Женя создавала впечатление странной женщины. Иногда она хохотала, заливаясь смехом, скорей похожим на истерику. Иногда беспричинно плакала. Неожиданно из неё начинали сочиться слёзы, хотя она сидела неподвижно, уперевшись взглядом в одну точку. Слёзы стекали по щекам, собирались на подбородке и оттуда большой каплей падали на грудь. Но Женя будто не чувствовала этого. Не вытирая мокрое лицо, она часами сидела, тупо уставившись в телевизор. Похоже, не слыша даже, о чём там говорят, упрямо продолжая смотреть в экран.
    
     1.
     Женя появилась в доме Анны случайно. Приехавшая пять лет назад в Германию со своим мужем Анна, теперь жила одна. Собственно, раньше Анна была совсем не Анной, а Анной Николаевной. Как-то в русской газете она прочитала, что эмигранты из России, переехав в Германию, потеряли вместе со своим Отечеством и свои отчества. Как бы то ни было, но шестидесятилетняя женщина с седыми волосами стала зваться просто Анной. Муж, с которым она прожила добрую половину жизни, умер через год после переезда. Он хворал и раньше, но всё держался. Жизнь заставляла. А тут Петру стало совсем плохо, и он оставил Анну Николаевну одну. Троё их детей разлетелись в разные уголки большой страны и устраивались на новых местах. А Анна Николаевна стала скучать. Она не находила места дома, в своей маленькой, хотя и уютной квартирке. Целыми днями бродила по городу, рассматривая витрины магазинов, присматриваясь к прохожим. Однажды она увидела около вокзала женщину. Та стояла, боязливо озираясь вокруг.
     - Сразу видно - приезжая, - подумала Анна.
     Она бы прошла мимо, но странная женщина чем-то привлекла её внимание. Потом Анна, вспоминая знакомство с Женей, поняла, что именно заставило её тогда остановиться. Мало ли приезжих растерянно смотрят по сторонам на вокзале? Женя же смотрела не растерянно. Она смотрела испуганно-затравленно. В глазах стояли слёзы. Но женщина, сцепив всю свою волю, не давала им вылиться наружу.
     - Молодая, вроде, - приценивалась Анна к испуганной женщине, - лет тридцать. Лицо гладкое, без морщин. Глаза, хоть и в слезах, но живые. Но, с другой стороны, волосы захвачены сзади в хвостик, зализаны, как носят пожилые. Да и на висках седина приличная.
     Портрет дополнялся странным одеянием. На женщине были надеты брюки, лоснившиеся от старости, и линялая широкая майка, поверх которой была накинута вязаная кофта, растянувшаяся от времени.
     - На бродяжку похожа, - подумала Анна Николаевна, но тут же опомнилась. – Да, нет… хоть и одета по-нищенски, но чистенькая.
     Наконец, глаза женщин встретились. Приехавшая смотрела жалобно-просительно.
     - Вам нужна помощь? – не выдержав, спросила Анна по-немецки.
     - Я… приехать… друг… - заговорила женщина, явно едва выучившая десяток немецких слов.
     - Да ты, поди, русская, - догадалась Анна Николаевна.
     Женщина в шерстяной кофте расплакалась, дав волю собравшимся слезам. Но плакала она скорее от радости, а не от горя. Этого нельзя было не заметить.
     - Господи, своя… своя… - причитала женщина, порываясь обнять Анну. – Бог есть на свете, есть. Я всю дорогу молила. Помоги. И вот… помог.
     Анна Николаевна почувствовала себя ангелом-спасителем, которого Господь Бог послал послушнице…
     - Тебя как звать? – спросила она женщину.
     - Женя, - ответила та, смотря на Анну преданно.
     Анна тоже не сводила глаз с новой знакомой. В Анне смешивалось чувство жалости к той с подозрением – «Странная всё-таки какая-то», - подумала Анна.
     - Меня не встретили, - пояснила Женя. – Приехала к знакомому, а он... – развела она руками. - У меня больше тут нет никого. И денег нет. Я прямо в ужасе… - лепетала она, едва слышно.
     Анна продолжала внимательно наблюдать за Женей, но чувство жалости уже пересиливало осторожность.
     - Совсем никого? Как же ты ехала? А телефон знакомого? Давай, позвоним… я помогу тебе, - с готовностью предложила Анна Николаевна.
     - У меня украли сумку на вокзале. Маленькую… с деньгами и записной книжкой. Там были адреса и телефоны. Я на память не помню, - объясняла Женя, понимая, что звучит всё это маловероятно.
     Чувствовала это и Анна Николаевна. Но слова в устах Жени выглядели не нагло, а испуганно. И поэтому вызывали доверие.
     - Может, в полицию пойдём? – предположила Анна.
     Женя заплакала с новой силой.
     - Мне страшно. Очень страшно, пожалуйста, не бросайте меня. Я отблагодарю. Вы не пожалеете.
     Женя увидела, что пожилая женщина стоит в нерешительности, бросилась к той, и, схватив её руки в свои, стала целовать их.
     - Тьфу ты, - испуганно вырвала Анна свои руки и засунула их в карманы плаща.- Ну, что с тобой делать, пойдём ко мне. Сумка тяжёлая? – спросила Анна Николаевна Женю, бросив взгляд на стоящую рядом старенькую небольшую дорожную сумку.
     - Нет, что вы, - отозвалась Женя и подхватила свою ношу.
    
