В котле Великого переселения народов. – Рыцари Круглого Стола и чаша Грааля. – Путешествие в страну Асов. – И снова варвары. – «Последний римлянин» и его время. – Епископы против пророков. – Известный ритор и анахорет. – Муки Блаженного Августина и муки пророка Мани. – Антикварии и скриптории Средних веков. У истоков библиотечного дела. – Ислам и мусульманская культура. От Авиценны к Аверроэсу. – Превратности доказательства бытия Бога и бытия церкви. – Император Фридрих II из династии Гогенштауфенов. – Ангельский доктор по кличке Немой Бык. – Расплата за свободомыслие. – Его звали Джефри Чосер. – Провансальские трубадуры и жонглеры. – Бесшабашный поэт Вийон, который любил вийонить. – Смех Франсуа Рабле.
    
    
     В котле Великого переселения народов. Римский император Валент встретил свой смертный час августовским днем 378 года. Его поразило железо вестготов на поле брани близ Адрианополя. Конница варваров, взломав ряды легионеров, бросило под копыта своих разгоряченных коней богатство высокомерной, но дряхлой империи.
     Оцепенением были скованы те, на ком лежало бремя власти, потерявшей свой сладкий вкус в годину смертельной опасности. На опустевших виллах патрициев остались лишь одичавшие псы и немощные рабы. В мраморных водоемах цвела вода.
     Новому императору Феодосию предстояло решить нелегкую задачу по спасению отечества. Римские когорты давно утратили свой боевой пыл. Надежды на них слабы. В политике надо соединять лукавое слово с многозначительным блеском меча. Феодосий хорошо усвоил эту прописную истину. Поэтому с лицемерным радушием он раскрывает объятия варварам. Кочевники усиливают его конницу. Теперь их воинственность уже не так опасна.
     Военная катастрофа при Адрианополе преподала жестокий урок. Боевая техника варваров смяла все представления римских стратегов о правилах боя. Действия конницы готов были вне всяких правил. Их стрелы распыляли когорты, заставляя легионеров вступать в единоборство с дико орущим и вертким всадником. Вырванный из рядов когорты легионер оказывался слабее варвара физически и профессионально.
     Римские императоры перестают доверять легионерам-наемникам и все чаще окружают себя варварской кавалерией. В IV веке римляне уже не удивляются тому, что варвары становятся не только офицерами, но и командующими армий. Даже вооружение римлян варваризуется, делаясь мало похожим на традиционное оружие латинских легионов. Изменяются и символы воинской доблести: вместо грозно парящих орлов появляются куклы драконов, надутых воздухом и прикрепленных к древку копья. Размахивая этими «драконами», римские легионеры нападали на врагов с диким рычанием германцев.
     Варварские обычаи перестают быть в диковинку и при дворе. Христианский император Грациан не брезговал появляться перед сенаторами в аланском костюме, отороченном мехом, с огромным луком в руках и в сопровождении телохранителей с берегов Волги.
     Волнами прибоя исторгала кочевников из своих бесконечных пространств Азия. Великое переселение народов, вписавшее драматические страницы в книгу истории средневековой Европы, было торжеством конной цивилизации. В смешении народов и культур конь сыграл огромную роль. Хотя его копытами и был растоптан античный мир, но он же вывез на себе христианство, придав ему воинственные черты, а церкви – политическую мощь.
     Первыми впряглись в повозку новой цивилизации невзрачные, но исключительно выносливые азиатские скакуны. Произошло это за несколько веков до нашей эры, точнее, на рубеже VII–VI столетий.
     Волками взлетели на пригорок крепко сбитые мохнатые лошади, невысокие, с короткой и широкой мордой. Застыли, окутанные прозрачной дымкой легкого пара. Застыли и всадники, напряженно всматриваясь узкими прорезями глаз в открывшуюся им картину. Перед ними в зловещей тишине находилась китайская армия Лю Бана.
     На промерзшую землю мягко ложатся первые редкие снежинки. Лю Бан молча вытягивает руку в сторону пригорка. Рябью обозначилось волнение в рядах. С нарастающим шумом промчался отряд на перехват вражеских лазутчиков.
     У Лю Бана еще свеж в памяти азарт недавней гражданской войны. Он, наследник династии Хань, держит отныне в своих руках всю империю и не потерпит, чтобы варвары нарушили ее покой. Вождь гуннов Маодунь должен быть схвачен и в клетке привезен в столицу, где палачи медленно, капля за каплей выпустят из него всю кровь.
     Со своим авангардом император бросился в погоню за трусливо убегающими варварами.
     Но что это?
     Почему презренные враги прекратили отступление и разворачивают коней?
     Ответ прост и страшен: воины Маодуня не были трусами. Китайский император непростительно ошибся в оценке противника. За это он поплатился позорным окружением в теснинах гор Байдэн.
     Маодунь, зло зжав зубы, играет плеткой. Он уверен, что ханьцы не решатся на прорыв.
     Вождь гуннов прошел трудную школу жизни, ясно определив свою цель – власть. Китайский историк Сыма Цянь, живший во II веке до н. э., потом так опишет его биографию.
     Когда-то вождем гуннов был Тоумань, имевший двух сыновей от разных жен. В наследники себе он метил младшего. Чтобы избежать семейных раздоров, хитрый Тоумань, воспользовавшись первым случайным поводом, отдал старшего сына заложником в стан врагов, а потом коварно напал на них. Однако старший сын Маодунь остался жив. Похитив коня, он ускакал к своим. Отец вынужден был дать под его начало отряд.
     Сурово обучал своих воинов Маодунь. Но вот как-то раз он еще более ужесточил требования к воинской подготовке и воспитанию преданности, приказав под страхом смерти стрелять туда, куда полетит его стрела-свистунка. Приказал и тут же пустил стрелу в своего прекрасного коня. Тем, кто растерялся и не стрелял, он безжалостно отрубил головы. Вскоре пустил Маодунь стрелу в свою любимую жену. И вновь покатились отрубленные головы. Наконец во время охоты засвистела его стрела в сторону отца. Одновременно в воздух дружно взмыли стрелы всех его воинов. Упал замертво Тоумань. После этого Маодунь немедленно расправился с братом, мачехой и приближенными отца. Так во главе гуннов стал не знающий пощады вождь.
     Маодунь терпеливо ждет посла ханьцев.
     Императору деваться некуда. Лю Бан обещает гуннам заключить с ними мирный договор, основанный на родстве. По договору Маодунь должен получить в жены принцессу из императорского дома.
     Победа и поражение, взлет и падение... Все имеет свою цену.
     Люди рано научились окрашивать кровью стяги победы и символы власти. Говорят и деньги зародились для дележа воинской добычи, обрызганной кровью. Может быть, может быть...
     История скупа на сведения о давнем прошлом. Но историки – народ упорный и терпеливый. Крупица за крупицей они собирают все, что может пригодиться при восстановлении правдивых образов старины глубокой. Не обойдены их вниманием и гунны.
     Хроники свидетельствуют, что впервые гунны заявили о себе в VII веке до н. э. Китайские летописцы именовали их жуннами, а позднее – ху. Жили гунны в степях Внутренней Монголии, Южной Маньчжурии и в отрогах Большого Хингана, ведя кочевой образ жизни и ставя войну на первое место в иерархии своих жизненных ценностей. На западе их соседями были сакские племена, занимавшие территорию от Тянь-Шаня до Центральной Монголии. Эти восточноскифские племена постоянно враждовали с гуннами.
     Шла первая половина II века до н. э. Маодунь пошел войной на саков. Война длилась более двадцати лет и завершилась полной победой гуннов. Из черепа павшего в бою вождя саков была сделана чаша для питья.
     Спустя столетие китайская империя в очередной раз возжелала охладить воинственность гуннов и повела на них наступление. Однако в решающей битве китайцы потерпели сокрушительное поражение.
     Прошло около двух десятков лет, и вновь китайские войска в союзе с враждебными гуннам кочевниками вторглись во владения непокорных варваров. Гунны, потеряв в изнурительных боях множество воинов, пали духом. К тому же их вожди затеяли свару, ослабляя монолитный отпор врагу. И плачевный для них результат противоборства не заставил себя ждать: южные гунны вынуждены были установить мирные отношения с империей, а северные гунны ушли в Среднюю Азию, где были настигнуты китайской армией и большей частью уничтожены.
     Разрозненные остатки гуннов, теснимые враждебными племенами, постепенно откочевали в Восточный Туркестан, но и там задержались ненадолго. Вскоре началось их продвижение в район Семиречья, где они создали государство, просуществовавшее до V века. Затем гунны вместе с угорскими племенами Западной Сибири появляются в Приаралье, прикаспийских и заволжских степях. Овладев Прикубанью, они предпринимают дерзкий набег на Боспорское царство.
     Коренастый безбородый всадник, словно приросший к коню, недоверчивым взглядом обвел кромку прибрежного льда. Лед крепок. Он выдержит коня и всадника.
     Небольшими рассеянными группами конница гуннов вступила на лед Керченского пролива. Впереди их ждали богатые и ничего не подозревающие города Боспорского царства.
     Во второй половине IV века гунны были уже на границе Римской империи, хищно нависая над ее приграничными городами и селениями.
     Вторжение гуннов в Южную Европу ускорило Великое переселение народов. Теснимые ими племена хлынули на земли Римской империи.
     Великий перелом в истории Древнего мира связан с покорением варварами европейского пространства между Гибралтаром и Дунаем, сердцевины Римской империи, раскинувшейся от границ Шотландии до Аравийской пустыни.
     В последние столетия существования Римской империи ей приходилось непрерывно отбиваться от варваров, которые все чаще нарушали ее рейнские и дунайские границы. Особенно досаждали готы – восточногерманские варвары, жившие в начале нашей эры в устье Вислы, а затем переселившиеся из Прибалтики в Причерноморье.
     Готский военный союз включал в себя племена вестготов из низовий Днестра и остготов из низовий Днепра. Существовали и другие союзы германских племен.
     Среди германцев особым могуществом выделялись франки, жившие в районах среднего и нижнего Рейна, а также лангобарды, обитавшие по левобережью средней и нижней Эльбы. Своей воинственностью славились союзы бургундов и вандалов из района Одера, Эльбы и Вислы.
     Начиная с верховьев Одера и Вислы, на юг и восток в сторону Черного моря и до верховьев Оки и Волги простиралась территория, заселенная славянскими племенами.
     Спасаясь от гуннов, западные готы обратились к восточноримскому императору Валенту с просьбой разрешить им поселиться во владениях империи в качестве федератов. Такое разрешение было получено, но римляне стремились всячески ослабить силы вестготов, тормозя выполнение заключенного договора. Готы, почувствовав неладное и возмущенные неоправданной затяжкой выполнения договорных обязательств, начали роптать. Ропот становился все сильнее и громче, накаляя обстановку в лагерях варваров. И вот достаточно было однажды бросить воинственный призывный клич, как тут же вспыхнуло восстание. Всесокрушающей лавиной готская конница хлынула на просторы империи, оставив на поле брани мертвое тело императора Валенты.
     Бьются волны варварского моря о рушащиеся стены империи, шлифуют ее камни, упрямо придавая римскому воинству варварские черты, рождая первого христианского рыцаря – святого Георгия. Варварский воин-всадник превращается в ангела-спасителя. Языческий «кентавр» становится христианским святым, перед которым трепещет средневековый крестьянин. Для него лошадь долгое время будет символом войны, а не тягловой силой.
     395 год – год крутого перелома в истории Римской империи. В тот год умер император Феодосий. Империя была разделена между двумя его сыновьями. Этот раздел явился последним и окончательным для Римской империи. Восточная грекоязычная часть империи стала называться Византией, а западная латиноязычная сохранила прежнее название.
     Византии повезло, ибо основной поток Великого переселения народов устремился на запад. Этому содействовали и сами византийские ромеи. По их наущению в начале V века вестготы заполонили Италию. На Апеннинский полуостров срочно стянули римские войска из соседних провинций. Война шла с переменным успехом, но все же удача была на стороне вестготов, которые в конце концов захватили Вечный город. Вождем готов был легендарный Аларих.
     Западные готы под предводительством Алариха вторглись с Балканского полуострова в Италию и заставили римлян содрогнуться. В августе 410 года они ворвались в Рим, который подвергся беспощадному трехдневному разграблению. Покидая город, варвары прихватили с собой пленницу Галлу Плациду, сестру императоров Востока и Запада. Впоследствии она вышла замуж за наследника Алариха.
     В Италии к Алариху охотно примыкали рабы из италийских латифундий. На его сторону переходили и многие солдаты варварского происхождения.
     После недолгого пребывания в сердце Западной империи готы Алариха устремлись в Прованс. Их столицей стала Нарбонна, откуда они проникли в Испанию.
     Тридцатичетырехлетний Аларих умер в кульминационный момент войны. О причинах его смерти ходили разные слухи. Говорили, что талантливый вождь готов был предательски отравлен. Тело Аларихи тайно погребли на дне неизвестной реки, воды которой на время отвели, а потом пустили в прежнее русло.
     Сколько еще тайн погребено на дне реки Времени?
     Никто не ответит. А река бежит, унося нас все дальше и дальше.
     В декабре 406 года вандалы, аланы и свены переправились через Рейн, а спустя два года они огласили боевыми криками земли Испании. К ним присоединились вестготы. Тем временем англы, саксы и юты начали оккупацию Британии.
     До нашествия северогерманских племен Британия была римской провинцией, населенной пиктами и кельтами. В свое время кельты оказали большое влияние на формирование европейских народов. В первом тысячелетии до нашей эры они составляли основное население Центральной и Западной Европы.
     Кельты – древние индоевропейские племена, обитавшие во второй половине первого тысячелетия до нашей эры на территориях современной Франции, Бельгии, Швейцарии, южной части Германии, Австрии, Северной Италии, Северной и Западной Испании, Британских островов, Чехии, частично Венгрии и Болгарии. В Западной Европе их представляли галлы, аквитане, белги, гельветы, кельтиберы и бритты. Наиболее многочисленными были галлы, которые раньше и больше других кельтских племен подверглись романизации.
     Британия никогда не находилась на краю цивилизованного мира, поскольку была расположена на оживленном торговом пути, соединявшем Средиземноморье с поставлявшим янтарь Севером.
     В Корнуэлле, в Ирландии и вдоль побережья Уэльса и Шотландии имеются культурные памятники иберийцев, пришедших в Британию в III тысячелетии до н. э. Иберийцы стали одними из родоначальников современного населения Британских островов. Именно их культуре принадлежит знаменитый и загадочный Стохендж, крупнейшая мегалитическая постройка культового характера. По мнению некоторых ученых, Стохендж является в некотором смысле древнейшей астрономической обсерваторией. Но имеются и другие мнения. А что же Истина? Она лишь молчаливо усмехается.
     Примерно в VII веке до н. э. в Британию вторглись кельты, пришедшие с верховьев Рейна. Движение кельтов началось еще во II тысячелетии до н. э. Их племена распространились до Испании и Малой Азии. В начале IV века до н. э. кельты разграбили Рим и создали королевство на плодородной Ломбардской равнине.
     Первое нашествие римских легионов на Британию датируется 55 годом до н. э.
     Британия давно привлекала внимание римлян. Их интерес к этому острову подогревали купцы своими рассказами о жемчуге и зерне, которыми была богата заморская земля. Однако прежде всего римское завоевание Британии вызывалось стремлением Рима наказать кельтов, поддерживавших галльское сопротивление римскому владычеству. Британские кельты регулярно переправлялись через Ла-Манш, чтобы помогать своим галльским сородичам. В свою очередь, галльские мятежники находили убежище у британских племен.
     Чтобы окончательно смирить Галлию, римляне решили организовать карательную экспедицию в Британию, не ставя перед собой задачу целиком ее завоевать. Два раза войска Цезаря вторгались в Британию. Но только в I веке н. э. началось фактическое завоевание острова.
     Римское владычество в Британии продолжалось около 400 лет. За это время сеть дорог с военными фортами покрыла оккупированные районы вплоть до знаменитого Римского вала, охраняемого сильным гарнизоном вспомогательных войск. До середины IV века груженные зерном суда регулярно уходили через Ла-Манш в Галлию.
     Довольно рано вожди кельтов начали перенимать римские обычаи и даже строить грубые подобия римских каменных вилл, все больше превращаясь в разновидность римских землевладельцев. И все же влияние римского владычества оказалось нестойким. Однако христианство, занесенное легионерами, пустило глубокие корни на британских островах, особенно в тех районах, которые не подверглись позднейшим германским завоеваниям.
     В начале V века закончилась оккупация Британии. Большая часть легионеров покинула острова, чтобы попытаться захватить императорский престол и посадить на него своего солдатского императора. В это же время германцы, перейдя через Рейн, вторглись в Галлию и тем самым отрезали Британию от римского мира, мешая возвращению или замене оставшихся легионеров.
     Середина V века ознаменовалась появлением нового врага – англов и саксов. Эти германские племена обитали в районе устья Эльбы и на юге Дании. Их первые набеги на Британию вскоре сменились широким завоевательским нашествием. Все, что сохранилось от римской культуры, было стерто с лица земли.
     К периоду появления германцев в Британии и их борьбе с местными племенами относится жизнь и деятельность легендарного короля Артура, одного из кельтских вождей, оказавшего упорное сопротивление незваным пришельцам.
     Рыцари Круглого Стола и чаша Грааля. Широкому читателю имя короля Артура хорошо известно по книге Марка Твена «Янки при дворе короля Артура». Давайте еще раз бегло перелистаем страницы этой озорной книги, чтобы освежить память для последующего погружения в глубины истории.
     Главным героем книги Марка Твена является один неунывающий американец, родившийся и выросший в Хартфорде, штат Коннектикут. Этот янки слыл человеком практичным, предприимчивым, изобретательным и довольно остроумным. Некоторое время он работал на оружейном заводе, где научился делать все: ружья, револьверы, паровые котлы, паровозы и прочие цивилизованные штучки.
     Как-то, будучи руководителем строительных работ, наш янки, человек с характером и твердым американским подбородком, повздорил с одним молодцом по прозвищу Геркулес. Этот детина так хватанул по голове упрямого спорщика, что череп того затрещал по всем швам и он потерял не только способность передвигаться в вертикальном положении, но и трезво мыслить, то есть потерял сознание.
     Критически оценив ситуацию, Марк Твен решил послать своего героя на излечение в дремучие исторические времена. Благодаря этому мудрому решению контуженный янки очутился при дворе короля Артура. Здесь он познакомился и с самим королем, и с рыцарями Круглого Стола, и с могущественным чародеем Мерлином, и еще кое с кем. После некоторых прелюбопытных перипетий бравый американец сделался вторым лицом в государстве. Правда, ему несколько досаждал старикашка Мерлин, который, наблюдая рост популярности невесть откуда взявшегося конкурента и зеленея от зависти, непрестанно мутил воду.
