливают, произносят спичи заплетающимися языками, а ты один мучительно силишься что-то понять. Впору воскликнуть, как в анекдоте: «Иде я?», но такое уместно будет только завтра поутру. А сейчас не поймут, точно на смех поднимут…
    
     Бедолагу Асмуда процедура очищения от шлаков проняла до глубины души. Едкие этил-ангидридные слёзы сочились через ноздри и даже через распухшие уши. В голове бухал набат. В общем, было совсем нехорошо. А в придачу ко всему стало ещё и очень обидно.
     Вернулся и никого на месте не застал. Ушли. Забыли, как плюшевого мишку на скамейке.
     Первозданная чистота на поляне, ромашки с колокольчиками, мать твою. Ни окурка, ни клочка обёртки. Трава и та распрямилась, непохоже, что примята была. Странно как-то, хотя, впрочем, чего странного? Зря, что ли Хелг всякого неряху в грязь мордой тычет…
    
    
     Донесение 47
     Наверное, восемь
    
     Надо ехать, Олежка, и немедленно. Такая доля. Твари, управляющей внутренним голосом, стоит лишь прозрачно намекнуть, и никуда ты, господин премьер-министр, не денешься, засобираешься на ночь глядя в тёмную глухомань. Хотя и знаешь, что доставят куда угодно с подобающим рангу комфортом и обслужат на месте по высшему разряду, но бог ты мой, как же неохота! Приходит с возрастом такое – вечерняя ломота в суставах, усталость, когда и уставать вроде не с чего. Вытянуться в мягком кресле у камина, хлебнуть горячего кофе с коньяком, смежить веки под бездумное мельтешение картинок на экране. Послать всех…
     Надо! Незамедлительно и собственной персоной, с тем чтобы на месте самолично обиходить мерзкую старуху в ангельском обличии. Такая вот пошлая работёнка, которую, однако, никому ни уступишь, ни перепоручишь. Активация артефакта №2 – событие государственной важности. Утечка информации конкретно никому не адресовалась, это вполне в духе надменного чудища. Так что, кто смел, тот и съел. Ничтожный зверёныш, который вылупится как бы из ниоткуда, способен бациллой внедриться в этот мир, без покровителей и помощников проникнуть в самые высшие сферы, и самостоятельно выполнить возложенную на него миссию. Но лучше, если это будет твой зверёныш, не так ли?
    
     Самодержец возвышался над своим рабочим столом в безучастном окостенении. Непременный полуторалитровый штоф карлсберга, мелкая тараночья чешуя прямо тут, на небрежно разбросанных гербовых листах с узорными виньетками. Проект указа о неотложных мерах по усовершенствованию исполнительного законодательства с соответствующей резолюцией, вытянутой поперёк первой страницы дёрганой нитью энцефалограммы.
     Дотошный эксперт, вооружившись лупой, непременно расшифрует эту надпись:
    
    
    
     А может и не станет зазря напрягаться, ибо зелёный цвет маркера, подвернувшегося монаршей длани, просто означает: одобрить.
    
     Ягодка-секретарша, эротически изогнувшись, опёрлась на спинку потёртого кожаного трона, который, игнорируя предписания медиков, упрямый монарх никак не желал заменить новомодным ортопедическим креслом. Подала раскрытую папку с непререкаемым грифом НАДО, каждодневно предназначенную не более чем для одного, самого важного документа.
     Рёрик, поморщившись от ревматической докуки, развернул аккуратно заполненный бланк.
     - Он здесь?
     - Не изволили подняться из машины, очень спешат, сердятся.
     - Хрен собачий, - процедил сквозь зубы. Раздражённо перечеркнул крест-накрест серый листок, отшвырнул прочь со стола.
     И вновь погрузился в тягостную недвижность, вперив в никуда каменный взгляд. Худшие ожидания сбываются, злая воля чудища непреклонна. Уберечь старого друга не получилось.
     Вернувшись неделю назад из краткого вояжа, премьер, усталый и небритый, бесцветным голосом доложил о выполнении инспекционного задания, положил на стол официальное заключение, развернулся на каблуках и молча вышел. Составленная местечковыми грамотеями бумага повествовала о том, что заключительный банкет по завершении визита господина премьер-министра был организован надлежащим образом, трезвых и находящихся в здравой памяти не имелось. Причина скоропостижного ухода господина генерал-губернатора Синеуса была установлена двояко: то ли на ножичек напоролся, когда шпроты открывал, то ли грибков маринованных переел.
    