     2.
     Огромное здание вокзала нависало железными перекрытиями, над которыми гремели пролетавшие поезда. Вокзал был построен так, что с улицы представлял собой величественное строение из стекла и бетона. А пути были проложены сверху, над этим зданием. И внутри казалось, что ты попадаешь в преисподнюю. Вошедшего с солнечной улицы и ничего не подозревающего посетителя вокзала охватывал неимоверный грохот вагонов и бесконечные выкрики информации в мегафон. Люди тысячами сновали по коридорам и холлам здания. Они бежали, будто опаздывали. Причём бежали все без исключения. Толкались, пинались и проносились мимо, не обращая ни на кого внимания.
     Наверное, только Женя не бежала. Она стояла и осматривалась по сторонам. Грохот поездов, металлический перестук рельсов, перекрываемый резким голосом, извещающим о приходе того или иного состава, разрывали голову. Жене хотелось обхватить её руками, зажать уши. Она делала это, но звук проникал внутрь, может, чуть приглушённый. Пробегающие пассажиры и их встречающие проносились мимо одной чёрной массой. Женя чувствовала себя в этом водовороте песчинкой, брошенной в чужой мир, незаметной и никому ненужной.
    
     Женя видела себя на этом чёртовом вокзале в своих снах не раз. Когда-то давно, несколько лет назад она приехала сюда… Тогда она была радостной. Тогда всё было иначе. Но потом… Потом долгие годы страшный вокзал виделся ей во сне. Она стояла. Стояла одна. Беспомощная и жалкая. Страх так пронизывал её сознание, что, казалось, она вот-вот упадёт в обморок. Но Женя снова и снова в своих снах приезжала на этот вокзал. Да и днём не раз рисовала его в своих воображениях. Ей непременно нужно было вернуться сюда. Пусть будет страшно. Пусть безвыходно, но приехать, и выйти на этой станции, было для Жени жизненно необходимым.
    
     - Женя, Женя, - послышался женский голос.
     Кто-то толкал в плечо. Женя открыла глаза. Над ней склонилась пожилая женщина. Солнце уже наполовину пробралось в комнату. Но диван, на котором спала Женя, стоял в дальнем углу и ещё находился в полумраке. Женя с трудом стала понимать, где она. Она даже вспомнила, что женщину зовут Анна Николаевна. И что вчера вечером именно она встретилась ей на вокзале…
    
