Это короткий рассказ о том, как исчезли люди.
     Все началось с невинного изобретения одной голландской фирмы, занимавшейся дальнейшим развитием радиоэлектронной связи. Изобретение состояло в том, что всякий человек, заплатив сущие гроши, мог послать вместо себя на улицу (или, наоборот, оставить дома) собственную голографическую модель; весь эффект производился проектором с маковое зернышко величиной.
     Именно миниатюрные размеры прибора, надо полагать, и послужили причиной беды (если исключить, конечно, версию злого умысла). Ведь аппараты, прозванные в быту «летучими голландцами», были действительно удивительно легки и летучи, что позволяло миниатюрному реактивному двигателю переносить такой объект на любое расстояние практически мгновенно. Бывало, сидишь с каким-нибудь хорошо тебе знакомым и привычным уже собеседником, как вдруг слышится небольшой щелчок – и собеседник, оказавшийся лишь голографической копией, вылетает в форточку. Что и говорить тогда о незнакомых людях, о начальниках и всяческих бюрократах – можно было со стопроцентной уверенностью утверждать, что только один из трехсот пятидесяти семи чиновников занимал свое место самостоятельно, остальные же триста пятьдесят шесть сажали вместо себя фантомов, предпочитая лично и непосредственно нежиться под турецким солнцем.
     Голландская электроника оказалась столь качественной, что никому никоим образом не удавалось отличить копию от оригинала, и это, разумеется, открывало неограниченный простор для всевозможных злоупотреблений, не только чиновничьих, но и, например, супружеских. Подлоги такого рода почти всегда оставались не раскрытыми, до тех пор, пока экономные или просто небогатые мужья не начали приобретать вместо добротных европейских изделий дешевый китайский ширпотреб – тогда-то несчастные жены и стали обнаруживать поутру в супружеских постелях вместо дорогого супруга маковые зернышки; в китайских подделках часто выходил из строя блок питания.
     Когда такое неудобство обнаружилось и стало статистически значимым, китайские аппараты перестали покупать. Поговаривали, будто они все равно поступают на рынок под видом французских; но, если это и происходило, подделку невозможно было отличить от оригинала.
     И все же главный недостаток прибора, как уже говорилось, крылся вовсе не в блоке питания; частые отказы «голографических мужей» были лишь комическим предупреждением, которому, конечно же, никто не внял.
     Основной недостаток «голландцев» оказался нерасторжим с их достоинством: производящие искусный голографический обман аппаратики были чрезвычайно мобильны, и, хуже того, самым негодным образом легки. Когда дело происходило в душном кабинете, за сохранность голограммы, пожалуй, не стоило беспокоиться – но на свежем воздухе часто можно было наблюдать, как от кавалера улетает дама, и вовсе не по собственной воле, то есть не по воле оригинала, управлявшего из уютного будуара своей копией, а всего лишь из-за сильного ветра, с которым не в силах был совладать крохотный реактивный двигатель, жужжавший изо всех сил.
     Постепенно (но далеко не сразу) эти свойства «голландцев» стали вызывать сперва единичные протесты, а потом и общее нарекание. Протестовали жены, мужья, любовники и любовницы, посетители приемных, подчиненные и начальники; с критикой недостатков выступали даже президенты и премьер-министры. Протестовали статистические бюро и планирующие органы большинства стран, за исключением совершенно аграрных – из-за переизбытка фантомов (ведь каждый обеспеченный гражданин имел в собственном распоряжении от трех до полутора десятков таких «маковых зернышек») невозможно было выяснить, какова естественная убыль населения.
     Попробовали ввести ограничительные меры: запретить использование аппаратиков в рабочее время и продавать в одни руки не более дюжины приборов (данные о покупателях заносили в объединенную компьютерную сеть). Но в ответ на эти драконовские меры моментально возникла пиратская торговля зернышками, и честные граждане, еще недавно выходившие на марши протеста и собиравшие подписи с требованием запретить «летучих голландцев», снова пустились во все тяжкие. Теперь считалось особым шиком удваивать, утраивать и учетверять собственные образы; частенько на прогулках оригинал окружали десятки вторящих ему во всем копий; супруги приучились развлекаться, наблюдая за совокуплениями полностью себе подобных пар, для чего заводились пятиспальные кровати, занимавшие целые гостиные. Некоторые доходили до того, что приглашали поглядеть на такие забавы близких друзей и даже укладывали их копии рядом со своими (разумеется, если могли поручиться за их электронное происхождение).