     А надобно вам знать, что в ту доиндустриальную эпоху рыцари имели странную склонность время от времени отправляться на поиски Святого Грааля. Обычно такое путешествие занимало несколько лет. Уехав, они долго и безнадежно блуждали, так как ни один из них не имел ни малейшего представления о том, где находится этот святой или эта святыня. Каждый год отправлялись экспедиции святограалитов, а на следующий год отправлялись новые экспедиции на поиски прошлогодних. На рыцарском жаргоне это называлось граалить.
     Не минула чаша святограалита и янки.
     Бесцельно путешествуя и любуясь красотами окружающей природы, он однажды наткнулся на шествие паломников. Это была набожная и добродушная толпа, предрасположенная к бессознательной грубости и разухабистым непристойностям. Поболтав с ними, янки узнал, что паломники направляются в Долину Святости, дабы получить благословение от отшельников, испить тамошней чудотворной водицы и очиститься от грехов.
     Не долго думая, новоиспеченный святограалит решил посетить этот водный курорт. Однако, как вскоре выяснилось, курорт оказался закрыт на капитальный ремонт по причине закупорки чудодейственного источника, который тщетно пытался раскупорить с помощью магии и колдовства Мерлин. Тогда решено было посетить зоопарк отшельников.
     Весь день любознательный янки таскался от отшельника к отшельнику. Это был действительно своеобразный зоопарк. Казалось, отшельники соперничали друг с другом главным образом в том, чтобы превзойти остальных коллег нечистоплотностью, неароматностью и количеством разводимых насекомых, беззаботно пасущихся на их аскетических чреслах. Интересно, что все их повадки свидетельствовали о необычайном самодовольстве. Один анахорет, например, гордился тем, что лежит голышом в грязи и разрешает насекомым кусать себя.
     Теперь пора оторваться от книги Марка Твена и разобраться с вопросом о христианском аскетизме и монашестве.
     Итак, спешу сообщить своему читателю, что в древности аскетов сравнивали с «холодными мучениками», которые подвергают тяжелым испытаниям свое тело и душу, умервщляя плотские влечения без пролития крови.
     Между прочим, идея аскетизма чужда начальному христианству. Что же касается греческого термина «аскесис», то он применялся для указания на тренировки атлетов, а позднее был распространен на духовную «гимнастику» в древнегреческой философской этике. По мнению маститых историков, нельзя забывать и о буддийском монашестве, которое оказало влияние на средиземноморский мир через тонкие ручейки торгового обмена между Востоком и Западом.
     Святой Антоний, монашеский «аббат» (от арамейского слова «абба» – «отец»), умерший в середине IV века, был первым из тех, кто получил прозвание анахорета (от греческого «анахоретес» – «ушедший прочь»). Анахорет – это тот, кто удаляется от общества, чтобы жить в одиночестве. Слово же «монах» означает «изолированный» (от греческого «монахос», в котором основа «монос» означает «один»).
     Из Египта, колыбели монашества, подражатели Антонию перебрались в Сирию, Палестину, а несколько позднее – на Запад. Их кельи со временем превратились в центры посещения богомольцев и тем самым стимулировали возникновение нового типа монашества, названного «монастырским». Основателем организованного монашества был святой Пахомий, египтянин, принявший христианство в начале IV века. На Западе монашество формировалось, преодолевая недоверие со стороны церковной иерархии, которую настораживало превалирование мистического начала в жизни монахов. Мистика в лошадиных дозах мешает правильному религиозному мышлению и духовному здоровью. Так считали и по сей день считают блюстители церковного порядка.
     Многочисленные монастыри возникли в Северной Галлии, в Британии, Шотландии, Ирландии. Под влиянием монахов богослужебная жизнь в Британии приобрела свои характерные черты. К числу наиболее заметных нововведений относится преобразование исповедания из коллективного обряда в исповедание «на ухо священнику», что способствовало повышению авторитета духовенства в среде верующих.
     В одном из таких монастырей Британии и побывал марктвеновский янки, занимаясь граалинием.
     Любознательного читателя определенно может заинтересовать судьба чародея Мерлина, храброго короля Артура и главное – тема Грааля.
     Чтобы удовлетворить этот интерес, я обращусь к роману писателя XV века Томаса Мэлори о короле Артуре. Из этого романа Марк Твен многое заимствовал для своей известной книги.
     Если верить Томасу Мэлори, то старый проказник Мерлин однажды влюбился в некую девицу по имени Нинева. Эта девица была себе на уме. Пользуясь своей смазливостью, она вызнала у старца все, что хотела.
     Мерлин уже не раз замышлял овладеть девицей с помощью волшебных чар. Но она вовремя это смекнула и заставила старикашку поклясться, что он никогда не употребит против нее волшебство. Мерлин хотя и дал клятву, но все еще грезил овладеть девицей каким-нибудь хитрым способом и страшно докучал ей.
     И вот, когда старый пердун и колдун как-то раз стал показывать Ниневе волшебную пещеру в скале, та, улучив момент, замуровала сексуально озабоченного чародея в этой самой пещере.
     Аминь!
     Что касается короля Артура, то роковую роль в его судьбе сыграл злостный сплетник и придворный интриган сэр Агравей. Как-то, глодая бычью кость, он доверительно шепнул королю:
     – Ваше Величество, опять назревает скандал в благородном семействе. Мой святой долг – поставить вас в известность о гнусных проделках этого заносчивого сэра Ланселота.
     – Что такое? Что за проделки? – встревожилось Его Величество, тоже занятое глоданием бычьей косточки довольно приличных размеров.
     – Коротко говоря, сэр Ланселот не равнодушен к вашей супруге, и притом уже давненько. Мы, как сыновья сестры вашей, категорично утверждаем, что он изменник и вертопрах.
     – Если это все так, – изрек король, – то уж, конечно, он вертопрах и непременно изменник. Но сами понимаете, общественное мнение, то да се... Словом, мне требуется явное доказательство его неискупной вины.
     – За этим дело не станет, – заверил короля сэр Агравейн, потрясая бычьим хвостом.
     Рыцарское слово свято. Сразу же после сытного обеда сэр Агравейн начал плести вокруг благородного сэра Ланселота гнуснейшую из интриг. Прежде всего он предложил королю слегка проветриться, то есть поехать якобы на охоту. Король, большой любитель охоты, особенно на диких вепрей и еще более диких драконов, так и сделал.
     Узнав об отъезде короля, сэр Ланселот радостно хлопнул себя по ляжкам и быстренько отправился к покоям королевы.
     Пока любовники предавались разным преинтереснейшим играм и утехам, банда сэра Агравейна подкралась на цыпочках к дверям опочивальни, и все хором завопили:
     – Ага, попался голубчик! Держи изменника!
     – Ах! – вскричала жалобно королева. – Теперь мы оба погибли!
     – О, моя несравненная дама сердца! – воскликнул Ланселот. – Хотя наше дело тухлое, но только без паники! Найдутся ли здесь доспехи и меч?
     – Увы, здесь нет ничего в этом роде, – простонала королева, трепеща всеми фибрами своей нежной души. – Вас, наверное, зверски убьют, а меня, бедную и несчастную, потом сожгут на костре.
     Между тем снаружи к дверям подтащили из зала большую дубовую скамью в качестве тарана и приготовились к штурму.
     – Вот что, любезные лорды и милорды вы мои ненаглядные, – сказал рассерженно сэр Ланселот, жарко целуя королеву, – сейчас я буду вас наказывать.
     За дверью испуганно смолкли.
     Сэр Ланселот еще раз пылко чмокнул королеву в ее сахарные уста и осторожно отодвинул дверные засовы. Затем он резко распахнул дверь и одним прыжком выскочил наружу, одновременно ловким приемом выбивая меч из рук нападающего. Схватив выпавшее оружие и грозно захохотав, он в короткий срок убил самым натуральным образом сэра Агравейны и других рыцарей, подвернувшихся ему под горячую руку. После этого усталый, но довольный победитель возвратился к королеве и озабоченно сказал, что пора расходиться, ибо время позднее. Они мило расстались, не зная, что один из нападавших рыцарей остался жив, хотя и был ранен. Этот рыцарь, подлая скотина, незаметно выбрался из дворца, вскарабкался на коняку и прискакал к королю Артуру.
     – О милостивый Иисусе! Возможно ли это?! – ужаснулся король, узнав о случившемся скандале.
     Между прочим, должен заметить, что в те чертовски мрачные средневековые времена законы были необычайно суровы. Кем бы ни являлся человек, но если он оказался повинен в измене, его ждала смерть. Следуя традиции предков, король Артур, пустив скупую слезу по своей бородатой щеке, приказал отправить королеву на костер.
     Как это принято в аристократическом средневековом обществе, королеву вывели за стены дворца на свежий воздух, сорвали одежды и подвели к ней духовного отца, дабы она, блудница этакая, покаялась в своих прегрешениях.
     В это время один из слуг сэра Лонселота подал ему условный знак. Сэр Ланселот и верные ему рыцари выскочили из укрытия и подскакали прямо к костру. Завязалось веселенькое дело. Шум, гам, звон железа... Словом, обычная рыцарская потасовка.
     После короткой, но мощной рубки сэр Ланселот освободил королеву и, усадив ее позади себя на коня, благополучно отбыл в свой родовой замок.
     Когда королю Артуру доложили об этом форменном безобразии, он страшно рассерчал и приказал собирать войско, чтобы идти войной на сэра Ланселота.
     Весть о войне между королем Артуром и сэром Ланселотом распространилась по всем христианским землям и достигла вскорости Рима. Римский папа вначале растерялся, начал нести какую-то околесицу насчет заблудших душ и овечек, но тут ему один дошлый в международной политике попик присоветовал решить скандальное дело полюбовно. Папе такое предложение очень даже понравилось, ибо в душе своей он был весьма любвеобильным понтификом, умевшим ценить женские прелести. Глава римской церкви немедленно призвал к себе расторопного монаха, вручил ему буллы, сиречь послания, украшенные внушительными свинцовыми печатями, и отправил к любезному королю Артуру с повелением под угрозой интердикта, то бишь наказания, всей Англии принять назад свою неверную женушку и примириться с сэром Ланселотом.
     Король был изрядно огорошен, получив папские указания. Однако, поразмыслив, он согласился на возвращение королевы, но с проказником Ланселотом отказался мириться. В конце концов было принято компромиссное решение: сэр Ланселот уезжает куда-нибудь подальше, королева возвращается к супругу, и никто ни словом не помянет ей того, что случилось.
     Спустя некоторое время сэр Ланселот снарядил корабль и отплыл с сотней отчаянно храбрых рыцарей во Францию.
     Тем временем придворные интриганы всячески пугали короля страшным коварством благороднейшего из рыцарей. В конечном итоге они добились своего – военные действия возобновились вновь, но уже на континенте, к берегам которого отплыл королевский флот.
     Только корабли растаяли в туманной дымке моря, как царедворцы затеяли склоку и довели дело до дворцового переворота. Король Артур вынужден был вернуться в Англию, не доведя войну до победного конца. Обидно, но ничего не поделаешь. Домашние заботы важнее.
     Прибыл он в родные края. Огляделся. Насупился. Обнажил свой меч-кладенец и принялся им колошматить заговорщиков. А они, эти гнусные и презренные твари, не пожелали дать деру. Напротив, наглый самозванец собрал здоровенное войско и попер против законного монарха. В битве с этим войском король Артур настолько поразил конкурента своим мечом, что тот мгновенно испустил дух. Правда, победителю тоже изрядно досталось, и от всей этой тягомотины он скоро скончался.
     Аминь!
     Теперь самое время перейти к рассказу о чаше Грааля.
     Было это в те добрые времена, когда никакими сварами в Английском королевстве еще не пахло. Как-то раз, попировав с королем Артуром и хорошенько заложив за воротник, сэр Ланселот Озерный надумал пуститься в опасные странствия с целью поиска приключений на собственную голову.
     Оседлал он коня, упаковался в латы, взял длинющее копье для пущей рыцарской значимости и отправился куда глаза глядят.
     Долго ехал наш рыцарь по долинам и по взгорьям, пока не увидел угрюмую башню мрачного замка на высоком холме, а у подножья холма – город. Жители города чистосердечно поведали рыцарю, что в башне той заключена прекрасная дама.
     Услышав о даме, сэр Ланселот очень разволновался и решил срочно освободить ее, чего бы это ему ни стоило.
     Опустив забрало и выставив свое копье, поскакал рыцарь во весь опор к угрюмой башне.
     Срывая замки и засовы, сыр Ланселот проник в башню и сразу направился в спальню, где томилась от любовной неги прекрасная дама.
     Прослышав о появлении храброго рыцаря, в башню явился сам король, владелец замка, и сказал:
     – Мое имя – король Пелес. Я властитель Нездешней страны и близкий сородич Иосифа Аримафейского. Приглашаю тебя отобедать вместе со мной.
     Это предложение было очень кстати. Сэр Ланселот Озерный и сам уже подумывал о том, как бы и чем бы заморить червячка.
     Пиршественный стол радовал глаз и пузо: разные явства, напитки...
     Король и рыцарь уселись и начали пировать.
     Когда заморили червячка и начали ковыряться в зубах, в залу явилась прекрасная дева, которая несла в ладонях золотую чашу. Пред этой чашей король преклонил колени и произнес молитву.
     – Иисусе! – воскликнул сэр Ланселот. – Что это должно означать?
     – Сэр, – отвечал король, – вы видите драгоценнейшее из сокровищ, каким владеет смертный человек. Знай же, друг ты мой сердечный, таракан запечный, что пред тобой Святой Грааль. Совершив доброе дело, ты заслужил высшее право лицезреть священную чашу и стать рыцарем Христа.
     Весь тот день Его Величество и благородный рыцарь провели вместе, непринужденно калякая на разные философические и мистические темы. Под конец, изрядно надравшись, король уломал гостя возлечь на ложе с его дочерью, как того требовало средневековое гостеприимство и тайные королевские помыслы.
     Нет ничего тайного, что не могло бы стать явным. Если бы сэр Ланселот Озерный был хорошим физиономистом и телепатом, он запросто разгадал бы, чего добивается Его Величество. А Его Величество добивалось одного – устроить брак по расчету. Расчет же заключался в том, что дщерь его уже давно была на выданье, то есть, говоря откровенно, засиделась в девках. И тут подворачивается такой случай. Как им не воспользоваться!
     Между прочим, король давно мечтал о внуке, которого он хотел назвать Галахадом. В своих стариковских мечтах он видел Галахада рыцарем без страха и упрека, благодаря которому придет спасение всей Нездешней страны.
     Немного пококетничав, сэр Ланселот дал свое согласие. После этого он был препровожден в покой, где его ждала на ложе пышнотелая дочь короля.
     На следующее утро сэр Ланселот, гарцевавший всю ночь без устали на дородной лошадке, выглядел хотя и слегка усталым, но бодрым и уверенным в себе. Плотно позавтракав, он облачился в доспехи и, ласково простившись со всеми, отбыл по срочным рыцарским делам в дальнее путешествие.
     В положенное время родилось на свет прекрасное дитя. Окрестили его Галахадом.
     Шли годы. Однажды все рыцари из дружины Круглого Стола собрались на пир. Вдруг прямо в пиршественную залу въезжает прекрасная дама на коне. Спешилась она и, обращаясь к королю Артуру, спросила:
     – Ваше Величество, Бога ради, скажите мне, где сейчас находится сэр Ланселот Озерный?
     – Вот он, – ответил король, удивленно рассматривая красотку.
     Дама чинно подошла к сэру Ланселоту и вежливо так сказала:
     – Сэр Ланселот, я приветствую вас от имени короля Пелеса, который уже много лет ломает свою плешивую голову над тем, куда смылся достопочтенный супруг его дочери. Чтобы удовлетворить его любопытство, я прошу вас последовать за мной.
     Ситуация, сами понимаете, двусмысленная. Пахнет, так сказать, средневековыми алиментами и общественным рыцарским порицанием. Как ни крутись, а надо собираться в дорогу.
     Сделав кислую мину, сэр Ланселот печальным голосом повелел своему оруженосцу седлать коня и принести доспехи.
     Ехали они ехали и наконец приехали в дремучий лес, где была обитель святых монахинь.
     «Монахини – это хорошо, – подумал сэр Ланселот. – Люблю молоденьких монашек. В них есть что-то пикантное».
     Лесная обитель встретила рыцаря счастливым смехом и выразительными женскими взглядами.
     Вскоре в келью, куда пригласили сэра Ланселота, вошла монахиня, ведя за руку... Кого бы вы думали? Галахада!
     – Вот так сюрприз! – непроизвольно вырвалось из рыцарских уст, когда монахиня представила юношу долгожданному гостю.
     – Сэр, мы привели к вам этого отрока и просим вас посвятить его в рыцари, – добавила одна из монахинь.
     – Хорошо! – сказал счастливый папаша. – Он получит посвящение в Рыцарский Орден в славный день Великого праздника.
     На следующий день при первых лучах зари Галахад был посвящен в рыцари.
     Считая, что на этом его миссия закончена, сэр Ланселот быстренько попрощался со всеми и отбыл восвояси.
     Спустя некоторое время в замок короля Артура прибыл старец. За собой он вел юного рыцаря в красных доспехах.
     – Мир вам, любезные лорды! – произнес старец.
     – Привет, старик! – дружно рявкнули рыцари Круглого Стола.
     – Ваше Величество! – обратился старец к королю Артуру. – Я привел вам юного рыцаря. Этот рыцарь совершит уйму дивных чудес при вашем дворе и в чужих странах тоже.
     Король, давно скучавший по чудесам, обрадовался этим словам и сказал старцу:
     – Сэр, добро пожаловать в Камелот-сити, столицу моего королевства! Мы тут, знаете ли, совсем закисли от унылых рыцарских будней. Поединки и охота на драконов уже всем осточертели, а старый колдун Мерлин кормит нас только обещаниями сотворить что-нибудь веселенькое.
     При этих словах присутствующий в зале Мерлин начал недовольно хрюкать и что-то бормотать в свое оправдание.
     Тем временем сэр Ланселот, узнавший в юноше собственного сына Галахада, принялся радостно извещать коллег о своем отцовстве, о том, что Галахад – вылитая его копия, и т. д. и т. п.
     Всем стало понятно, что подвернулся хороший повод сбрызнуть встречу отца и многообещающего сына. Тут же прикатили бочки с пивом, натащили фляг с вином, на закусочку не поскупились и сели пировать.