     - Вокзал... Грохот… Сон… или реальность, - пронеслось в голове. Женя пыталась понять, приснился ли ей вокзал, или она, наконец, приехала на него. Ей так часто снился этот сон, что она привыкла к нему. Она приезжала на этот вокзал сотни, нет тысячи раз. И вот теперь…
     - Женя, - снова позвала женщина, видя, что её гостья никак не проснётся. – Проснись, девочка. Ты так кричала. Что-то страшное, снилось. Ну, же…
     Анна Николаевна толкала Женю всё сильнее.
     - Проснись, просни-и-ись!
     Наконец, Женя открыла слипшиеся глаза. Всё тело было липким, голова гудела, а руки-ноги ныли, как после подъема в гору. Так было всегда, после того, как Жене снился этот ужас. Так было и сегодня.
     - Ты не заболела, еще этого не хватало, - произнесла Анна Николаевна озабоченно, приложив свою ладонь к липкому Жениному лбу.
     - Нет, нет… - испуганно отозвалась Женя и резко поднялась, пытаясь угодить хозяйке.
     Но голова закружилась, и она снова упала на подушку.
     - Странная девочка… - подумала Анна Николаевна, а вслух сказала. – Ты полежи немного. А я пойду, чай поставлю. Завтракать будем.
    
     Пока Женя спала, Анна Николаевна взяла грех на душу и порылась в сумке незнакомки.
     - Нельзя, но нужно, - подбадривала себя Анна Николаевна, - я же с улицы человека привела, может, преступница… - оправдывала она свой поступок.
     Но в сумке криминала не было. В старом, явно стиранном, целлофановом пакетике были сложены трусики и маечки, аккуратно завёрнуты в газету туфли. Ещё пара кофточек.
     - Тряпьё, - подумала Анна, прикидывая уже, что из своего гардероба она могла быть дать Жене.
     На дне сумки, когда Анна Николаевна уже хотела бросить осмотр, она увидела паспорт.
     Это был красный российский паспорт, выписанный на имя Евгении Михайловны Кривцовой.
     - Всё-таки, правильно я сразу подумала, что она молодая, - мелькнуло в голове Анны Николаевны. По паспорту Жене исполнилось двадцать девять лет.
     - Как моя младшая… девочка ещё совсем.
     Полистав книжечку, Анна Николаевна, установила, что у Жени виза для посещения Германии, выданная немецким посольством. Виза разрешала Жене находиться в стране один месяц. Штамп о пересечении границы гласил, что впереди ещё было больше трёх недель легального пребывания.
     - Ну, вот, и ладненько, - обрадовалась Анна Николаевна. – Всё нормально, зря нервничала. Может, правда, девочку не встретили знакомые. Пусть пару дней в себя придёт, там придумаем, как их найти.
    
    
     3.
     - Тётя Аня, - спасибо Вам, - сказала Женя, доев кусочек чёрного хлеба, на который тонким слоём намазала масло и положила ломтик сыра с огромными дырками.
     - Ты кушай, кушай, не стесняйся. За что спасибо-то? Ничего не ела ещё…
     - Спасибо и за завтрак, и за ночлег, и за то, что… - Женя заплакала. Плакала она странно. Неожиданно выкатывалась слеза и расползалась по щекам. Женя не делала никакого усилия, чтобы выдавить эту слезу. Она текла непроизвольно, сама по себе. А Женя могла даже улыбаться при этом. Вот и теперь. Она была спокойна. И немного радостна. Но слёзы поплыли, а Женя не обращала на них внимания.
     Анне Николаевне стало неловко, и она, на желая обсуждать эту тему, снова стала двигать тарелки по столу.
     - Ты худая какая… посмотри на себя. Одни кости. Кушать нужно. Я тебе завтра булочки белые куплю, - говорила Анна Николаевна, не глядя на Женю.
    
     Женя не выходила из дома, хотя с тех пор, как Анна Николаевна привезла её к себе, прошло дней пять. Она во всём пыталась угодить хозяйке. Перемыла окна. Вычистила плиту и духовку. И даже противень, используемый Анной Николаевной достаточно часто и покрывшийся, казалось, ничем не выводимым слоем жира, теперь блестел, как новый. Женя сама находила, чем заняться, делая всё тихо, ненавязчиво, не выставляя на показ то, что хочет помочь приютившей её хозяйке.
     Анна Николаевна радовалась тому, что теперь живёт не одна. Хотя многое её беспокоило. Не отпускала мысль – к кому, всё-таки ехала Женя? Почему она не пытается искать его? Почему, в конце концов, не говорит на эту тему?
     Женя почти всё время молчала. Она охотно слушала рассказы Анны Николаевны, живо реагируя на них. Расплакалась вместе с той, когда Анна делилась воспоминаниями о смерти мужа. Потом хохотала, когда пожилая женщина смешно, в лицах изображала разговор с соседкой. Но сама Женя за эти дни о себе так ни слова и не рассказала. А спросить Анна стеснялась. Моментами Женя казалась ей родной, а иногда контакт будто обрывался, и между ними возникала стена. Женя отгораживалась. Она смотрела, но не видела ничего.
     - Всё-таки странная она, - опять думала Анна Николаевна.
    