     Запыхавшийся адъютант протянул через приоткрытое окошко командировочное удостоверение, лаконично подписанное всего одной буквой Х.
     - Хрен собачий, - процедил сквозь зубы Хелг, раздражённо дав отмашку – вперёд.
    
     ХК Злобное Чудовище, прежде захудалое полулюбительское учреждение, вознёсся ныне на вершину спортивного и коммерческого успеха. Держательница контрольного пакета акций, милостиво согласившись занять пост генерального менеджера, время от времени вспоминала и прежнюю, весьма, как оказалось, ответственную должность. Прихотью редкого проблеска затаенного под спудом женского начала из шеренги битых сальных физиономий выдёргивался один, одуревший от восторга смазливый розовощёкий юниор. Отмеченный хозяйским вниманием перспективный игрок удостаивался чести получить перед матчем инвентарь из благословенных трепетных ручек, и тогда на ледовой площадке начинали твориться чудеса.
     Тренировочная база находилась чуть в стороне от оживлённой автомагистрали, на живописном склоне зелёного холма в окружении вековых сосен. Офис клуба, несмотря на поздний час, был ярко освещён. Подготовка к приезду высокой персоны инкогнито была проведена основательно. У тщательно проржавленных скрипучих ворот была высажена и присыпана строительным мусором рассада колючего бурьяна. Сломанные скамейки со свеженакарябанной похабщиной, серые от пыли оконные стёкла, окурки, бутылочные осколки, разрытая вдоль пищеблока теплотрасса. В общем, как и должно быть – не ждали. Кортеж премьера минут двадцать простоял перед КПП, пока, наконец, апатично позёвывавший пассажир не выказал первые признаки раздражённости. Откуда-то из кустов, застёгивая на ходу ремень, вывалился неопрятного вида похмельный охранник, выстроил артистическую паузу с переходом от неуставного рыка к раболепной угодливости, и хорошо поставленной опрометью ринулся докладывать по инстанции. Особых указаний для должностных лиц не давалось, но те, зная жёсткий и требовательный характер премьера, предпочли подстраховаться. Во всяком случае, игроки под присмотром коучей продолжали добросовестно тузить друг друга в тренажёрном зале, тогда как распорядком дня был предписан вечерний аперитив. Главбуху также надлежало релаксировать у стойки бара, а не пролистывать у себя в кабинете страницу за страницей пухлые тома квартальных отчётов, давным-давно сверенные, утверждённые, пронумерованные и прошнурованные.
    
     Рабочий день хозяйки нормировался исключительно её собственной прихотью. В последние дни приём посетителей производился в жидкой фазе. Совместная водная процедура в режиме сорокапятиградусного экстрима теперь прописывалась каждому входящему, что после стольких лет фригидного небрежения выглядело довольно странно.
     Представительный мужчина нанёс визит шикарной даме, не сочтя нужным озаботиться мало-мальским знаком внимания. А ей это и не требовалось.
     С деланным любопытством обратилась в сторону неурочного посетителя, игриво изобразила тремя коготками выпорхнувшую из ароматной пены перламутровую бабочку. Или летучую рыбку. Туземец был в восхитительном мужском возрасте слегка за сорок, строен, строг и без вычурности элегантен. Недурно.
     Далее по закону жанра должна следовать бурная экзотическая сцена. Увы. Лгать не стану, ибо не могу себе позволить приукрасить суровую реальность.
     Никаких тебе романтических сантиментов с бесцельным распылением жизненного ресурса. Насупленное совокупление во исполнение священного долга перед Родиной. Вслед за тем - перманентное отвращение к противоположному полу, как индикатор процесса утилизации отпавшей за дальнейшей ненадобностью функции.
    
     Зябко кутаются шалью осеннего ветра прозрачные берёзы по обе стороны мокрого шоссе. Унылый однообразный пейзаж страны, где апрель, так и не став июлем, сменяется октябрём. Вечер. Наверное, восемь. Приближается к печальному эпилогу ещё один отрезок моего повествования.
    
     Премьер, усталый и небритый, не посчитал нужным распространяться о выполнении инспекционного задания. Положил на стол официальное заключение, поставил бутыль горькой, молча разлил в гранёные стаканы. Помянули старого друга, понимающе переглянувшись под сенью тяжело нависших багровых щупалец. Закусь резали тем самым ножичком, на который, грибки маринованные открывая, случилось напороться неосмотрительному генерал-губернатору Трувору.