     Когда все рыцари Круглого Стола набили себе брюхо и принялись горланить душещипательные средневековые баллады, король Артур, вытирая усы, сказал юноше:
     – Сэр, хочу надеяться, что своим заразительным примером вы подвигнете многих славных, но несколько обленившихся рыцарей на достижение Святого Грааля. Это нам сейчас позарез требуется. Видите ли в чем дело... М-да... Зажравшийся кельтский обыватель начал недовольно коситься на моих рыцарей. Пошли всякие вздорные слухи, упреки... Надо всему этому положить конец! Пора браться за работу! Вот вы, полагаю, определенно выкинете такой фортель, который не совершит никто из благородных и уважающих себя рыцарей. А? Как относительно подвигов? Готовы?
     – Всегда готов! – восторженно отрапортовал юный рыцарь.
     Слова короля задели за живое многих святограалитов. А народ они, надо вам сказать, ужасно самолюбивый. Посовещавшись и пошушукавшись за Круглым Столом, парни решили утереть нос молокососу и выскочке.
     Придворная челядь, узнав о новой экспедиции в тридевятые земли, начала заключать пари и обсуждать кандидатуры возможных счастливчиков. Прекрасных же дам очень огорчило скорое отсутствие достойных их постели мужчин, и они поспешили заявить королю, что от граалиния выходит один только вред для семейных уз и внесемейных отношений тоже.
     Не обращая внимания на женские слезы и клятвенные обещания наставить им рога, рыцари мужественно сжали зубы, задраили свои забрала и пришпорили коней.
     Долго, очень долго скакали рыцари вокруг да около королевского замка, чтобы обратить на себя внимание Его Величества. Когда же внимание было обращено и сказано последнее напутственное слово, святограалиты направились к замку Вогон, чтобы там обсудить дальнейшие смутные планы предстоящей экспедиции.
     В замке они хорошенько нализались, разругались и решили дальше граалить поодиночке.
     Оставшись сам с собой и со своим внутренним голосом, сэр Галахад смело отправился на поиск приключений. Но, как назло, в ближайшие дни никаких приключений не случилось.
     К исходу четвертого дня юный рыцарь прибыл в аббатство, где его приняли с превеликим почтением и устроили веселую монашескую пирушку. Во время ужина пускалась по кругу чаша с добрым вином. Монахи изрядно надрались. Посыпались скабрезные анекдоты. Затем публика начала оглашать стены своей обители песенками нецерковного содержания.
     После ужина к рыцарю подошел один пьяненький монах с хитрой рожей и пригласил его посетить старую гробницу на кладбище.
     – А какого черта я там потерял?
     – Какого точно, сказать не могу, но то, что черти там водятся, не вызывает лично у меня никакого сомнения. По ночам оттуда исходит страшный шум и гам, лишающий одинокого ночного путника сил прогуливаться по кладбищу в неурочное время. Некоторые даже теряют рассудок и начинают звать на помощь всех святых.
     – Веди меня немедленно туда! – приказал обрадованный рыцарь, всем своим нутром почувствовав, что пахнет дьявольским приключением.
     Дрожащий не то от страха перед нечистой силой, не то от ночной прохлады монах привел сэра Галахада к кладбищенской ограде и указал, куда ему надлежит идти дальше.
     Синевато-трупный свет луны вселил в рыцаря уверенность в наличии мертвецов под могильными камнями, а леденящее душу уханье филина или, возможно, оборотня окончательно убедило его в том, что дело здесь нечистое.
     Немного поплутав в кустах орешника, зарослях крапивы и в своих собственных мыслях, отважный рыцарь вдруг засомневался в существовании окольных способов достижения черт знает каких целей, но его внутренний голос пролил бальзам на душу, доверительно сообщив, что цель иногда оправдывает средства.
     И вот подходит искатель приключений к старой-престарой гробнице. Вокруг тишина, если не считать голодного волчьего воя и прочих скучных кладбищенских звуков. Вдруг из-под земли послышался стон и слова:
     – Сэр Галахад, слуга Иисуса Христа, не подходи ко мне! Иначе испортишь мне все настроение и принудишь возвратиться в Пекло, откуда я дезертировал без малого сто лет назад.
     – Терпеть не могу дезертиров! – поморщился сыр Галахад и отодвинул надгробную плиту.
     Тут же из открывшей щели вырвался зловонный дым, а вслед выпрыгнуло мерзкое существо – дьявол, правда, очень смахивающий на одного из монахов.
     – Вот что, любезный, – презрительно сказал нечистой силе сэр Галахад, слегка покачиваясь на нетвердых ногах. – Катись-ка ты отсюда ко всем чертям!
     – Будет исполнено, сэр! – выпалил по-солдатски дьявол и, щелкнув копытами, резво засеменил в направлении «ко всем чертям».
     Изгнав дьявола с кладбища, сэр Галахад, довольный своим благочестивым поступком, вернулся в компанию монахов-бражников и продолжил прерванный ужин.
     Когда прокукарекали петухи и монахи-бражники потянулись на водопой, сэр Галахад сел на коня и пустился дальше в путь, смутно припоминая пирушку и свое ночное приключение.
     Пока сэр Галахад странствовал по свету, на свой манер граалил и другой рыцарь Круглого Стола – сэр Персиваль Уэльский. Но вот они встретились, наврали друг другу с три короба и решили граалить вместе.
     Однажды рыцари заплутали в трех соснах и случайно наткнулись на мрачный замок, расположенный по соседству с этими самыми соснами в глухом лесу. Встретили их в замке неприветливо, намекая на то, что хватает и своих нахлебников.
     Едва святограалиты расположились в отведенных для них покоях, как разразилась страшная буря с громом и молниями. Половина замка, не выдержав напора стихии, обрушилась.
     Однако настоящий благородный рыцарь, искатель острых ощущений, на то он и рыцарь, чтобы не придавать значения всяким разным мелочам и некоторым житейским невзгодам, а также катаклизмам, непредусмотренным светопредставлениям и другим изумительно грандиозным явлениям природы.
     Святограалиты хорошо выспались, а наутро, выбравшись из-под развалин некогда мрачного замка, воочию убедились, что буря, которая небо мглою кроет, вихри всякие крутя, здорово набедокурила, искалечив одних и отправив в разные потусторонние инстанции других. Споткнувшись об умирающего от страха старика, они с интересом узнали от старого хрыча, что все это – кара Божья за пролитие крови девственницы, которой, то есть кровью, лечила свои болячки рехнувшаяся на народной медицине владетельница замка.
     После этой легкой приключенческой разминки друзья решили заехать в замок короля Пелеса.
     Король Пелес был рад их приезду. По этому поводу, как и полагается в приличном королевском семействе, накрыли пиршественный стол. Только публика, пуская слюну, расселась, как из дальнего покоя явилось четыре благородные девицы борцовского телосложения, тащившие деревянное ложе. На том ложе возлежал дряхлый старец с золотым венцом на плешивой голове. Девицы поставили ложе посреди залы и молча удалились. И тогда старец, устроившись поудобнее, сказал дребезжащим голосишкой:
     – Сэр Галахад, и вы, добрые рыцари, собравшиеся за пиршественным столом, я рад видеть вас. Признаюсь откровенно, горячо желал вашего прибытия, ибо терплю такие муки и страдания, каких ни один человек в мире не в силах переносить. Но теперь я верю, что пришел срок моего исцеления.
     Старец пожевал синими губами и важно добавил:
     – Вы, сэры, видите перед собой Иосифа, первого епископа христианского. Да, да, не удивляйтесь и не пытайтесь спорить со мной, голубчики. В мире бывают и не такие чудеса. А вот это, – старик ткнул пальцем в сторону маленького столика, который притащили те же девицы, – чаша Святого Граааля.
     Рыцари все же подивились сказанному и еще более увиденному, ибо знали со средневековой школьной скамьи, что тот епископ уже давненько гостит у Бога на небесах за свои заслуги перед христианством. В свое время он позаботился о теле покойного Христа, тогда как апостолы этого не сделали, но с тех давних пор утекло столько воды, что ее хватило бы на целый океан с пузатыми китами, жирными рыбами, вкусными устрицами и трудолюбивыми рыбаками.
     – Достопочтенные сэры, – нервно заерзал старец на своем жестком ложе, заметив, что рыцари насмешливо переглядываются, – ей-богу, я не вру.
     Заверив всех в своей порядочности, старец торопливо хлопнул три раза в ладоши. Тут же распахнулись с противным скрипом двери и вошли четыре здоровенных мужика. Двое держали восковые свечи, третий – платок, а четвертый копье, с которого капало что-то красное.
     Когда все было приготовлено к лицедейству, старец, кряхтя, слез со своего ложа и, держась одной рукой за поясницу, начал совершать какой-то ритуал, напоминающий освящение даров. Повозившись некоторое время возле чаши, он вновь взгромоздился на ложе и заявил:
     – А теперь, слуги Иисуса, вы можете спокойно вкушать пищу за этим столом и утолять свой зверский голод сладчайшими блюдами.
     Мужики подхватили ложе и резво удалились. Рыцари же обратили свои жадные взоры к столу. Вдруг видят, из священного сосуда повалил дым и возникла фигура человека со всеми знаками страстей Иисуса Христа. Фигура глухо, утробным голосом сказала:
     – Мои рыцари и верные дети мои, увидьте меня!
     С этими словами фигура подняла священную чашу и приблизилась к рыцарям, громко шлепая босыми ногами по каменному полу. Рыцари поспешно преклонили колена и приняли причастие. И нашли они его столь вкусным, что сэр Галахад хлебнул еще несколько раз из чаши.
     – Сыне, ведомо ли тебе, что держу я меж ладоней? – спросила загадочная фигура, обращаясь к Галахаду.
     – Нет, – робко ответил сэр Галахад, еле сдерживая икотку от выпитого сверх меры вина.
     – Это – священный сосуд! Ты видишь теперь то, что видеть желал более всего. Но покуда ты видишь это своими захмелевшими глазами не так ясно, как еще предстоит увидеть. И посему надлежит тебе покинуть здешний замок, взявши с собой священный сосуд, ибо нынче ночью ему назначено покинуть пределы королевства. В этой стране ему не служат и не поклоняются так, как должно. Отправляйся со своим приятелем завтра поутру к морю, где вы найдете наготове корабль.
     Сказав это и благословив рыцарей, фигура исчезла в дыму, продолжавшем валить из чаши.
     На следующий день рыцари опохмелились и отправились к берегу моря, где действительно нашли ожидавший их корабль.
     Долго носило корабль со святограалитами по морским просторам. Наконец на горизонте показался город Саррос, куда велено было доставить священный сосуд.
     Когда корабль причалил, рыцари взяли чашу Грааля и сошли на берег. У городских ворот они увидели оборванца с плутоватой харей профессионального попрошайки. Сэр Галахад, которому надоело тащить сосуд, решил использовать для этого нищего.
     – Эй, ты, свинья неумытая! – гаркнул весело рыцарь. – Иди быстро сюда!
     – Ась? – вытаращился нищий. – Чего пристаете к инвалиду? Вот уже десять лет, как я не могу и шагу ступить без костылей.
     – Э, знаю я вашего брата! Сейчас огрею мечом, так сразу забудешь о костылях!
     Услышав столь решительный намек, нищий мигом вскочил на ноги, забыв про костыли. Сэр Галахад сунул ему в руки чашу и велел идти следом.
     Между тем по городу разнеслась весть, что иноземные рыцари исцелили калеку. Когда об этом прознал король той страны, он пригласил их к себе для беседы о методах и способах лечения деклассированных элементов и несознательных подданных.
     А надобно вам знать, что сей король был не только великим тираном и корыстолюбцем, но и вообще сволочной личностью с подлым нравом. Пронюхав о чудодейственных свойствах чаши Грааля, он вежливо поблагодарил рыцарей за очень ценную информацию, а потом приказал этих словоохотливых головотяпов схватить и бросить в глубокую яму с червяками, пауками, жабами и пиявками.
     Прошел год. Однажды тиран слег в недуге от беспробудного пьянства и вскоре умер. Его заместитель объявил, что тиран сгорел на работе во благо города. Воспользовавшись политической смутой, наши узники подкупили стражу и вырвались на свободу. На оставшиеся деньги, которые они заблаговременно припрятали на берегу моря, зная средневековые нравы, было нанято несколько лихих молодчиков с топорами и ножами. С помощью этих громил рыцари захватили власть в городе и объявили перестройку всей общественной жизни горожан. Сэр Галахад провозгласил себя главным перестройщиком, то есть королем, и покровителем всех угнетенных рыцарей.
     По прошествии месяца или двух, а может быть, и всех трех к главному перестройщику и председателю либерально-радикальной рыцарской партии явился некто, назвавшийся не то Иосифом Аримафейским, не то его внучатым племянником по черт знает какой линии. С таинственным видом этот Некто сообщил новому королю, что Господь прислал его в сотоварищи сэру Галахаду в качестве эксперта по вопросам любовной рыцарской этики и политики будущих крестовых походов. Услышав подобное предложение, сэр Галахад так обрадовался, что его душа под звуки свирепого спора между левым и правым крылом созданной им карманной партии отлетела в мир иной, а непрошеного эксперта центристски мыслящие партийные сотоварищи рыцаря Галахада взашей выгнали из дворца.
     Аминь!
     Узнав о внезапной смерти друга, сэр Персиваль бросился со всех ног во дворец. Около дворца шла беспощадная рубка между оппозиционерами и рыцарями правящей партии. Сэр Персиваль, размахивая тяжелым топором, пробился в здание и бросился в покой, где хранился Святой Грааль...
     Под покровом угрюмой ночи сэр Персиваль бежал из города, так как городские партии дружно обвинили его в попытке путча и призвали колесовать храброго рыцаря. Он долго бежал огородами, полями и дремучими лесами, пока не укрылся у отшельников. Там наш беглец принял духовный сан, облачился в монашеские одежды и начал распространять слухи, будто кто-то похитил из покоев сэра Галахада священную чашу.
     Два года мученической жизни отшельника, питающегося только сушеными кузнечиками и вялеными муравьями, не прошли даром для бывшего рыцаря, любителя выпить и плотно закусить. Однажды поутру, нежно обсасывая очередного кузнечика, он поперхнулся, закашлялся и в конце концов подавился особенно жилистым насекомым. Вместе с ним в могилу ушла и тайна Святого Грааля.
     Так кончается один из рассказов о Граале и начинается рутинная расшифровка всей этой средневековой символики.
     Задолго до вторжения германских племен в Британию многие кельты были уже христианами. Но в ходе завоевания церковь утратила былые позиции. Под натиском враждебных чужеземцев часть христиан-кельтов эмигрировала на континент, а часть слилась с германцами. Однако на западе страны и в Ирландии сохранились немногочисленные монастыри, где жили традиции кельтского христианства, способствовавшие принятию германцами новой для них религии.
     Миссионеры христианства не могли не учитывать сложность восприятия язычниками пропагандируемого вероучения. Поэтому не рекомендовалось разрушать языческие храмы. Истреблению подлежали только идолы. Храмы же после некоторых ритуальных церемоний и постройки алтаря предлагалось использовать в целях «служения истинному Богу».
     В разных местах Англии можно видеть гробницу достойнейшего и честнейшего из всех христианских мужей короля Артура. Не странно ли это?
     Остается лишь пожать плечами. Растерянно пожимают плечами и маститые историки, а некоторые из них даже заявляют, что все написанное о короле Артуре – чистейший вымысел, как вымысел и само существование этого короля.
     Так ли уж все плохо обстоит с поисками правдивых сведений о короле Артуре?
     Как говорится, покопаемся в бабушкиных сундуках. Прежде всего обнаруживается значительный пласт куртуазных (рыцарских) романов. Часть этих романов посвящена королю Артуру и рыцарям Круглого Стола. Один из них принадлежит уже упоминавшемуся сэру Томасу Мэлори и называется «Смерть Артура». Это лучший в мире свод героических и сказочных повествований на рыцарскую тему. В романе нашла отражение борьба британских кельтов против англов и саксов, встречаются элементы христианских и языческих мифов обитателей европейского северо-запада.
     Роман Мэлори по праву считается классическим произведением мировой литературы. Впервые он увидел свет в 1485 году благодаря Уильяму Кэкстону, который в ответ на вопросы благородных джентльменов Английского королевства о личности короля Артура заявил, что означенный Артур мог и не существовать в действительности.
     В XII веке составитель ранних хроник Уильям Малсберийский, больше других придерживавшийся истины, написал об этом смелом воине следующее: «Могила же Артура нигде не обнаружена; поэтому древние баллады предсказывают, что он еще объявится».
     Возможно, хронист был по-своему прав, ибо захват земель Уэльса и Бретани норманнами вызвал у побежденных смутную надежду на то, что король Артур не умер, а лишь выжидает своего часа, чтобы прийти на помощь народу. Правда, как ни странно, образ спящего Артура устраивал и норманнов, так как Артур был героем досаксонской эпохи, борцом против саксонских завоевателей, с правнуками которых сражались и норманны.
     Сегодня принято считать, что Артур – это собирательный образ вождя кельтов, возглавившего борьбу с завоевателями.
     XIII столетие – поворотный этап в развитии Северной и Западной Европы. Феодальная знать прочно стояла на ногах и самодовольно глядела в будущее. Это самодовольство хотелось закрепить возвышенными нравственными нормами. Тогда-то и происходит поворот в сторону рыцарской этики. Если раньше воин-варвар сражался только из-за добычи, то теперь воин-рыцарь хотел оправдать свой грабеж высокими религиозно-нравственными принципами.
     Именно на период крестовых походов и создания рыцарских орденов приходится расцвет повествований о славном короле Артуре и доблестных, благородных рыцарях Круглого Стола. Как раз в это время западный мир столкнулся с проблемой тяжеловооруженных воинов, оказавшихся не у дел.
     Из горнила жестоких сражений с варварами средневековая Европа вышла, обретя весьма самобытный тип «военной культуры». Если для римлян эпохи упадка империи военная служба являлась тягостной необходимостью, то для «одухотворенных» христианских варваров быть при оружии означало вести достойный образ жизни. Основой такого образа жизни была жизнь верхом на коне. Кавалерия явно начинала господствовать над пехотой.
     В отличие от пехотинца кавалерист мог вести бой и пешим. Многоцелевое применение кавалерии выгодно отличало ее от пехоты. Но эта многофункциональность, разнообразящая тактику и стратегию боевых действий, требовала дорогостоящего вооружения и высокого профессионального мастерства.
     В начале VIII столетия на Западе появляется революционная техническая новинка – стремя. Одновременно происходят изменения в наступательном вооружении. На первый план выдвигается длинный меч, тяжелое копье и более тугой лук. Не позднее Х столетия входят в широкое употребление железные подковы, спасшие жизнь не одному всаднику, ибо поскользнувшийся конь грозил неминуемой катастрофой в жарком бою. Стремя и подкова обеспечили лучшую маневренность конного воина и способствовали его выживаемости в схватках с противником.