     Как-то к ним пришла приятельница Анны. Тоже русская, представившаяся Мариной. С ней был малыш. Толстый красивый карапуз, которому едва исполнился год. Он ползал по ковру, пытаясь, зацепившись за край стола или диван, подняться на ножки. Но попа перетягивала, и он плюхался, тут же начиная хныкать. Женщины кидались поднимать мальчика, и успокаивать его. Женя, которая обычно угождала хозяйке, вдруг замкнулась. Она сидела и тупо смотрела на ребёнка. Сидела, почти не шевелясь. Как замороженная. Сложив руки на колени, она ни разу не пошевелила ими, не дёрнулась, когда мальчик падал. Женя не участвовала в разговоре женщин. Она, словно, не слышала их. И даже когда к ней обращались, не отвечала.
     - Ну, как Вам Германия? – спросила Марина Женю.
     Женя по-прежнему смотрела на ребёнка, казалось, ласково и приветливо и на вопрос Марины никак не реагировала.
     - Да, как ей она покажется…- теребя в руках кухонное полотенце, вступилась Анна Николаевна. – Женя тут всего-ничего. Да и то, из дому ещё не выходила.
     - А Вы к кому приехали? – снова спросила Марина.
     Женя посмотрела на ту, улыбнулась и перевела взгляд на ребёнка, так ничего и не ответив. Малыш хлюпнулся и мать кинулась поднимать его, забыв о Жене.
    
     Когда гости ушли, Анна Николаевна стала убирать со стола. Впервые Женя продолжала сидеть и улыбаться чему-то, понятному только ей, не бросившись, как обычно, помогать хозяйке. Анна Николаевна не стала её дёргать, но посматривала с удивлением. Через некоторое время она спросила:
     - Ну, что будем кино смотреть? По русскому каналу начинается хороший фильм.
     - Давайте, - откликнулась Женя, словно опомнившись.
    
     - У тебя свои-то есть? – не выдержала Анна Николаевна, щёлкая пультом в поисках нужной программы.
     - Вы про что? – искренне не поняла Женя, приветливо глядя на свою спасительницу.
     - Да про детей… есть у тебя дети, спрашиваю.
     Женино лицо стало словно каменным. Улыбка замерла. Глаза остекленели. Ни один мускул не дрогнул. Она молчала.
     - Ну, ты чего? – испуганно спросила Анна. – Что замерла? Случилось что? - Анна Николаевна говорила всё тише. До неё стало доходить, что с Женей не всё в порядке. Она погладила свою гостью по руке. – Ах, милая моя… горе-то какое… умер… - запричитала она.
     - Что Вы! – вдруг выкрикнула Женя. – Никто не умер. Жив он!
     Она задрожала. Правый глаз вдруг задёргался. Голова стала накреняться в правую сторону.
     - ОоооооН! ОоооооН! Жив! – с трудом повторила Женя. Слово «он», хотя и было коротким, давалось с трудом. Женя подняла руку, чтобы вытереть выкатившуюся вдруг слезу, но кисть дрожала, никак не попадая по щеке.
     - Ну и хорошо! И прекрасно! – затараторила Анна Николаевна, поймав дёргающиеся Женины пальцы, и вытерла её мокрый подбородок, на котором уже собралась большая капля. - Успокойся, девочка. Давай-ка, ляжем. Сегодня день тяжёлый был. Ещё Маринка с этим пацаном.
     Анна Николаевна испугалась, что зря вспомнила про малого, но Женя, похоже, стала успокаиваться. Какое-то время она ещё всхлипывала. Но вскоре затихла.
    