     Вторая волна увлечения маленькими голландцами, накатившая вслед за ограничительными мерами, привела к тому, что вокруг больших городов образовались целые кладбища наполовину истощенных голограмм: «маковые зерна», генерирующие двойников и унесенные ветром за город (или просто забытые после пикников) еще долго генерили электронный продукт, прежде чем полностью исчерпается энергозапас прибора (который все-таки нужно было время от времени подзаряжать от сети), но копии в таком состоянии выходили бледные и немочные.
     Честно говоря, купить новое зернышко было легче и дешевле, чем подзаряжать его каждый месяц; возможно, это и было причиной образования подобных пригородных кладбищ.
     Кладбища эти все росли и росли, вызывая нарекания общественных организаций, частных лиц, имевших недвижимость в пригороде, муниципалитетов и правительств; был даже создан ряд межправительственных организаций, работавших исключительно над одной-единственной проблемой – как избавиться от накопившегося мусора, этих никому не нужных уже двойников. Несколько лет общественные комитеты, специализировавшиеся на правозащитной деятельности, обстреливали правительства требованиями покончить с голографическим захламлением земного шара, чиновники формировали и переформировывали комиссии, создавали исследовательские институты и вели совещания на высшем уровне. Наконец один из институтов, кажется, в Драгобуже, нашел гениальное решение. Подробности этого решения уже никому не известны, но в общих чертах идея заключалась в следующем: при помощи определенным образом устроенных громадных вентиляторов, которые надлежало установить по периметру всех крупных городов, накопившаяся голографическая пыль должна была подняться в воздух и, достигнув верхних слоев атмосферы, опуститься затем (частично сгорев при падении, подобно метеорам) в Атлантику и Тихий океан.
     Вентиляторы вокруг столиц установили достаточно быстро, но власти, подумав, решили сдуть пыль не только со столиц, но и с менее крупных населенных пунктов – чем дальше, тем больше отходов скапливалось вокруг сел и деревень, стимулируя своеобразный неофольклор, повествующий о встречах в глухой тайге с самыми неожиданными персонажами, вроде африканских пигмеев или победительниц конкурсов красоты. Обывателям (в основном тем же сельским жителям) пришлось потуже затянуть пояса, кое-где ввели даже хлебные карточки, но худо-бедно справились и с этой задачей; оставалось только включить установки. Межправительственная комиссия назначила день запуска, высокопарно названный «днем свежего ветра», и даже единый для стран-участниц момент, в который надлежало одновременно включить вентиляторы во всех городах мира, чтобы электронная пыль разом поднялась в воздух и рассеялась потом в недрах Мирового океана. От средств массовой информации не удалось скрыть, конечно же, малоприятные побочные следствия проекта – ведь вентиляторы вместе с отслужившими генераторами голограмм должны были поднять тысячи тонн обыкновенной, не электронной, пыли, из-за чего по планете могла пронестись пыльная буря небывалых размеров и вызвать самые неприятные последствия, вроде пресловутой «ядерной зимы», разве что без радиоактивного заражения. Но народы цивилизованных стран добровольно согласились претерпеть несколько дней без солнечного света, тем более, что вентиляторы были уже готовы к запуску и крайне бесхозяйственно было бы теперь их демонтировать.
     За два часа до назначенного момента (в одних странах-участницах солнце только всходило, в других – уже закатилось) перед своими гражданами с поздравлениями выступили президенты и короли; за час – начались праздничные концерты, лазерные шоу и прочие увеселения; на всех каналах звучали самые популярные и жизнеутверждающие песенки, только звукооператор одной местной радиостанции, то ли предчувствуя неладное, то ли по случайности, пустил в эфир вместо арии Летучей мыши – траурный марш Шопена; в превосходном, следует отметить это, исполнении. Хотя аудитория этой радиостанции была отнюдь не многочисленной и совершенно провинциальной, аллегорически можно сказать, что вентиляторы были запущены именно под этот марш – ведь, стоило им раскрутиться на полную мощность и поднять всю пыль, которую им надлежало поднять, города и села вмиг опустели; ни единого голографического призрака не осталось на их улицах и вокруг. Но в то же время (сколько не разыскивала межправительственная комиссия) не осталось и ни единого живого человека. Ни одного человека, как ни печально.