     В средневековом обществе война становится главной ценностью, а военная подготовка – уделом высших сословий. Человек без оружия уподобляется рабу.
     Чтобы приструнить вольницу конных рыцарей, требовалась крепкая центральная власть. За дело взялась римская католическая церковь, попытавшаяся осуществить политическую реформу рыцарской этики. В основу этой реформы легло деление войн на справедливые (праведные) и несправедливые. Если война праведная, священная, то деяния воина носят праведный характер. Священная война – это война во спасение веры. Вождь армии становится защитником церкви и верховным судьей в годину кровавых испытаний. Так исподволь закладывался идеологический фундамент под принцип центральной власти. Одновременно резко осуждались вооруженные столкновения между христианами, ослаблявшие христианский мир перед угрозой нашествия иноверцев.
     Время окончательного формирования рыцарства приходится на X–XI века. В этот период образ жизни рыцарства характеризовался правилами поведения в группе профессиональных воинов, наличием социальных привилегий и материальных благ. Рыцарская корпорация становилась все более замкнутой.
     Покрывало таинственности, скрывающее внутреннюю жизнь рыцарских орденов, ткалось не только из корыстных интересов феодальной и церковной знати. Сюда вплетались и религиозно-мифологические представления, к которым относилась идея посещения рыцарями потустороннего мира. В основе таких фантастических путешествий лежала широко распространенная в Средние века история о разорении ада, якобы осуществленная Христом между своим распятием и воскресением. Целью разорения ада было избавление душ умерших от мук.
     Со временем на роль отважного путешественника по загробному царству начинает претендовать храбрый рыцарь Ланселот, вытесняющий из сказаний образ рыцаря Гавейна, одного из самых ранних персонажей артуровского цикла. Так же постепенно исчезает неканоническая идея уничтожения ада, которую заменяет тема Грааля и связанное с ней переосмысление идеи волшебного котла, ради которого Артур отправляется в загробный мир.
     Грааль (Святой Грааль) – в западноевропейских средневековых легендах таинственный сосуд, ради приближения к которому рыцари совершают свои подвиги. Обычно считалось, что это чаша с кровью Христа, которую собрал Иосиф Аримафейский, снявший с креста тело распятого Христа. Часто предполагалось, что данная чаша первоначально служила Христу и апостолам во время Тайной вечери, то есть была потиром (чашей для причащения) первой литургии (христианского церковного богослужения; у православных – обедня, у католиков – месса). По другим, более редким версиям, Грааль – серебряное блюдо, иногда – с окровавленной головой, мотив, дошедший в валлийской передаче и связанный не только с христианским образом Иоанна Крестителя (Иоанна Предтечи), последнего в ряду пророков, непосредственного предшественника Иисуса Христа, но и с магической ролью отрубленной головы в кельтской мифологии. От Грааля неотделимы два предмета – чудодейственное копье, некогда пронзившее тело распятого Христа (питающее, разящее и целящее), и заветный меч царя Давида, уготованный рыцарю-девственнику. Путь Грааля из Палестины на запад легенда связывала с путем миссионерской деятельности Иосифа Аримафейского.
     В XIII столетии тема Грааля занимает уже центральное место в артуровских сказаниях. Грааль становится своеобразным эталоном рыцарства. «Граалить» – значит быть рыцарем-христианином. Вот почему посредством этого эталона отбрасывается Гавейн с его языческими повадками, а затем и Ланселот, которого сменяет Персиваль. Цепочку замыкает Галахад. Эта чехарда объясняется стремлением церкви избавиться от языческих элементов, мешающих выработке норм нравственного кодекса, предназначенного для рыцарства, ибо главный смысл деятельности организованного в орден рыцарства должен заключаться в защите церкви и в почитании духовенства.
     Неумолимый ход времени разрушал монолитность орденов и лишал их былой замкнутости. Члены орденов все чаще начинали бравировать своей избранностью, многозначительно намекая на приобщенность к «высшим тайнам». Первоначальная аскетичность образа жизни сменяется своей полной противоположностью. Роскошь и пышность становятся постоянным атрибутом рыцарского существования. Здесь уже рукой подать до фарса, до высмеивания рыцарства в произведениях писателей эпохи Возрождения.
     Естественно, что в этих неблагоприятных для рыцарской аристократии условиях поиски Святого Грааля приобретают совершенно новый смысл, а именно: вместо восхваления мирских подвигов рыцарей на первый план выдвигается возвеличивание духовных исканий с их обостренной субъективностью, фантастическими миражами и безмерным самообольщением.
     Оглядываясь назад, мы видим сквозь дымку времени, что легенды о короле Артуре, рыцарях Круглого Стола и Граале коренятся в эпохе V–VII веков и даже глубже – в культуре древних кельтов.
     Кельтское культурное единство было утрачено уже к началу нашей эры. Тем не менее в поздних артуровских сказаниях слышны отзвуки ирландских и валлийских вариантов кельтских мифов и легенд, куда вклиниваются элементы мифологии германских народов. Многие герои ирландской мифологии и эпоса напоминают короля Артура и его рыцарей.
     Путешествие в страну Асов. Знаменитые исландские саги начали складываться задолго до заселения Исландии скандинавами в IX–X веках. По мнению современных ученых, саги – это весьма специфический жанр повествований, встречающийся в Скандинавии и получивший особое распространение в Исландии.
     В Х столетии христианская религия была официально признана на всей территории Исландии. Христианство здесь утверждалось без насилия и кликушеских воплей. Такой церковный либерализм позволил недавним язычникам создавать саги о своих героях, не страшась «кары Господней». В этих условиях была написана ныне всемирно известная «Эдда», исходным материалом для которой послужили диалоги между королем Гюльфи и богом Одином. Здесь же дан краткий пересказ всей скандинавской мифологии. Автором «Эдды» был известный исландский историк, поэт и политический деятель XII–XIII веков Снорри Стурлусон.
     В 1643 году исландский епископ Бринйольф Свейнсон обнаружил рукопись, содержащую тексты мифологических и героических песен скандинавских народов. По аналогии с уже известной «Эддой» епископ назвал найденную рукопись тоже «Эддой», но с приставкой «Старшая». С тех пор «Эдду» Снорри стали называть «Младшей Эддой».
     О чем рассказывают эти литературные памятники?
     Однажды, когда в Швеции царствовал мудрый и добрый король Гюльфи, к нему пришла странница, очаровавшая короля своими песнями. Он предложил ей в награду столько земли, сколько четыре быка вспашут за один день и одну ночь. Король не знал, что Гифеон, так звали странницу, принадлежит к роду великих богов Асов. До того, как прийти к Гюльфи, она долгое время жила в стране великанов, где родила четырех могучих сыновей, принявших образ исполинских быков. Запрягла Гифеон этих быков в плуг и оторвала от Швеции большой кусок земли.
     Удивленный король стал расспрашивать Гифеон о ее происхождении. Услышав о том, что она из рода Асов, глубоко задумался владыка о том, откуда боги берут силу и мудрость. Чем больше он думал, тем больше росло в нем желание узнать истину. И решил монарх отправиться на поиск Асов, чтобы получить ответы на мучающие его вопросы.
     Надел король жалкое рубище, взял в руки посох и под видом бедного странника отправился в путь на поиск чудесной страны Асгард, где жили Асы. Долго он скитался по земле, преодолевая высокие горы, быстрые реки, лесные чащобы. И вот как-то раз, когда усталый и потерявший всякую надежду на успех одиноко брел Гюльфи по каменистому полю, пред ним, словно из-под земли, вырос замок необыкновенной величины и красоты.
     Приблизился Гюльфи к замку и увидел на его пороге сидящего человека. Этот человек спросил странника, кто он такой и что ему нужно.
     – Я бедный странник, – с низким поклоном отвечал король. – Вот сбился с дороги и не знаю, как вернуться в свою страну. К тому же я ослабел от голода и жажды, силы оставляют меня, ноги перестают слушаться.
     – Входи в замок и отдохни, – сказал незнакомец, вставая и распахивая тяжелую дубовую дверь.
     – О, как я благодарен тебе, добрый человек! – радостно воскликнул Гюльфи.
     Вместе они прошли ряд роскошно убранных залов, где пировало множество людей разных племен и народов. Наконец вошли они в самый большой и красивый зал. Посередине зала стояли три трона, на которых восседали три человека величавой наружности. Это были цари. Из беседы с ними Гюльфи узнал о том, как создан мир, как произошли великаны, боги и люди, как двигаются по небу луна и солнце, и еще многое, многое другое. Когда беседа подошла к концу и было поведано о последнем дне мира, о сумерках богов, раздался страшный удар грома, и увидел король, что стоит один в чистом поле. И тогда наш странник понял, что цари, с которыми он разговаривал, – боги. Вернувшись домой, он рассказал людям обо всем, что узнал во время своего путешествия в страну Асов. Его повествование, передававшееся от отца к сыну, дошло и до наших дней. Вот фрагменты этого удивительного повествования.
     Сначала не существовало ни неба, ни земли, ни холодных волн. Была лишь одна огромная бездна. Но как-то раз в царстве густых туманов забил родник, чью воду жестокий мороз тут же начал превращать в лед. Когда стена льда придвинулась к царству огня, искры смешались с тающим льдом и вдохнули в него жизнь. И вот над бескрайними ледяными просторами поднялась исполинская фигура. Это был великан Имир, первое живое существо в мире. Великан Имир положил начало роду великанов, жестокосердных и очень коварных.
     Одновременно с великанами возникла гигантская корова Аудумбла. Она паслась на льду, облизывая соленые ледяные глыбы. Вскоре из этих глыб вышел могучий гигант Бури. Его сын Бёр взял себе в жены великаншу Беслу, и она родила ему трех сыновей-богов – Одина, Вили и Ве.
     Братья-боги не пожелали сносить господства жестокого Имира. Они восстали и убили его. В крови Имира потонули почти все великаны. Только великану Бёргельмиру удалось спастись на лодке вместе со своей женой.
     Из тела Имира братья-боги сделали землю, из черепа – небесный свод, из костей – горы, из волос – деревья, из зубов – камни, из мозга – облака. Из искр царства огня были сделаны звезды. Затем из ясеня был сотворен мужчина, а из осины – женщина. Мужчину звали Аск, а женщину – Эмбла.
     Однажды, роясь в земле в поисках железной руды, братья-боги нашли в ней червей.
     – Что нам делать с этими неуклюжими существами? – спросил Ве. – Мы уже населили весь мир. Эти черви никому не нужны. Может быть, их следует просто уничтожить?
     – Ты ошибаешься, – возразил Один. – Мы населили только поверхность земли, но забыли про ее недра. Давайте лучше сделаем из них маленьких человечков-гномов, или черных эльфов, и дадим им во владение подземное царство, которое будет называться Страной Черных Эльфов.
     – Я согласен с тобой, – сказал Ве. – Но мы забыли про воздух. Давай превратим одних червей в черных эльфов, а других – в светлых эльфов. Светлых эльфов можно поселить в воздухе между землей и Асгардом, назвав эту страну Страной Светлых Эльфов.
     Боги согласились с этим предложением. Так появились в мире эльфы и гномы. Гномы вскоре стали искуснейшими мастерами. Никто лучше гномов не умеет обрабатывать драгоценные камни и металлы. Светлые эльфы научились выращивать самые красивые и ароматные цветы. Каждый год они покрывают цветами землю, чтобы она была еще лучше и краше.
     Высоко над облаками лежит страна богов Асгард, которую соединяет с землей радуга. В центре Асгарда растет исполинский ясень. Около ясеня стоит трон владыки мира и старейшего из богов Одина.
     Когда-то в молодости пришел Один к великану Мимиру и попросил у него разрешения напиться воды из источника мудрости.
     – Ничего не дается даром, а особенно ум, – ответил великан. – Скажи, что я получу от тебя взамен.
     – Все что хочешь!
     – Тогда отдай мне свой правый глаз.
     Один призадумался, но потом решительно сказал:
     – Хорошо, я согласен. Умный и одним глазом видит больше, чем глупый двумя.
     С тех пор у Одина остался только левый глаз, но зато он испил воды мудрости и для него нет больше тайн ни в настоящем, ни в прошлом, ни в будущем.
     Дворец Одина, Валгалла, самый большой и красивый в Асгарде. В его просторных залах живут храбрые воины, павшие в битвах.
     Кроме Одина, в Асгарде живут и другие боги. Первым из них считается старший сын Одина, бог грома Тор, могучий рыжебородый богатырь. Тор покровительствует крестьянам-хлебопашцам.
     Красивый и чистый душой Бальдр – сын Одина и богини Фриг. Бальдр – бог весны и самый добрый среди богов.
     Тир – бог войны. У него одна левая рука, так как правую он потерял, спасая богов от страшного чудовища.
     Браги – бог поэтов и скальдов.
     Бог огня Локи происходит из рода великанов. За его необыкновенно острый ум боги разрешили ему жить в Асгарде. Локи высок ростом, красив и смел, но он очень зол и коварен. На него никто не может положиться.
     В Асгарде живут и прекрасные девы-воительницы – валькирии. Валькирии невидимо принимают участие в каждой битве. Они уносят павших воинов в Валгаллу и там прислуживают им за столом.
     Скандинавия – страна фьордов, приземистых сопок с языками нетающего льда и мохнатыми шапками суровых лесов. Тяжела здесь жизнь пахаря, обдуваемого холодными ветрами и обделенного плодородием почвы. Тяжела и жизнь рыбака, промышляющего в свинцовых северных водах. Сама природа как бы выталкивает ладьи викингов из узких заливов на простор грозного моря.
     В конце VIII столетия викинги вторглись в Британию. Первое знакомство Западной Европы со скандинавами оказалось не из приятных. Позднее западноевропейцы стали называть викингов норманнами, то есть северными людьми, а на Руси их называли варягами.
     Началом пиратских походов викингов в сторону Западной Европы считается нападение 8 июня 793 года на богатый монастырь Линдисфарн, расположенный на острове у восточного побережья Шотландии. Монастырь был разграблен и сожжен, а его обитатели беспощадно уничтожены. Вообще надо заметить, викинги предпочитали грабить церкви и монастыри, резонно полагая поживиться накопленными там сокровищами. Дело дошло до того, что в конце церковной службы верующие стали петь: «Боже, спаси нас от норманнов!»
     Если вначале викинги ограничивались пиратскими набегами на английское побережье, то с середины IX века они стали захватывать целые области и там селиться. В конце концов ими была аннексирована вся северо-восточная часть Англии. Затем викинги достигли Исландии, где также создали поселения.
     По Эльбе, Везеру и Рейну викинги проникали в Германию. В 854 году они разграбили Гамбург.
     Особенно сильно страдала от набегов норманнов Франция. В 841 году они опустошили Руан, в 843 году сожгли Нант, а в 845 году разграбили Париж. В 911 году под предводительством Роллона норманны завоевали территорию в устье Сены, которая позднее получила название Нормандии. Селившиеся здесь норманны очень скоро слились с местным населением. Со временем чужеземцы переняли язык и обычаи коренных жителей Франции.
     Около 860 года викинги впервые появились в Средиземном море и опустошили берега Испании, Италии и южной Франции. После этого они продвинулись до побережья Северной Африки и Малой Азии.
     В Восточной Европе викинги также занимались разбойничьими набегами, но не в той мере, как в Западной Европе. Со славянами они предпочитали заниматься торговлей, поставляя разнообразные товары, включая «живой товар», в Иран, Константинополь и соседние с ними страны. Путь варягов из Скандинавии в Иран пролегал по Волге и Каспийскому морю, а в Константинополь – через Финский залив, Неву, по Ладожскому озеру, реке Волхов, озеру Ильмень, реке Ловать, через часть Даугавы и дальше по Днепру – в Черное море. Византийские императоры с охотой брали к себе на военную службу сильных, смелых и выносливых викингов.
     Боевые «драконы» викингов наводили страх на многие прибрежные города и селения Европы и Африки. Эти ладьи были построены весьма разумно, о чем можно судить по умелой реконструкции одной из них, найденной в 1880 году. В 1893 году экипаж из тринадцати человек за сорок дней совершил на ней парусный переход из Норвегии в Чикаго. Судно шло со скоростью до десяти узлов и великолепно вело себя даже в очень тяжелых погодных условиях Атлантики. Оно было водоизмещением 28 тонн, имело 23,8 метра в длину и 5,1 метр в ширину. При высоте борта 0,9 метра над водой глубина корпуса в средней части ладьи составляла 1,75 метра.
     На каждой ладье у викингов была команда минимум из восьмидесяти человек, поскольку каждая вахта должна была состоять из сорока человек. Одна вахта обслуживала 32 весла (с каждого борта ладьи по 16 весел), а также руль и паруса. Вторая вахта в это время отдыхала.
     Ладья имела тринадцатиметровую мачту с полосатым четырехугольным парусом площадью около 70 м2.
     Изображение головы дракона надевалось на форштевень только во время военных походов.
     Ошибочно считать викингов только кровожадными морскими разбойниками. Не будем забывать, что с малых лет они воспитывались в духе старинных саг, согласно которым война, разбой и грабеж были делами героическими, а военное братство и взаимовыручка считались непререкаемыми ценностями. Скажем, за смерть товарища врагу мстили даже ценой собственной жизни. Добыча делилась поровну между всеми членами команды боевого «дракона» с учетом доли предводителя, который перед походом выбирался членами дружины.
     У викингов имеются вполне весомые заслуги перед историей. Так, во время своих походов они открыли Исландию, Гренландию, Северную Америку, то есть еще за несколько столетий до Колумба отважные мореплаватели проложили путь в Америку по водам Северной Атлантики. Совершая плавания вокруг Европы, викинги освоили важный в транспортном отношении район, включавший в себя не только морские пути из Балтийского моры в Черное, но также и все крупные европейские реки. В последующие века эти магистрали сыграли решающую роль в торговле европейских народов.
     Так, начав с германцев Алариха, мы, проделав сложное путешествие, спустились на ладьях викингов в Черное море и возвратились в Византию.
     И снова варвары. Итак, мы вновь в V веке. Вандалы и аланы, теснимые вестготами, захватывают часть Испании и перебираются в Северную Африку, где создают свое королевство и заводят большой пиратский флот для грабежа островов и побережья Западного Средиземноморья.
     А с чего все началось?
     В 428 году вандалы избрали своим королем Гейзериха, который предпринял строительство кораблей по римскому образцу. На эти корабли было погружено все имущество вандалов, включая лошадей и повозки. В 429 году вандалы и примкнувшие к ним аланы и готы в количестве 80 тысяч человек переправились на побережье Северной Африки. Высадившись, они начали постепенно продвигаться на восток вдоль побережья, пока в 439 году не достигли Карфагена, который сделали своей столицей.
     Король вандалов Гейзерих, отъявленный пират, был последователем арианского учения, одного из течений в христианстве, основанного священником Арием, жившим в IV веке.
     В 318 году Арий выступил против догмата церкви о единосущности Бога-Отца и Бога-Сына, утверждая, что Христос по своим божественным свойствам и славе ниже Бога-Отца, ибо Бог-Отец предвечен, тогда как Христос создан им, но не из божественной сущности, а из ничего. В 325 году Никейский Вселенский собор сурово осудил арианство. Сам же Арий был изгнан из Александрии. Однако его учение нашло множество приверженцев и получило распространение далеко за пределами Египта в период IV–VI веков.
     Что касается арианства Гейзериха, то оно его устраивало не столько ясностью и понятностью в трактовке основополагающих идей христианства, сколько возможностью оправдывать свои морские разбои волею Божией, которая указывала ему тех, кого следовало карать и грабить.
     Главной ударной силой и основным источником средств существования вандалов являлся их флот. С его помощью они захватили Балеарские острова, Сардинию, Корсику и некоторые районы Сицилии. Были совершены также набеги на Грецию, что вызвало недовольство Византии. Против вандалов направился флот под командованием Базилиска в составе 212 галер, на которых находилось 70 тысяч воинов. Вандалы разгромили этот флот. В результате победы над византийцами большая часть североафриканского побережья отошла к Гейзериху.
     В 455 году вандалы разграбили и разрушили Рим, вследствие чего в память народов вошло нарицательное выражение «вандализм», введенное в оборот одним епископом, свидетелем этих ужасных событий. Но очень скоро вожди вандалов привыкли к богатству, роскоши и праздности, ослабили свой боевой дух и притупили бдительность. Этим воспользовались ромеи. Снарядив огромный военный флот, они в 534 году напали и поголовно истребили вандалов. После такой военной экспедиции от вандалов ничего не осталось – ни памятников, ни могил, ни сведений о языке.
     Век V насыщен драматическими событиями. С этим веком связано восшествие звезды Аттилы, храброго вождя гуннов, создавшего мощный боевой кулак из разрозненных племен готов, герулов, лангобардов и славян.
     Личность Аттилы, его происхождение окутаны тайной. Известно, что в качестве заложника он получил неплохое воспитание в Риме. Став в 434 году вождем гуннов, заставил обе империи платить себе дань.
     Из придунайских степей гунны, ведомые Аттилой, хлынули в Италию и Галлию. Варвары достигли районов Луары. Здесь на полях Северо-Восточной Галлии произошла их битва с ромеями, на стороне которых сражались вестготы, франки и бургунды. Поле битвы осталось за ромеями и их союзниками, но уже в следующем году гунны напали на Северную Италию, сокрушая все на своем пути. Однако в самый кульминационный момент Аттилу, этого «бича божьего», настигла загадочная смерть на равнине Паннонии. Произошло это в 453 году. Смерть опаснейшего врага Рима привела к распаду гуннского союза.
     Историки эпохи Возрождения приписывали Аттиле важную роль в основании Венеции. Современные же ученые считают, что жители северных берегов Адриатики, узнав о приближении гуннов, бежали на острова Лагуны, где и основали Венецию как убежище от варварских набегов.
     В 476 году вождь германского племени скиров и предводитель германских наемников в Италии Одоакр сверг последнего западноримского императора, отправив его на постоянное жительство в окрестности Неаполя, а сам принял титул короля. Новый правитель Италии номинально признал верховную власть византийского императора Зенона Исаврянина, который благодаря этому стал считать себя законным владыкой Востока и Запада. Италия же на многие века оказалась разделенной между варварами и Византией. Так завершилась история существования Римской империи.
     Не долго правил своим королевством Одоакр. Воспользовавшись удобным случаем, византийский император сговорился с вождем остготов Теодорихом и тот, напав на Италию, разбил войска Одоакра и убил самого Одоакра, а затем безжалостно уничтожил все его окружение – родственников, друзей, придворных. После этой резни Теодорих, заняв место свергнутого короля, начал править сам.
     Несмотря на свою неграмотность, Теодорих умел проявлять достаточную гибкость в государственных делах и ценить просвещение. При нем в Риме процветали литература и науки, в миланских школах преподавали риторику, в которую были вплетены элементы юриспруденции.
     «Последний римлянин» и его время. Одним из министров Теодориха был Аниций Манлий Северин Боэций, знаменитый мыслитель и писатель раннего Средневековья, автор всемирно известного сочинения «Утешение философией».
     «Последним римлянином» назовут потомки Боэция, трагически погибшего на пороге новой средневековой культуры. Именно он бросил семена античного наследия в непривычную для них почву христианских страстей. Эти семена не только взошли, но и дали богатый урожай, питавший Данте, Петрарку, Боккаччо, Чосера, Томаса Мора, Анатоля Франса...
     Боэций происходил из богатого и влиятельного рода римской знати. После смерти отца воспитание мальчика было доверено знатному римскому патрицию Аврелию Симмаху. Боэций любил и уважал своего приемного отца, который внимательно следил за его воспитанием и помогал осваивать премудрости науки.
     В детстве и юности Боэций посещал лучшие школы Рима, где имел возможность основательно познакомиться с идеями и произведениями античных авторов.
     Школьные занятия велись в традиционном духе. Главное место занимала риторика как объединяющая различные знания дисциплина. Высоко оценивая риторику, римляне включали в нее юриспруденцию и философию. С большим уважением относились к риторике и средневековые проповедники, поскольку их проповеди нуждались в теоретическом и практическом подспорье для усиления воздействия на души верующих.
     Средневековая риторика постоянно испытывала влияние со стороны общего литературного процесса, происходившего в Западной Европе в IV–V веках. В этот период деятельность риторов приравнивается к творчеству поэтов, и такого рода симбиоз сохраняется на протяжении всех Средних веков как характерная черта этого отнюдь не слишком темного времени.
     Риторика культивировалась также для целей юриспруденции. Согласно некоторым средневековым риторам, риторика – это прежде всего юридическое искусство. Особенно популярны подобные взгляды были в Каролингские времена (VIII–X века).
     Римская юриспруденция нашла отклик у ранних идеологов христианства и была не без пользы для церкви применена к нравственно-религиозному закону. Христианская интерпретация идеи естественного права отразилась на представлении о сущности этой идеи. На место морального закона, разлитого по всей вселенной, как учила пантеистически настроенная философия стоиков, определявшая в известной мере мировоззрение наиболее просвещенной части римских юристов, христианство поставило премудрость и волю Божью в качестве источника нравственного закона. В соответствии с этим должны были измениться и представления о естественном праве. Последнее перестало казаться проявлением безличной природы и стало рассматриваться как отражение божественной справедливости согласно предначертаниям Творца.
     В Средние века изменчивой части права (положительному праву), то есть той части права, которая обязана своим происхождением человеческой воле, противополагались неизменные установления божественного и естественного права. Естественное право в представлении того времени являлось действующим правом. Сомнения же касались только вопроса, сливается ли оно с понятием божественного права или сопоставляется ему. Но одно было бесспорно: естественное право признавалось обязательным и считалось выше всякого другого человеческого законотворчества.
     Из сочетания римского права и правоположений, содержащихся в Священном Писании, образовалась система естественного права Средних веков. Идея естественного права носила в Средние века теократический характер, то есть подчинялась властно-политическим устремлениям церкви.
     Было бы наивностью думать, что упадок римского права в Средние века обязан конфликту между христианством и язычеством. Достаточно сослаться на Кодекс Юстиниана, правоверного христианина. Причины упадка следует искать не в сфере идеологии, а в тех драматических коллизиях, которые сотрясли Европу вместе со шквальным потоком варваров.
     После Юстиниана римское право разделилось на две ветви – восточную и западную. Восточная (Византийская) ветвь выглядела самой жизнестойкой на фоне тех потрясений, которые испытывала Западная Европа, заполоненная варварами. Однако эта жизнестойкость оказалась не слишком длительной. Вместе с крахом Византийской империи под напором крестоносцев (XIII век), а затем турецкого нашествия (XV век) от византийского варианта римского права остались лишь одни смутные воспоминания. Совершенно иначе складывалась судьба западной ветви: на первых порах она казалась обреченной на гибель, но прошло время и то, что выглядело безжизненным, ожило, да не просто ожило, а бурно расцвело по всему Западному миру. И вряд ли будет ошибкой сказать, что в данном случае не обошлось без благотворного влияния Византии, которая не была отделена от Запада непреодолимыми преградами. Многие литературные источники представителей классического римского права попадали в западноевропейские города и монастыри именно из Византии. Но эти информационные ручейки сами по себе не могли полностью утолить жажду тех, кто пытался адаптировать римское право к новым жизненным условиям Западной Европы. Христианская Византия (даже если игнорировать великий церковный раскол, приведший к образованию православной и католической церквей) не в состоянии была служить образцом для правоведов других стран по той причине, что после многих переработок, последовавших за Юстиниановым Кодексом, в византийском праве почти ничего не осталось от римского права. Византия все более и более превращалась в государство со своими уникальными особенностями, вынуждая правоведов и законодателей двигаться вспять от целей римского права. Если римское право развивалось от национального (лат. jus civile) к общенародному (лат. jus gentium), то в Византии оно трансформируется из права мирового в право одного и притом очень специфического государства, утрачивая свою пригодность быть цементирующим началом в международных связях. Понятно, что такое право могло оказать лишь весьма слабое влияние на практикующих юристов и законодателей других стран. Некоторое влияние оно оказало на древнерусское право.
     После падения Западной Римской империи в 476 году на территории Италии образовалось королевство герулов, но в 493 году их вытеснили остготы, находившиеся в некоторой зависимости от византийского императора.
     В 568 году Италия подверглась нашествию лангобардов, которые окончательно оторвали ее от Византии.
     В остальных частях бывшей Западной Римской империи образовались государства бургундов, вестготов, франков, вандалов и т. д.
     С водворением в Западной Европе германских племен не прекратилось действие римского права по отношению к покоренному ими населению. Прежние подданные римского государства продолжали жить и трудиться в соответствии со своим правом, тогда как варвары жили своим обычным правом. Некоторые из германских королей издали даже официальные сборники римского права.
     В конце V века и начале века VI появляются три капитальные записи варваризованного римского права: эдикты остготских королей, «Lex Romana Burgundionum» и римский закон вестготов («Breviarium Alaricianum»), составленный в 506 году по приказанию короля Алариха II. Из них наиболее распространена была последняя запись. В то время как эдикты остготских королей утратили всякое значение после разрушения их королевства византийцами, а закон римлян в Бургундии оставался сугубо местным, вестготская компиляция сделалась для Западной Европы главным источником римского права в течение первой половины Средних веков. «Бревиарий» («Breviarium Alaricianum») был более или менее полным кодексом для римского населения Франции и Испании. Но более того, «Бревиарий» в качестве носителя «Corpus juris» Юстиниана, содержащего основной материал римского права для всех последующих веков, помог утвердиться римскому праву в средневековой Европе.
     Основной трудностью, преодоление которой стимулировало изучение и развитие римского права в Западной Европе, являлась его нестыковка с германским правом, точнее, с обычным правом различных германских племен, так как у германцев не существовало единого права. В ряде случаев сталкивались лица, использующие различные правовые нормы. Во избежание конфликтных и даже неразрешимых ситуаций сторонам, заключающим, например, коммерческие сделки, приходилось самим определять, по какому праву они будут действовать.
     Если ко всему сказанному добавить, что обычному праву (праву по обычаю) присуща известная неопределенность и зыбкость, то станет очевидно вся трудность в осуществлении гражданских правоотношений, особенно в сфере торговли.
     На первых порах этому не придавалось большого значения, так как хозяйственная жизнь Западной Европы находилась в бедственном состоянии. Но когда экономика западноевропейских стран стала понемногу оживать, в сфере правоотношений стали возникать серьезные проблемы. Поэтому в течение IX–XI веков усиливается спрос на римское право со стороны деловых, предприимчивых людей. Вместе с тем растет и потребность в более точном знании его источников.
     Как видим, преемственность в культурном развитии Западной Европы никогда не прерывалась. Поэтому расхожее представление о полной гибели культуры в ту «темную» эпоху совершенно ошибочно.
     Таким образом, вместе с грамматикой риторика, включавшая в свой состав юриспруденцию, являлась одним из основных предметов в церковных, монастырских и городских школах средневековой Западной Европы.
     Помимо риторики, в школах, которые посещал Боэций, преподавалась математика, естественные науки, медицина, география, астрономия и музыка. Благодаря столь широкому охвату образовательных предметов средневековая школа служила важным посредником между миром языческой античности и христианской культурой. Уже в зрелые годы Боэций своим философским обоснованием системы школьного образования укрепил эту посредническую функцию, написав ряд основополагающих для всего средневековья трактатов по школьным дисциплинам, среди которых числились «Наставления к арифметике» и «Наставления к музыке».
     Под опекой церкви создавались общеобразовательные школы (лат. artium liberalium), делившиеся на два курса – тривиум (лат. trivium) и квадривиум (лат. quadrivium). В первый курс входило преподавание грамматики, диалектики (логики) и риторики, а во второй – арифметики, геометрии, астрономии и музыки. Именно Боэций разработал систему школьного курса, названного им квадривиумом и включавшего в себя прежде всего математические науки, в то время как тривиум представлял собой объединение наук гуманитарных. В XII–XIII веках занятия квадривиумом считались непременными для просвещенных лиц, особенно из числа художников, архитекторов и механиков. Как констатируют историки, без развития математических наук квадривиума невозможен был бы тот высокий уровень профессионального мастерства, которого достигли архитектура и механика эпохи Возрождения.
     Что касается гуманитарного тривиума, то и он нес свою важную лепту в культуру Средневековья и Возрождения, включая правовую культуру. Например, в процессе преподавания риторики учеников знакомили с элементарными начатками права. От этого периода до нас дошли многочисленные свидетельства того, что известное знакомство с римской юриспруденцией являлось вполне обычным делом. Но кроме изучения общих основ римского права в школах осуществлялось более обстоятельное изучение его, поскольку это было необходимо для профессии нотариусов, для отправления судейских функций и т. д.
     К концу VI века почти повсеместно в Западной Европе были закрыты светские школы. Одновременно с этим возрастает удельный вес церкви в просвещении, воспитании и образовании в духе христианской веры.
     Рост влияния церкви на общественную жизнь проходил в ожесточенной борьбе с античной, языческой культурой. Особую нетерпимость церковь проявляла к лицедеям, превращавшим мир в игру, делавшим изменчивым и условным то, что утверждалось как абсолютное и незыблемое. Эта враждебность к лицедеям как зримым носителям нехристианской культуры подогревалась злой памятью о событиях прошлого, когда во времена Римской империи артисты в своих театральных представлениях издевались над христианской религией, едко парадируя ее обряды, моральные заповеди и прочее. Поэтому еще в первые века своего существования церковь обрушилась с яростными нападками на комедиантов. В свою очередь, комедианты платили церкви той же монетой, не жалея насмешек по адресу духовенства, переделывая на комический лад церковные мотивы, развлекая простой народ пародийными сценами на католическую литургию. Как результат, на протяжении всего Средневековья духовенство свирепо порицало театральное искусство. И все же это искусство продолжало существовать и пользоваться популярностью как у простолюдинов, так и у светской аристократии.
     На первый взгляд покажется парадоксальным, но, преследуя светский театр и его поклонников, церковь не могла обойтись без театрального опыта. Христианская идеология и ее культ по сравнению с языческими религиями оперировали чрезвычайно абстрактными понятиями и символами, к тому же на непонятном для широких масс латинском языке. Чтобы сделать доступными эти абстракции и этот язык, церковь вынуждена была пользоваться соответствующими иллюстрациями. Так на свет появилась литургическая драма, выросшая из сложных обрядов церковных служб, в частности из мессы.
     Развиваясь, литургическая драма все больше ассимилировала бытовые мотивы, что незаметно вело к сближению со светским театром, к адаптации народного языка, поскольку на первых порах она по инерции пользовалась латинским языком в качестве дополнения к статичным картинкам и пантомиме.
     Происходящая перестройка литургической драмы была настолько очевидной и чреватой нежелательными для церкви последствиями, что в 1210 году папа Иннокентий III запретил представление литургической драмы внутри церкви, не запретив, однако, саму литургическую драму как таковую, которая, покинув здание храма, вышла за его стены на паперть.
     Литургическая драма – явление во многих отношениях показательное для понимания сложного процесса исторического развития риторики, а через нее и школьного образования.
     Характерно, что общий стилевой облик литургической драмы был достаточно противоречив, ибо она включала в себя не только торжественные риторические действа, но и буйные буффонные (актерско-шутовские) представления. К этому следует добавить, что торжественные риторические действа опирались на проповедь в ее приспособленном для драмы виде. Таким образом, без риторического опыта организации произносимого текста литургическая драма не могла обойтись.
     Начиная с XIII века литургическая драма все дальше уходит от здания церкви и в виде мираклей (лат. miraculum – чудо; пьеса с чудесами из жизни святых) разыгрывается в любительских кружках, правда, под церковным надзором.
     Выйдя на паперть, затем проникнув в самодеятельные, любительские кружки и, наконец, овладев пространством площади, литургическая драма превратилась в мистерию, в которой смешалось церковное и народное, высокое и низкое, мистическое и реалистическое, набожность и богохульство.
     В мистерии все проникнуто непрерывными метаморфозами; в мистерии нет одного, нет индивидуального, но есть многое; нет личности, но есть многоликий хоровод; нет характера, но есть характерное, типичное.
     Связь истории западноевропейского театра с риторикой прослеживается не только косвенно, через реставрацию этапов ее эволюции, организации театрального «текста» (роль проповеди в риторическом действе литургической драмы), но и прямо, в самом названии некоторых театральных ассоциаций, выполнявших весьма разнообразные функции. Скажем, в Нидерландах XV–XVI веков широко была распространена деятельность так называемых риторов и их «риторических камер» (самодеятельных кружков), где наряду с организацией театральных представлений осуществлялась и общеобразовательная программа.
     Нидерландским «риторическим камерам» близки по духу кружки мейстерзингеров Южной Германии, возникшие из союзов, образованных для занятий поэзией и пением, и постепенно превратившиеся в «мейстерзингеровские школы», где учеников обучали искусству сочинять стихи и затем исполнять их на общем собрании. Позднее члены этих кружков перешли к исполнению драматических пьес, и со временем кружки приобрели характер театрально-любительских ассоциаций.
     Читателю, имеющему весьма поверхностные представления о риторике как об ораторском искусстве, этот исторический экскурс полезен тем, что помогает хотя бы в первом приближении понять всю сложность и богатство духовной жизни средневековой Европы, в атмосфере которой жил и творил Боэций.
     Женой Боэция была Рустициана, дочь его приемного отца. Умная, сильного характера, мать двоих детей, Рустициана помогала мужу стойко переносить жизненные невзгоды.
     В возрасте тридцати лет Боэция назначили консулом. Свои консульские обязанности он выполнял добросовестно, хотя они и отвлекали его от занятий философией, которой Боэций был предан всей душой.
     Когда ему перевалило за сорок лет, он занял высший пост в правительстве Теодориха, став магистром официй. Вместе со своим тестем Симмахом вошел в ранг первых лиц сената.
     Его увлеченность философией, умение говорить и слушать других, широта культурного и политического кругозора способствовали образованию кружка друзей философии. В этот кружок входили Симмах и папа Иоанн I. Всех их связывало не только увлечение философией, но и ориентация на Византию как на хранительницу культурных ценностей античности и возвышенных идеалов римского образа жизни.
     Достигнув зенита славы при дворе Теодориха, Боэций мог почивать на лаврах. Но судьба рассудила иначе.
     От королевского референдария Киприана Теодориху поступил донос о тайных письмах, якобы отправленных императору Византии сенатором Альбином. Донос огласили на заседании сената в присутствии короля.
     Срочно прибывший в Верону, где заседал сенат, Боэций выступил с заявлением, опровергающим донос. При этом было сказано: если тень вины падает на сенатора Альбина, друга Боэция, то эта тень ложится и на главу сената, каковым является он, Боэций.
     После столь смелого выступления Боэция его недруги настрочили новый донос, в котором Боэций обвинялся в лжесвидетельстве и в занятиях... философией.
     Молчаливая поддержка сенатом выступления его главы насторожила подозрительного Теодориха. Эту подозрительность подогревали интриганы и злопыхатели их числа придворных, постоянно чернивших Боэция и его друзей по философскому кружку.
     Если учесть, что к концу своей жизни Теодорих все острее чувствовал эфемерность проводимой им политики по стабилизации внутренней жизни страны и все болезненнее осознавал угрозу Остготскому королевству со стороны Византии, то последствия его гнева не трудно было предугадать. Доведенный клеветниками и доносчиками до состояния истерики, он сбросил маску покровителя просвещения и предстал тем, кем был, – варваром, жаждущим крови. По его приказу против Альбина и Боэция было выдвинуто обвинение в измене. Испуганные сенаторы поддержали это обвинение. Боэция и Альбина взяли под стражу. Альбина вскоре убили, а Боэция казнили после нескольких месяцев заточения в тюрьме. Через два года умер и сам остготский владыка, незадолго до смерти раскаявшийся в содеянном.
     Трагическая развязка, но было бы большим упрощением все списывать только на варварскую природу Теодориха, не учитывая политики Византии. К тому же в самом Риме среди сенаторов имелись влиятельные оппозиционеры, сторонники византийского императора, которые не могли примириться с господством варварского короля, о чем догадывался Теодорих.
     Византия, одолеваемая варварами, была все еще крепка, горда и чванлива. Она могла позволить себе грозно побряцать оружием.
     Вспомним о Юстиниане, которого титуловали Африканским, Вандальским, Аллеманским, Германским, Готским и Франкским императором в знак военной славы его победоносных войск. Действительно, солдаты Юстиниана отняли Африку у вандалов, Италию – у остготов, юго-западную Испанию – у вестготов. При нем Средиземное море, как свидетельствуют историки, стало почти византийским озером.
     Твердым политическим принципом Византии был принцип: никогда не смиряться с понесенными территориальными потерями. Константинопольские базилевсы, считая себя законными наследниками римских цезарей, мало смущались тем, что некоторые их провинции превратились в независимые королевства. Они никогда не считали подобные отпадения законными и окончательными, а посему неуклонно держались за исторические права империи на утраченные земли. В их глазах варварские короли, водворившиеся в Африке, Италии и Галлии, должны были оставаться связанными с византийским двором тесными узами вассальной зависимости, то есть эти короли не могли иначе рассматриваться, как своеобразные уполномоченные базилевса. Чтобы подчеркнуть подобную зависимость, императорская канцелярия жаловала вождям варваров титулы и достоинства в соответствии с нормами придворной иерархии. Например, таким образом византийский император Анастасий (ок. 430–518) даровал королю салических франков Хлодвигу консульские знаки отличия и достоинство патриция и тем самым завоеватель Галлии, положивший начало Франкскому государству, выполнял свои властные полномочия в качестве как бы вице-императора. На аналогичном основании и остгот Теодорих управлял завоеванной им Италией.
     «Император Зенон, – писал готский историк Иордан (VI век), – узнав, что Теодорих избран своими соплеменниками королем, одобрил этот выбор и повелел новому главе предстать пред ним. Он оказал ему самый почетный прием и дал ему место в ряду придворных сановников. Потом он его назначил magister militum; он сделал его даже консулом, что считается высшим благом и первой почестью мира сего. Король Теодорих связал себя с императором личным обязательством; он стал его сыном по оружию и его клиентом. Однажды Теодорих сказал: «Я ни в чем не имею недостатка с тех пор, как стал вашим служителем; однако я прошу Вашу Милость выслушать благосклонно голос моего сердца». После того, как ему было дано разрешение свободно высказываться, он сказал: «Италия и город Рим, эта столица и госпожа мира, находятся во власти варварского короля, который угнетает ваш сенат и эту часть империи. Пошлите меня с моими готами туда. Лучше, чтобы я, раб ваш, обладал этим королевством по дару от вас». Зенон на это согласился и послал Теодориха в Италию, подчинив ему сенат и римский народ».
     Да, Одоакру изрядно не повезло. А ведь в свое время именно император Зенон благословил его в качестве западного правителя.
     Коварна Византия. Да и сам Рим – не подарочек для варваров. В отличие от других частей бывшей Западной Римской империи, где всю полноту власти захватили германские вожди, в Риме дела обстояли далеко не просто. Латинское гражданское население, в большинстве своем католическое, и варварское военное сословие, исповедовавшее арианство, жили разобщенными группами, практически не смешиваясь. Эта двойственность явилась роковой для Одоакра, не сумевшего сплотить подвластное ему общество и противостоять проискам Византии.
     Когда император Зенон заподозрил Одоакра причастным к одному из заговоров, он не стал выяснять истинные обстоятельств этого темного дела, а натравил на Одоакра кочевавшего в то время по Балканскому полуострову остготского вождя Теодориха, чьи отряды воинов промышляли преимущественно разбоем. В союзе с другими германскими племенами осготы в 488 году вторглись в Италию и после жестоких боев летом 489 года на реке Изонцо и осенью близ Вероны захватили Милан и Павию. Осажденный в Равенне, Одоакр был вынужден сложить оружие и сдаться на милость победителя, но это не спасло ему жизнь – он был предательски убит.
     Победитель Одоакра и повелитель Италии Теодорих получил от византийского императора разрешение снять с себя одежду своего народа и облачиться в одеяния римских сановников. Это означало, что он царствовал одинаково как над римлянами, так и над готами.
     Совершенно так же думал Юстиниан и его современники. В их глазах великий король остготов Теодорих был не более как уполномоченным базилевса и орудием императорской политики. Это ясно выразил остготам полководец Велизарий, сказавший им: «Когда император Зенон послал Теодориха воевать с Италией, он никогда не думал отдавать ему страну в полное владение. Да и к чему было бы, в самом деле, замещать одного узурпатора другим? Он просто возложил на него поручение возвратить этой провинции свободу и снова подчинить ее императорской власти. Правда, Теодорих, выполнив первоначально в точности поручение базилевса, проявил затем неблагодарность и отказался возвратить Италию ее законному государю, но императорское право от этого ни мало не утратило своей силы, и в день, когда монарх признает нужным его восстановить, начнется не завоевательная война, которую он предпримет, а лишь осуществится простое требование возвращения своего права».
     Как видим, Теодорих был в серьезных неладах с византийским императором. Ему было чего опасаться. На его месте всякий бы смотрел с большим подозрением на тех из своих сановников, кто симпатизирует Византии и поддерживает не просто дружеские, а политические контакты с византийским двором. В этом отношении Боэций вел себя слишком вызывающе, за что и поплатился головой.
     Ожидая приведение приговора в исполнение, Боэций написал трактат «Утешение философией», где им ведется диалог с богиней Философией. Эта беседа напоминает движение по сложному лабиринту лестниц, ведущих к высотам Истины. Двигаясь к Истине, Боэций как бы очищается от скверны жизни узника.
     Мучительная для христианского мира проблема разума и веры решается «последним римлянином» в пользу разума, хотя он и называет себя учеником Августина Блаженного, который выступал сторонником жестких мер в делах веры.
     Боэций не стремился открыть новое и довольствовался тем, что упорным трудом сохранял и передавал грядущему культурное наследие античных авторов. Он мечтал перевести на латинский язык всего Платона и Аристотеля. Ученые считают, что если бы ему удалось осуществить свой план, перед средневековой культурой Запада открылись бы новые горизонты. Но и того, что сделал этот философ, было достаточно, чтобы оказать сильное и глубокое влияние на развитие европейской образованности.
     Боэций полагал, что для подготовки к высшим знаниям, входящим в систему квадривиума, необходимо овладеть философской системой Аристотеля. В связи с этим он обращается к аристотелевскому произведению «Инструмент познания» («Organon»), названному так последователями великого древнегреческого ученого и включающему в свой состав следующие сочинения: «Категории», «О толковании», «Топика», «Указатели мудрости», «Первая Аналитика» и «Вторая Аналитика».
     Надо заметить, что многие сведения об Аристотеле ученые раннего Средневековья черпали из сочинений Боэция, поскольку до XI века Европа знала только аристотелевские «Категории» (спорное произведение относительно авторства) и «О толковании», тогда как «Топика», «Указатели мудрости» и обе «Аналитики» были недоступны европейцам.
     Со временем «Категории» и «О толковании» получили название «Старой логики» («Logica Vetus»), а освоенные в XII веке «Топика», «Указатели Мудрости» и обе «Аналитики» стали называться «Новой логикой» («Logica Nova»).
     Источниками «Новой логики» служили арабские версии Аристотеля и работы клирика Якова из Венеции, который в начале XII века перевел неизвестные его современникам аристотелевские произведения. Не исключено также, считают ученые, что существовали списки, полные или частичные, малоизвестных переводов «Новой логики» самого Боэция, благодаря которому Аристотель не был утерян для Запада в Средние века.
     «Несмотря на первостепенное значение философских трудов Боэция, – писал известный русский историк и литературовед И. Н. Голенищев-Кутузов, – он остался в памяти человечества не как переводчик и комментатор Аристотеля. Слава его зиждется на «Утешении Философией». Эта книга имеет и в наши дни своих читателей, о чем свидетельствуют многочисленные переводы «Утешения» на западные языки в ХХ веке».
     Христианские авторы не в силах были отмежеваться от языческого мира. Воспитанные в школах риторов, они знали наизусть не только псалмы, но и стихи античных поэтов. Предпринимались даже попытки доказать, будто бы Платон заимствовал свою мудрость от Моисея, а все истинное у греческих философов внушено им пророками.
     Епископы против пророков. Пророки, апостолы, проповедники – вот ядро христианства первого века нашей эры. Это христианство еще не знало дисциплины церковной организации, но зато знало пророков.
     С течением времени руководство христианскими общинами сосредоточилось в руках ее старейших и авторитетнейших членов – пресвитеров, которые несли ответственность за организацию совместных трапез. Участники этих трапез обслуживались диаконами.
     Рост общин усложнил организацию трапез. Тогда и начали выдвигаться на первое место в руководстве общиной особые надзиратели – епископы, отвечающие за сохранность денег и припасов, необходимых для совместных трапез. Епископы первыми повели наступление на строптивых пророков, стремясь оттеснить их от руководства общиной. В этой борьбе и возникла церковная организация с епископом во главе.
     Верующим настойчиво внушалась мысль, что епископ обладает унаследованной от апостолов «благодатью Божьей». Это должно было обеспечить переход от пророчества, от призывов к борьбе с богатством к проповеди о непротивлении злу и любви к врагам, включая власть имущих. После победы над пророками епископы расширили свои функции, взяв на себя роль наставников в вероучении.
     Из всех епископств того времени самым богатым и авторитетным считалось римское епископство. Ходили легенды, будто сам апостол Павел основал римскую общину и был первым ее епископом. В таком случае римскую церковь надлежало рассматривать в качестве главнейшей в христианском мире.
     Отстаивая свою «избранность», римские епископы ввели особый титул, выделявший их среди других епископов. Титул этот обозначался греческим словом «паппас» (отец, батюшка). С начала VI века словом «папа» назывался только римский епископ.
     Первые попытки обосновать христианское мировоззрение философскими средствами принадлежит так называемым апологетам, чьи сочинения носили характер апологий в духе ораторского искусства. При этом излишняя философская оригинальность категорически пресекалась, ибо могла увести в сторону от религиозной догматики.
     Апологеты провозглашали независимость церкви от государства и тем самым фактическим первыми ставили вопрос о свободе совести.
     Вопрос о свободе совести, почти неизвестный Древнему миру, впервые подняли именно христиане, которые, отказываясь приносить жертвы идолам, как бы посягнули на величие Римской империи. Правилом их было: «Лучше повиноваться Богу, нежели людям». Оставаясь верными гражданами в делах политических, они оказывали упорное сопротивление в делах религиозных. В этих сложных для христиан обстоятельствах и возник вопрос о свободе совести. Он занимал всех апологетов.
     Известный ритор и анахорет. Одним из апологетов был Иероним, известный ритор и анахорет, аскет и ругатель. Эразм Роттердамский видел в нем предтечу гуманистов Возрождения.
     Точное имя этого крупного идеолога христианства нам неизвестно. Его часто называли Евсевием Софронием Иеронимом. Евсевий было имя его отца, а вот имя Софроний появилось, по-видимому, в результате путаницы позднейших биографов.
     Что мы знаем о детских годах Блаженного Иеронима?
     На границе Далмации и Паннонии находился маленький городок Стридон, разрушенный варварами еще при жизни Иеронима. Считается, что в этом захолустном городишке и родился в сороковые годы IV века будущий апологет.
     По некоторым сведениям, родители Иеронима были довольно состоятельными людьми. Известно, что их сын никогда не нуждался в деньгах и весьма частенько заслуживал розг за свои чрезмерные шалости. Родители умерли, когда он стал юношей, оставив ему приличное наследство.
     Маленький и проказливый Иероним имел весьма сурового учителя, которому приходилось иногда силой отрывать своего воспитанника от подола бабушки, баловавшей и потакавшей проказам внука. Единственное, что радовало учителя, острый ум ребенка и его цепкая память, облегчавшие занятия.
     После домашнего обучения юноша был послан для продолжения учебы в Рим, где учился у знаменитых грамматиков и риторов. Он постоянно занимался декламациями и посещал суды, слушая внимательно великих судебных ораторов. Изучал Иероним и творения Платона, а также других античных философов.
     Крестился он поздно, проживая в Риме. Что касается этого, то следует иметь в виду: в те времена существовал разумный обычай откладывать крещение до зрелого возраста, ибо выбор религии и церкви – это именно выбор, а не рабская покорность судьбе; к тому же посредством крещения можно было получить прощение всех ранее сделанных грехов.
     В юности Иероним вел довольно свободный образ жизни, не отказывая себе ни в вине, ни в любовных утехах. Однако на каком-то этапе, то ли пресытившись и устав от разгула, то ли по иным причинам, он решает посвятить себя аскезе.
     Несколько лет, начиная с 373 года, Иероним-аскет провел на Востоке, в частности в Халкидской пустыне (375–378 гг.), расположенной к востоку от Антиохии. Здесь он овладел иудейским языком, пополнив тем самым свой запас знаний греческого и латыни. Позднее он говорил о себе: «Я – философ, ритор, грамматик и диалектик, иудей, грек и латинянин».
     Пробыв несколько лет в пустыне, Иероним отправился в Антиохию, оттуда – в Константинополь, а затем – в Рим. В Риме у ног анахорета сидели аристократические дамы, тщетно пытавшиеся предаваться аскезе или чему-то другому под видом аскезы. Но плотские страсти уже не волновали его, а может быть, и волновали, но он мужественно скрывал сие. Потомкам остается только гадать на этот счет.
     Иероним взбудоражил Вечный город своим появлением. Его имя было у всех на устах. Его бледное аскетическое лицо, несущее на себе печать подвижничества и высокой учености, напоминало лик святого. И все же целовавшие его руки люди нередко уподоблялись змеям, которые ядом своего злословия пытались опорочить эту странную и во многом загадочную для них личность. Такие целовальники лезли из кожи вон, чтобы всеобщую любовь превратить во всеобщую ненависть. Вначале пытались высмеивать внешность Иеронима, затем объявили простоту его образа жизни лицемерием, а потом, перестав церемониться в выборе выражений, перешли на грубую брань и грязные оскорбления.
     На клевету и ругань Иероним отвечал дерзко и задиристо. Своих противников называл «двуногими ослами, в уши которых он готов был трубить трубою». И он трубил, да так, что «ослы» ревели еще злей и яростней.
     Будучи склонен к словопрениям и сатире, Иероним однажды пустил гулять по рукам письмо под названием «О сохранении девственности». Поскольку аскеты той поры, не смущаясь, вдавались в натуралистические детали, не был исключением и наш Иероним, сочно и со знанием дела описывавший плотские утехи. Однако не это шокировало представителей высшего римского общества. Их разгневало то, что автор сатиры слишком карикатурно изобразил кое-кого из римского духовенства и света, придав им черты развратников, бездельников и ханжей. Обличенные постарались отомстить язвительному автору. В результате их происков Иероним вынужден был покинуть Рим и удалиться на Восток, где и оставался до самой смерти.
     В Вифлееме Иероним основал мужской монастырь с большой библиотекой. Последние годы жизни он много писал, переводил, вел полемику со своими противниками. Полемика иногда приобретала такой накал, что дело доходило до драк. Даже в последние дни жизни Блаженный Иероним метал гром и молнии в своих недругов. Воистину старец был неутомим в апологетике христианства.
     Важный для церкви спор Иероним вел с пелагианами.
     Пелагий, ирландец по происхождению, блестяще владел философской диалектикой и был искусным оратором. Ересь его зиждилась на тонких умозрительных рассуждениях относительно свободной воли, предвидения и первородного греха. Философичность и гуманизм учения Пелагия могли легко приводить к опасным для церкви выводам. Особое беспокойство у церковников вызывало то, что число приверженцев идей Пелагия быстро росло в Италии, Африке и Палестине.
     Иероним первым набросился на проповедника с испепеляющей критикой. Произошло это на одном из соборов, но собор не поддержал Иеронима и освободил Пелагия от обвинения в ереси. После собора толпа приверженцев Пелагия напала на монастырь Иеронима, подожгла ряд зданий и убила одного диакона. Сам же Иероним вынужден был искать убежище в специальной монастырской башне, которая строилась как убежище на случай разбойного нападения.
     Пусть у читателя не сложится впечатление, что Иероним являл собой образец ругателя от монашества, прославившегося больше своей бранью, чем знаниями. Иероним – один из величайших эрудитов своего времени, многое унаследовавший от культуры античности. Им были написаны комментарии почти на все книги Библии, но так как он отвергал аллегорическое толкование священных текстов, дающее возможность проявлению оригинальности, его комментарии скучны и бледны. Наконец, Иероним осуществил первый перевод Ветхого Завета на латинский язык с древнееврейского, а также отредактировал латинский перевод Нового Завета.
     Муки Блаженного Августина и муки пророка Мани. Самым значительным христианским писателем Средневековья был Аврелий Августин, чье творчество оказало мощное влияние на развитие христианской духовной культуры и на деятельность церкви. Кстати, Иероним переписывался с Августином. Переписка носила полемический характер. Иногда казалось, что полемика примет враждебный тон, но благодаря такту Августина этого не произошло.
     Августин родился в Северной Африке в 354 году, осчастливив своим появлением на свет семью римских граждан среднего достатка. Случилось это маленькое домашнее событие в небольшом городке Тагаст.
     Отец новорожденного, член городского совета, был человеком простого нрава, склонным отдавать предпочтение мирским делам, а не духовным. Только перед самой смертью по настоянию жены он принял крещение. Мать Августина была глубоко верующей женщиной.
     Семейная обстановка – религиозная апатия отца и высокая религиозность матери – отразились на воспитании и формировании личности будущего «учителя Запада». Августин был достаточно свободен в удовлетворении своих духовных запросов и противоречив в своих намерениях и поступках. Матери пришлось приложить много сил, чтобы сдержать пылкого в чувствах сына. Тягу к полнокровной «языческой» жизни Августин унаследовал от отца, который любил расслабиться на дружеской пирушке и поволочиться за красотками.
     Августин рос мальчиком бойким, живым, не выносящим скучной школьной рутины. Он испытывал непреодолимый ужас перед розгой учителя, которая частенько гуляла по его мягким местам, так как игру в мяч школяр предпочитал зубрежке. Школьные нравы и дисциплинарные правила не способствовали пробуждению у Августина любви к наукам. В результате он так и не усвоил греческий язык, хотя для его будущих богословских занятий знание греческого было совершенно необходимо. Впоследствии Августин вынужденно полагался на переводы Иеронима и других авторов. В математике он также не был силен. Такие выражения, как «дважды два – четыре», представлялись ему ненавистной тарабарщиной. Даже страх перед розгой не мог его заставить полюбить математику и чтение Гомера на греческом языке. Мечтательный мальчик больше любил иметь дело с книгами Вергилия, чем с учебниками по математике или логике.
     Когда он забрасывал свои школьные занятия, чтобы позабавиться игрой или зрелищем, то по обыкновению безбожно врал и обманывал учителей и родителей. Прибегал он к обману и во время детских игр, хотя яростно поносил своих товарищей, когда они поступали аналогичным образом.
     Начальный курс обучения Августин прошел в своем родном городе, а затем по воле родителей отправился на учебу в Карфаген. Три года он посещал карфагенскую школу риторики, отдавая себе отчет в том, что учеба в высшей риторской школе была редким событием даже для провинциальной знати. В такого рода школах изучали греческий язык, латинскую и греческую словесность, толковали и комментировали классические литературные произведения, осваивали ораторское искусство.
     Своей литературной известностью Карфаген уступал только Риму. Здесь часто бывали знаменитые философы и риторы. Для любознательных и образованных людей Карфаген являл много возможностей расширить свой культурный горизонт и приобрести художественные и научные книги.
     Как и в Риме, дверные косяки книжных лавок Карфагена были увешаны объявлениями о книжных новинках. Августин любил забегать в эти лавки, чтобы полистать небольших размеров книжечки с тонкими пергаментными листами в кожаных переплетах. Он трепетно брал в руки сочинения Вергилия, Цицерона, Овидия, Тита Ливия.
     Буквально с первых дней пребывания в Карфагене Августин стал восторженным поклонником сочинений Цицерона и провозгласил философию своей водительницей по жизни.
     Много соблазнов в африканском городе Карфагене. Жизнь бьет ключом. В порту и на рынке кого только не встретишь – ветерана-легионера, важного декуриона из городского совета, торговца из Александрии, рабов с берегов Борисфена, красавиц, торгующих своим телом. От заезжего путешественника можно узнать о чудесах архитектуры Рима и кровожадных варварах, о магах Персии и мудрецах Иерусалима.
     Кипит молодая кровь, жаром охватывает тело при виде манящего женского стана. Как удержаться после дружеской гулянки от чувственных наслаждений!
     Много лет спустя, укоризненно вздыхая, Августин будет вспоминать, что в молодые годы похоть неудержимо овладевала им всякий раз, когда он забрасывал книги и окунался в суетливую городскую жизнь.
     В девятнадцать лет пылкий на любовь ритор сблизился с женщиной, ставшей матерью его сына.
     Иногда, устав от попоек и женских ласк, он ложился на горячий прибрежный песок и бездумно лежал, вдыхая соленый воздух моря. Но в последнее время его все чаще посещали мысли о том, как жить дальше. Тогда он вскакивал и быстро шагал в школу, где в прохладе классов начинал искать что-то ускользающее в словах Цицерона. Религия его не волновала. Он жаждал мудрых советов и не находил их в Библии.
     Душевное напряжение нарастало, увеличивая количество вопросов, остающихся без ответов. Неожиданно для себя Августин начинает тянуться к учению манихеев.
     В Карфагене не принято было громко говорить о пророке Мани. Но город отличался веротерпимостью и многое прощал своим жителям, а также пришлому люду, среди которых нередко попадались сторонники вероучения Мани.
     Странное учение предложил миру Мани. Он, как и Сократ, говорил о разном, но приходил в своих выводах к одному. Может быть, проповедник нового вероучения знал что-то такое, о чем никто не догадывался? А может быть, он просто искал доброту в этом жестоком мире?
     С чего же все началось?
     В свое время Александр Македонский нанес тяжелый удар Азии. Прекратила существование династия Ахеменидов, сгорел сказочно богатый дворец Царя царей в Истархе, пострадали храмы и жрецы зороастризма.
     После смерти Александра развернулась яростная борьба за престолонаследие. Больше всего повезло способному военачальнику Селевку. Он сумел утвердить свою власть над значительной частью бывшей империи Ахеменидов, включая Иран. От его правления ведет отсчет многовековая история династии Селевкидов.
     Спустя примерно столетие две дальние восточные области Селевкидского царства – Бактрия и Парфия – были утрачены для династии из-за междоусобной борьбы двух селевкидских царевичей.
     Парфянская держава, расположенная между горами Копетдага и долинами Юго-Западного Туркестана и Северо-Восточного Ирана, просуществовала около пяти веков. Основателем царства считается Аршак, человек неизвестного происхождения, но большой доблести.
     Аршакиды терпимо относились к разным вероучениям. Особенно хорошие отношения у них сложились с иудеями. Вавилонская община иудеев была чем-то вроде фильтрующей губки для взаимообмена между христианством и зороастризмом. Поэтому некоторые историки не без оснований полагают, что христианство своими корнями уходит не только в иудаизм, но и в зороастризм.
     Весна 227 года в Иране была оживлением не только природы. Той весной в Иране короновали Арташира, происходившего из рода Сасана. Это был род наследственных хранителей великого храма Анахид в городе Истахре в Парсе. Арташир утвердил свою власть в Парсе силой оружия. Во время схватки погиб последний в ряду династии Аршакидов Ардабан V.
     Арташир оказался не только честолюбивым и талантливым полководцем, но и человеком большого государственного ума. Оружием и дипломатией он создал новую Персидскую империю. Не была забыта и религия. В зороастризме Арташир увидел дополнительную возможность упрочить свою власть. Этой религиозной политике остались верны и его преемники, которые жаловали зороастрийские храмы землей, стадами, рабами, деньгами.
     Когда солдаты не слишком часто покидают казармы и весело шумят базары, наступает время мудрецов и жрецов, школ и храмов. Такое время наступило и для зороастрийских священнослужителей в период правления Арташира.
     Вот они входят в свое святилище и долго произносят заклинания, держа перед огнем пучки прутьев. Их высокие войлочные шапки так надвинуты на голову, что закрывают щеки и даже губы. Жрецы что-то шепчут, а вокруг пляшут призрачные тени от вечного огня в центре храма, где расположен алтарь.
     Крупным реформатором сасанидской государственной религии стал жрец Картир (Кирдэр), карьера которого началась в последние годы царствования Арташира. Со временем жрец занял видное положение в государстве, превратившись в единственного толкователя божественной воли. Себя он считал пророком, подобным Зороастру. С его именем связан запрет использовать изображение божественных сущностей при отправлении церковных обрядах в храмах.
     Жизнь пульсирует, бурлит, а где-то в глубине зарождается ее отрицание. Болезнь начинает тихо бродить по телу империи. Жрецы безуспешно пытаются ее лечить. Огни в храмах не хотят гореть ярким, светлым пламенем. Смысл жизни угасает. Сгущающиеся сумерки тревожат душу Мани, иранца из благородной парфянской семьи, родившегося в 216 году.
     Мани решает бросить вызов стареющему миру, вдохнуть жизнь в еще плодоносные элементы.
     Достигнув физической и духовной зрелости, он принимается распространять свое собственное вероучение, включающее многое из зороастризма.
     Пророк прожил долгое время в Вавилонии, где его отец вступил в общину эльхаизитов, то есть в иудейско-христианскую секту, основанную Элксаем в начале II века.
     В юности Мани не имел прямых контактов с зороастрийцами. С зороастризмом он познакомился окольно – через иудейско-христианскую традицию.
     Мани верил в существование единого Бога и дьявола, рая и ада. Он верил в Последний Суд и в конечную победу над злом. Но его вера как пророка была глубоко осмысленной и прочувствованной, а не кликушеской и фанатичной.
     Взгляды пророка на посюсторонний мир глубоко пессимистичны. Земной мир видится ему воплощением зла. Это зло неуничтожимо в мире чувственных вещей, чувствующих людей и наделенных чувствами живых существ, но все же его можно уменьшить, ведя аскетический образ жизни. Последнее прямо противоположно принципам зороастризма. Однако Мани не желает оскорблять правоверных зороастрийцев и вызывать гнев жрецов. Он с почтением относится к старой вере, ибо убежден, что зороастризм, христианство и буддизм – разные вариации одной правильной веры, искаженной людским непониманием, которое обусловлено жесткой привязанностью к традиционным религиозным догмам, привычным ритуалам и обрядам.
     Вопросы и еще раз вопросы. Каждый вопрос кинжалом входит в душу пророка. Каждый новый вопрос углубляет душевные раны. Но только так можно восстановить первозданную сущность многообразных проявлений единой веры. Во имя единства он готов представить свою религию в переводе на доступный народу язык зороастрийского вероучения. За это зороастрийские жрецы злобно нападают на пророка и его сторонников, называя их еретиками.
     С любопытством взирает на спорщиков царь Шапур I. Мани привлекает его спокойной уверенностью, умением с достоинством и убедительно отстаивать свою точку зрения, не оскорбляя противника. Есть что-то притягательное в этом пророке, в его мягких и печальных глазах, легких движениях, негромком голосе.
     Мани провел много лет при дворе Шапура, который не давал его в обиду, властно одергивая жрецов-зороастрийцев, если в спорах они теряли над собой контроль.
     В учении Мани встречается много сходного, но и много различного с неоплатонизмом. В обоих учениях явно преобладает философское начало, и поэтому они трудны для неподготовленных. Что касается различий, достаточно указать на одно из них, а именно: если в философском учении современника Мани, выдающегося неоплатоника Плотина, материя понималась как тьма, как результат полного угасания божественного света, то в манихействе материя, хотя и отождествляется с тьмой, все же выступает в качестве начала столь же вечного, как и свет. Отсюда вывод: мир – это арена вечной борьбы божественного и дьявольского. Такой вывод противоположен идеям христианства.
     После смерти Шапура I его преемник увеличил власть первосвященника Картира, который люто ненавидел Мани. Его раздражало в нем все – исповедуемые идеи и манера держаться. И когда на троне оказался Вахрам I, жрец добился своего – пророка схватили и после диких пыток казнили. Палачи содрали с него кожу, набили ее сеном и повесили на городских воротах. Одновременно с этим учение Мани было объявлено вреднейшей ересью. Многих его сподвижников замучили или выслали из страны.
     Изгнанники-манихеи осуществляли свою миссионерскую деятельность от Египта и Северной Африки до Рима, от Монголии до Китая. Их общины были организованы по образцу христианских.
     Римские власти враждебно встретили манихейство. Их тревожило то, что новая религия пришла из враждебной страны. К тому же манихейская пропаганда пацифизма и нестяжательства злила начальников имперских армий, которые резонно усматривали в этой пропаганде подрыв боеспособности легионеров. В конце III века был обнародован проскрипционный эдикт против манихеев, согласно которому их священные тексты должны предаваться огню, а проповедники – суду и казни как «чужестранные агенты» и враги богов.
     К этой «вреднейшей ереси» обратился в своих духовных исканиях Августин. В манихействе его подкупала философичность вероучения, возвеличивание разума как особого начала в человеке, которое, по словам Мани, важнее души. Душа, как и весь мир, порождена злом. Мир не переделать и душу не убить, но разум, эту «искру божьего света», можно освободить от злых оков. Необходимо лишь терпение и мудрость аскета.
     Манихеи заявляли, что ведут чистую и святую жизнь. «Церковь, – говорили они, – вместо того, чтобы преподавать истину, состоит в значительной степени из бабьих басен, которые не могут находить подтверждения со стороны разума. Церковь требует веры прежде разума и под страхом суеверных угроз приводит к подчинению. Мы, с другой стороны, только приглашаем тебя принять истины, которые сначала объясним и которые ты сможешь вполне понимать».
     Августин потом не раз говорил, что к манихеям он примкнул в связи с их обещаниями привести верующих к Богу, руководствуясь одним только разумом, а не авторитетами или угрозами.
     Девять лет Августин был ревностным сторонником манихейства и даже обратил в манихейство некоторых из своих друзей.
     В 375 году Августин приступил к преподавательской деятельности в качестве учителя риторики, но его неустанно уже манил Рим. Зная, что намерение отправиться в Италию будет встречено родственниками неодобрительно, он держал его в секрете. Однако мать все же узнала о тайных планах сына переехать в Рим. Она решила ехать вместе с ним. Напрасно Августин пытался обмануть ее, говоря, что отправляется к морю проститься с одним из своих друзей, покидающим родные края. Мать не верила ему. Тогда он уговорил ее провести ночь в часовне, а сам скрылся и сел на корабль, который отплыл к берегам Италии.
     В Риме искатель высшей мудрости поселился у одного манихея и попытался преподавать, но вскоре столкнулся с постыдной привычкой римских студентов обманывать учителей в деле оплаты уроков. Послушав лекцию какого-нибудь преподавателя, они все быстренько перекочевывали в другую аудиторию, не расплатившись с лектором. Подобные студенческие выходки существенно ухудшали материальное положение Августина. Из этих серьезных затруднений его вывели друзья-манихеи, по ходатайству которых он получил направление на должность учителя красноречия в риторскую школу Милана (Медиолана).
     Переехав в Милан, Августин продолжил свои занятия философией неоплатонизма. Эта философия способствовала его переориентации в сторону христианства. Определенную роль сыграло и сближение с христианскими кругами друзей философии, которые группировались вокруг епископа Амвросия Миланского (Медиоланского, умер в 307 году), весьма влиятельного в то время деятеля христианской церкви и творчески одаренной личности.
     Фигура епископа Амвросия весьма калоритна, а его вклад в развитие христианской духовной культуры исключительно велик. Судите сами, в VI веке народный язык изменился настолько, что представители классической римской (романской) культуры начинают резко отделять латинский язык того времени от классического литературного языка, ощущая, что в народных массах со всей определенностью намечается тенденция к иным принципам ритмики и стихосложения. Некоторые историки литературы предполагают, что проникновение в состав римской армии германских контингентов способствовало распространению новой ритмической песни, которая к тому же соответствовала природе изменившегося латинского народного языка. Эти же историки настаивают на том, что Амвросий Миланский должен по праву считаться основателем ритмической литературной поэзии романской культуры периода активной деятельности христианских писателей; его гимны распространились по всей латинской части империи.
     К сказанному следует присовокупить: отец Амвросия занимал высокую государственную должность, являясь префектом претории в Галлии. Сам же Амвросий был правителем провинции в Лигурии и жил в столице империи Милане. Ему в заслугу ставится примирение католиков и ариан.
     Благодаря большому поэтическому таланту, превосходящему дарования всех его предшественников, Амвросию удалось создать ямбические стихи, которым суждено было успешно звучать в течение многих веков.
     Амвросий был не только поэтом, но и композитором. Стихи его не просто читались, а и пелись, что способствовало еще большему распространению поэтических творений Амвросия.
     Историки полагают, что в лице Амвросия западная церковь обрела проповедника, равного Иоанну Христостому у греков. Хотя большой оригинальностью и глубиной проповеди Амвросия не отличались, но они были исполнены той страстностью, которая, по словам Августина, сильно действовала на слушателей, включая самого Августина.
     Амвросий подкупал верующих тем, что его проповеди направлялись против гордыни и безжалостного насилия власть имущих, утопающих в роскоши и готовых на всё ради собственного благополучия. Слова проповедника были обращены не к философам, а к широким массам. Классическому римскому праву, защищавшему привилегии богатых, Амвросий противополагал учение, отрицавшее естественную законность этих привилегий.
     Читателю, который уважительно относится к истории и к себе, как наследнику исторического прошлого, полезно будет запомнить следующее: Амвросий был первым, провозгласившим независимость церкви от государства, ибо одним из первых почувствовал, что прежний государственный механизм не годится для обслуживания раздираемого противоречиями и сотрясаемого нашествиями варваров общества.
     Как видим, нет ничего удивительного в том, что Амвросию суждено было сыграть исключительно важную роль в судьбе Августина.
     Августин регулярно начинает посещать проповеди Амвросия, увлекается его толкованиями ветхозаветной истории. Епископ осуществлял свои проповеди и толкования в приемлемой для Августина манере – в манере аллегорического прочтения священных текстов.
     Платонизм и манихейство не позволяли Августину сформировать в своей душе монолит христианских убеждений. Исследователи его жизни и творчества резонно считают, что в самой основе мировоззрения Августина заложен трагический пафос манихеев, не примеренных с действительностью страдающего человеческого общества.
     Увлекшись платонизмом с его представлениями о нематериальной духовности, Августин все глубже погружается в самоанализ своей личности, собственных побуждений и устремлений. Однако он так и не стал последовательным платоником, ибо платонизм – это философия, а не религия. В религии ему виделся не предмет для абстрактного философского мудрствования. Одухотворенный образ жизни по меркам христианской этики – вот смысл человеческого бытия.
     Когда наш миланский учитель метался в поисках ответов на мучавшие его вопросы, к нему приехала мать. Материнские уговоры вместе с наставлениями Амвросия ускорили принятие окончательного решения. Августин бросает службу и удаляется на виллу своего друга, где начинает готовиться к принятию христианства. 24 апреля 387 года Августин вместе со своим сыном принимает крещение.
     Вскоре после этого знаменательного события Августин едет в Рим, а затем возвращается на родину. Там начинается совершенно новая жизнь.
     Вернувшись в город своего детства Тагаст и распродав кое-какое имущество, Августин организует небольшую общину монастырского типа и на три года погружается в напряженные духовные занятия.
     В 391 году его рукополагают в священники, а спустя пять лет он занимает епископскую кафедру в городе Гиппоне, находящемся по соседству с Тагастом. Новый епископ активно включается в борьбу с ересями и вскоре становится одним из самых влиятельных церковных авторитетов Запада.
     Борьба Августина с многочисленными вероотступниками и его призывы не останавливаться перед насильственной расправой с ними сделали гиппонийского епископа «молотом еретиков», предшественником средневековой католической инквизиции. «Доктор церкви» усердно ратовал за применение всех средств воздействия к еретикам, включая пытки и казнь. Такое порой случается с теми, кто в своих чрезмерно напряженных духовных поисках начинает терять уверенность в себе, но боится в этом сознаться и в конце концов переносит собственные страхи на других, чтобы бороться с чем-то внешним, а не с самим собой.
     Ссылаясь на священные тексты, Августин громко заявлял, что христианская любовь к ближнему обязывает не только помогать вероотступникам спасать свои подпорченные грешками души, но и принуждать их к этому богоугодному делу, если они, мерзопакостники этакие, отказываются отречься от своих заблуждений. Он уподоблял еретиков заблудшим овцам, а церковников – пастухами, которые должны возвращать паршивых овец в стадо, пуская в ход, если надо, кнут и палку, натравливая на них сторожевых псов.
     Еретики, писал Августин, «убивают души людей, в то время как власти только подвергают пыткам их тела; они вызывают вечную смерть, а потом жалуются, когда власти осуждают их на временную смерть». Наказание ереси – не зло, но «акт любви».
     Страшен «поцелуй» такого «пылкого любовника». Августин понимает это. Он сам любил и был любим. Но то была плотская любовь, захватывающая тварную, греховную природу человека. Теперь плотское осталось в прошлом. Он весь горит огнем религиозно-духовной любви. Сила этого огня столь велика, что от одних его зловещих всполыхов начинают корчиться презренные еретики.
     В XVII веке один английский богослов сказал: «Ад полон добрыми намерениями и желаниями». Иначе говоря, благими намерениями путь в Ад выложен.
     Не относятся ли эти мудрые слова к «лекарствам», которые прописывал еретикам наш «доктор»?
     Сколько раз так уже было в многострадальной истории человечества! Сколько раз «благодетели» человечества становились исчадием Ада!
     Когда варвары Алариха осадили и захватили Вечный город, римским христианам пришлось испытать на себе несправедливые упреки побежденных, которые в страхе кричали, что старые боги мстят за нанесенные им христианами оскорбления.
     В это тягостное для империи время Августин решил взять на себя роль по сплочению растерянных христиан. Он пишет апологию, подводящую итог всей раннехристианской апологетике. Так появляется на свет его знаменитое сочинение «Град Божий», где последовательно излагаются основные положения христианской философии, философии истории и культуры. В этом сочинении противопоставляется божественное земному. Позднее образы «Града Божьего» будут развиты авторами старофранцузских романов о Граале с целью противопоставить таинственное братство христианских рыцарей и защитников церкви светскому государству. В XVI веке к этому же сочинению обратятся религиозные реформаторы.
     Умер Августин 28 августа 430 года в Гиппоне, осажденном вандалами Гейзериха. После себя он оставил обширное литературное наследство, куда входила и знаменитая «Исповедь». Эта «Исповедь» произвела на читателей столь сильное впечатление, что нашлось много подражателей, в числе которых были: Петр Абеляр, Данте, Петрарка, Паскаль, Руссо и Лев Толстой. В «Исповеди» описывается молодость автора, заблуждения его юности, поиски истины, обращение в христианство и многое иное. В этом и других своих сочинениях Августин прежде всего интересуется вопросами психологии верующего человека. Кстати сказать, утонченный самоанализ – характерная черта всех его произведений.
     Духовный путь Августина – это путь неустанной борьбы с самим собой, мучительное преодоление сомнений и напряженная исповедь во имя интересов церкви. Выворачивая себя наизнанку, он хочет, чтобы и весь мир последовал его примеру. Но, как сказал один врач своему пациенту, клистир хорош в меру, а посему не злоупотребляйте тухло-рвотными пищепродуктами.
     Антикварии и скриптории Средних веков. У истоков библиотечного дела. Во второй половине VI века в Италию вторглись лангобарды, возглавлявшие большой и разноликий племенной союз. Варвары предавали огню и мечу города, грабили и разрушали церкви, громоздили горы трупов из мирных жителей, насиловали женщин. Завоеватели разрушили центральное государственное управление, чего не решились сделать остготы.
     Печальным результатом лангобардского нашествия явилось не только приостановление на столетие культурной деятельности в городах Северной и Центральной Италии, но и упадок культуры в западных провинциях Византийской империи.
     Спасаясь от лангобардов, по дорогам Италии крался беглец из Равенны. Звали его Кассиодором или более полно – Флавием Магном Аврелием Кассиодором. В течение нескольких десятилетий он направлял политику остготских правителей, а ныне испуганно шарахался в сторону от дороги, заслышав стук копыт. Фортуна отвернулась от знатного сановника короля Теодориха. Не было ли это карой за гибель Боэция? Ведь Кассиодор оказался причастен к падению этого гордого и дерзкого патриция, занимавшего пост магистра официй. После казни Боэция пост перешел к нему, Кассиодору. Впрочем, публично он себя ничем не запятнал, а слухи – туман, который ветер истории развеет.
     Укрывшись за крепкими стенами своего римского поместья на юге Италии вблизи Тарентского залива, Кассиодор не долго грустно вздыхал, вспоминая блестящее светское прошлое. Он принимает важное решение и отныне связывает свою жизнь с библиотечным делом в качестве монаха, становясь родоначальником многих поколений антиквариев, либрариев и скрипторов Средневековья.
     Пусть современному читателю монастырские библиотеки того времени не покажутся чем-то сродни маленьким провинциальным книгохранилищам, влачащим жалкое бюджетное существование. Тогда обзавестись библиотеками могли позволить себе далеко не все богатые люди или монастыри. Книги, написанные от руки, порой стоили целое состояние. Подготовка переписчиков, их содержание и работа требовали от владельцев скрипторий не только денег, но и достаточно высокой профессиональной культуры, знания литературных источников, умение отличать оригинальные произведения от их подделок и многое другое.
     Я не ошибусь, утверждая, что в истории человечества, а не только средневековой Западной Европы, роль писцов и переписчиков, а также библиотекарей была исключительно велика и плодотворна. В качестве иллюстрации предлагаю познакомиться с любопытными данными из истории Древнего Мира.
     Относительно недавно на территории Древней Месопотамии археологами было найдено несколько миллионов клинописных табличек, из которых к настоящему времени опубликовано около 500 тысяч. Как отмечают ученые, вплоть до позднего Средневековья ни по одной стране мы не имеем столь огромной и разнообразной информации. Вавилонская клинописная литература I тысячелетия до н. э. богата по содержанию и насчитывает десятки тысяч текстов (деловые документы, научная, художественная и религиозная литература, частная и служебная переписка и т. д.).
     Шумеро-вавилонская и ассирийская литература, существовавшая в течение нескольких тысячелетий, была создана многими поколениями писцов и благодаря им сохранилась до нашего времени.
     На Древнем Востоке обычно лишь писцы были образованными и культурными людьми, не только знакомыми с научными достижениями своего времени, но и вносившими существенный вклад в развитие научной и религиозно-философской мысли. По словам известного ассириолога, профессора Чикагского университета А. Л. Оппенхейма, именно писец был центральной фигурой месопотамской цивилизации.
     Обычно изобретателями клинописи считают шумеров, но сейчас уже накопилось много свидетельств того, что шумеры заимствовали письмо у своих предшественников в Месопотамии и не только заимствовали, а и развили это письмо, поставив его в широких масштабах на службу цивилизации.
     Величайшим достижением Месопотамской цивилизации было создание древнейших библиотек, важных центров накопления различных знаний и распространения их далеко за пределами данной библиотеки. В крупных центрах древневосточной культуры (Уре, Ниппуре, Вавилоне и других городах Двуречья) начиная со II тысячелетия до н. э. на протяжении многих столетий создавались коллекции литературных и научных текстов. Богатые частные библиотеки имели многочисленные писцы Ниппура. Самой значительной библиотекой в Древней Месопотамии была библиотека царя Ашшурбанапала (668–627 гг. до н. э.) в его дворце в Ниневии. По повелению Ашшурбанапала писцы снимали копии с книг, хранившихся в официальных и частных коллекциях городов Вавилонии и Ассирии. Клинописные тексты библиотеки Ашшурбанапала весьма разнообразны. Среди них найдены хроники важнейших исторических событий, тексты договоров между государствами, законодательные памятники, архивы государственного управления, мифы, басни, эпические и другие литературные произведения, гимны, молитвы, заговоры и заклинания, химические рецепты, перечни животных, растений и минералов, литературные комментарии, сборники грамматических упражнений и примеров, математические тексты, а также многое другое. Библиотека Ашшурбанапала была не только крупнейшей для своего времени, но и первой в мире систематически подобранной и в определенном порядке размещенной библиотекой. На глиняных книгах стоял библиотечный штамп со словами: «Дворец Ашшурбанапала, царя Ассирии, царя четырех стран света».
     Главными центрами писцового дела были храмы. По свидетельству древнегреческого историка и географа Страбона (64/63 г. до н. э. – 23/24 г. н. э.), в городах Борсиппе, Сиппаре и Уруке еще в эллинистическое время продолжали функционировать храмовые школы.
     Шумерская школы готовила писцов для хозяйственно-административных нужд (прежде всего государственных и храмовых), но вместе с тем школьная программа включала также литературу и музыку. Те из учеников, которые собирались стать учеными, должны были хорошо знать право, астрономию, медицину и математику. Но основными предметами обучения были шумерский язык и литература.
     Благодаря писцам широкое распространение получила кодификация законов. Сохранилось несколько шумерских, аккадских и хеттских судебников, а также ряд кодексов, включенных в Ветхий Завет. Непосредственные цели таких записей очевидны: заменить устные традиции и обычаи (обычное право) письменно зафиксированным правом или привести законы в соответствие с изменившимися социально-экономическими и политическими условиями. Однако следует заметить, что представление о безусловном подчинении условий реальной жизни требованиям писаных законов было чуждо не только Месопотамии, а возможно, и всему Древнему Ближнему Востоку.
     Для нас особенно важно отметить тот факт, что использование письма для регистрации научных данных началось в Месопотамии с глубокой древности и продолжалось до последних дней существования этой цивилизации. Мы находим точные описания движения планет среди созвездий, восходов и заходов Солнца и Луны. Подобные наблюдения и их письменная фиксация позволили со временем установить определенные закономерности в движении небесных тел, которые месопотамские астрономы выразили математически, что в конце концов обеспечило греческих астрономов из Александрии исключительно важной информацией.
     Большая часть того, что мы знаем о месопотамской математике, свидетельствует о следующем: математические методы месопотамцев вполне могут выдержать сравнение с достижениями всех прочих цивилизаций вплоть до середины II тысячелетия до н. э. Писцы широко использовали соответствующие таблицы для умножения и других математических целей, а также так называемые «проблемные тексты», в которых, как правило, формулируется задача, описывается шаг за шагом способ решения данной задачи. Математические задачи, которые больше всего интересовали месопотамских математиков, такие, как квадратные уравнения и сходные действия, имеют алгебраический характер, хотя и сформулированы в геометрических терминах.
     После середины I тысячелетия до н. э. в Южной Месопотамии писцы-ученые, занимающиеся небесными явлениями, особенно движениями планет и Луны, активно начинают применять математические методы в астрономии. Введение математики в астрономию было решающим шагом вперед в истории месопотамской науки, одинаково важным для соседей Месопотамии на Западе и на Востоке.
     Далека во времени и пространстве от Древней Месопотамии средневековая Ирландия, но и там трудятся писцы, в скрипториях шуршат перья монахов-переписчиков. В библиотеках многочисленных ирландских монастырей хранятся и переписываются рукописи сочинений Вергилия, Горация, Овидия и многих других выдающихся античных авторов, включая восточных авторов.
     С VII века по всей Англии возводились церкви и строились монастыри, росло число людей, получивших монастырское образование. Присланный Римом в качестве архиепископа Кентерберийского Теодор из Тарса привез с собой множество рукописей, содержащих церковные и светские произведения. Ему принадлежит заслуга в основании первых монастырских скрипторий Англии.
     В VII–VIII веках монастыри в Кентербери, Йорке и Ярроу становятся ведущими центрами Европы в областях богословия, греческой и латинской учености. К этому периоду относится деятельность монаха-бенедиктинца монастыря в Ярроу Бэды Достопочтенного, пропагандиста нового летоисчисления – от рождества Христова, которое было предложено римским диаконом Дионисием Экзегетом в 525 году вместо традиционного счета времени от сотворения мира. Бэда достопочтенный имел немало учеников, впоследствии ставших видными деятелями церкви. Одним из них был Эгберт, глава монастыря в Йорке. Эгберт превратил свой монастырь во всемирно известный культурный центр.
     В конце VII века ирландские монахи-миссионеры двинулись на континент. В основанные ими там обители устремились философы, поэты, музыканты, художники, каллиграфы. С деятельностью ирландских монахов связано основание в Европе первых средневековых мастерских письма. Ирландские учителя способствовали распространению духовных и светских школ во Франции, Швейцарии, Германии, в лангобардских городских центрах Италии.
     Большую роль в деле просвещения европейцев сыграли монахи-бенедиктинцы, ученики и последователи Бенедикта из Нурсии (480–543), основателя старейшего в Западной Европе монашеского ордена бенедиктинцев и аббатства Монтекассино (Монте Кассино), ставшего одним из важнейших центров средневековой культуры.
     Бенедикт родился в Умбрии, области Центральной Италии. В Риме он получил хорошее риторическое образование, но еще в ранней молодости отошел от занятий литературой, поскольку его потянуло в мир религиозных ценностей. Он удаляется в Сабинские горы, где ведет аскетический образ жизни. На сорок девятом году жизни Бенедикт основывает близ Неаполя монашескую обитель Монтекассино. В день Пасхи, 8 апреля 529 года, монахи-бенедиктинцы начали корчевать лес и возводить свой монастырь на фундаменте языческого храма. Они сбросили с постамента античную статую Аполлона, молотами разбили алтарь и превратили святилище Аполлона в часовню-ораторий св. Иоанна.
     Сам Бенедикт не очень жаловал просвещение. Первый аббат монастыря Монтекассино рекомендовал заниматься изучением только священных книг и церковным песнопением, но более всего настаивал на необходимости физического труда как лучшего средства от лени. Новые методы вспашки и обработки полей, введенные бенедиктинцами, улучшили хозяйственную жизнь Западной Европы.
     Впоследствии бенедиктинский орден стал активным распространителем научных и философских знаний, а бенедиктинские монахи – переписчиками древнейших рукописей духовного и светского содержания. Этой перемене в деятельности ордена во многом способствовал своим примером Кассиодор, основатель собственного монастыря, в котором весьма поощрялись занятия гуманитарными науками.
     Предки Кассиодора были выходцами из Сирии. Сам Кассиодор принадлежал к четвертому поколению вельмож и крупных италийских землевладельцев.
     При Теодорихе Кассиодор быстро сделал успешную карьеру. Несколько лет он был личным секретарем варварского короля, а возрасте двадцати пяти лет стал консулом. В 515 году назначается на должность министра двора.
     Более тридцати лет Кассиодор занимал высшие должности в Италии, но в 540 году, когда византийцы заняли Рим и стало ясно, что владычеству готов в Италии скоро придет конец, Кассиодор удаляется в одно из своих имений, которое превращает в монашеское общежитие и называет Виварием. Здесь в окружении учеников он всецело погружается в занятия литературой и богословием. Умер Кассиодор в 575 году, когда лангобарды заняли всю Северную и большую часть Средней Италии.
     Монастырь Кассиодора существенно отличался от бенедиктинского, поскольку устав Вивария был василианским, то есть восточно-православного образца. Но это не мешало контактам между монахами разных орденов, а также заимствованию положительного опыта у дальних и близких монастырских соседей.
     Сбросив тогу римского патриция и облачившись в монашескую рясу, Кассиодор все же остался верен своей энергичной природе. Вместе с папой Агапитом он предполагал открыть в Риме первый христианский университет на Западе, аналогичный высшим учебным заведениям православного Востока, но готско-византийская война помешала осуществлению этих планов. Кассиодор вынужден был ограничиться просвещением своих монахов в Виварии.
     Переписку рукописей Кассиодор считал занятием почетным и богоугодным. Он высоко ценил хороших переписчиков и даже составил инструкцию по орфографии для монахов-переписчиков.
     Просветительская деятельность Кассиодора позволила перекинуть мостик из века VI в век XI, когда в Западной Европе началось восстановление наук и обновление литературных традиций. Потомки должны помнить об этом и быть благодарны человеку, который хотя и не являлся оригинальным мыслителем, но своей многосторонней просветительской деятельностью способствовал сохранению и передаче последующим поколениям накопленных предшественниками культурных ценностей.