     4.
     - Странная какая, господи, - вздохнула Анна Николаевна, выйдя на кухню.- Прям, приступ случился. А теперь кричит, что он жив. Чего кричать-то. Мне какая разница. Жив и ладно. Чего, скажите, на милость, тогда дёргаться?
    
     На подоконнике Анна Николаевна увидела записную книжку.
     - Смотри-ка, наверное, Женина. А ведь сказала, сумочку с деньгами, документами и записной книжкой с адресами украли. А документы, вон, на месте, - размышляла Анна Николаевна, вспомнив про паспорт, обнаруженный на дне сумки. – А теперь вот книжка нашлась…
     Она взяла её и стала листать. Страницы оказались пустыми. Пара телефонов на букву «М».
     - Похоже, московские. Да, немецких адресов и имён нет, - подвела черту своей инспекции Анна Николаевна, собираясь закрыть книжку. Вдруг она увидела одно слово. Аккуратно выведенное латинскими буквами мужское имя «Ральф». Имя было написано на верхней строчке странички, затем повторялось на второй, третьей и далее снова и снова. Кто-то не поленился выписать его до самой нижней строки.
     - Глупо как, - подумала женщина. – Что же Женя не знает ни телефона, ни адреса этого Ральфа? Это она к нему ехала. А он не встретил. Доверчивая девочка. Наверно, познакомилась в Москве. Может, парень звонил пару раз, вернувшись в Германию. Наобещал. Она и рванула. А у этого Ральфа, небось, и жена, и дети.
    
     Анна Николаевна закрыла книжку и хотела положить её на место. Потом, словно передумав, пролистала ещё раз. В книжке записей больше не было. Но к твёрдой картонной обложке, обтянутой коленкором, был приделан целлофановый карманчик, в паз которого была вложена карточка. Анна Николаевна осторожно вытащила её. Карточка оказалась свёрнутой в несколько раз. Анна развернула, и увидела снимок. Глянец на фотографии в местах сгиба сильно облупился. С трудом можно было разобрать на снимке мужчину и женщину. Они улыбались, тесно прижавшись друг к другу. Анна Николаевна поднесла карточку к самым глазам, пытаясь разглядеть лица.
     - Похоже, Женя… Или нет, - сомневалась Анна.- У этой волосы пышные, локонами… А у Жени прямые, стянутые в узел на затылке. Да и реденькие, тоненькие… Нет, не Женька это. Хотя, глаза её. И губы. Или нет. Лицо у этой круглое, а у Жени длинное, худое…
    
     Вдруг кто-то вырвал снимок из рук Анны Николаевны. Женщина вздрогнула и оглянулась. Позади неё стояла Женя. Анна, занявшись фотографией, не услышала, как та зашла не кухню. Ничего не сказав, Женя аккуратно снова сложила карточку и засунула её в целлофановый конвертик, приделанный к обложке записной книжечки. Затем внимательно посмотрела на Анну Николаевну, не знавшую, как себя вести. Не выдержав, Анна, словно оправдываясь, произнесла:
     - Вот… ты забыла тут.
     - Это Ральф, - неожиданно ответила Женя и вышла из кухни.
    
     Анна Николаевна тяжело вздохнула. Она продолжала сидеть, сложив руки на коленях.
     - Не было хлопот, завела баба порося, - тоскливо подумала Анна. – И одной плохо, и с такой жиличкой не весело. Заварила девка кашу, а теперь кто-то расхлёбывать должен. Нужно с ней поговорить. Так дальше дело не пойдёт.
     Послышался шум смываемой в туалете воды, потом звук открываемого крана в ванной. Через некоторое время раздалось шуршание в коридоре.
     - Спать собиралась, теперь бессонница на неё напала, - недовольно подумала Анна Николаевна, скорее злясь на себя, чем на свою гостью.
     Скрипнула дверь и на кухне снова показалась Женя.
     - Тётя Аня! – тихо сказала она. – Я завтра уйду. Вы не волнуйтесь... А сейчас… поздно уже. Спокойной ночи.
    
     Анне стало не по себе. «Тётя Аня» - так никто её не называл. От этой «тёти Ани» веяло чем-то родным, мягким и пушистым. Анна Николаевна решила смягчить ситуацию и протянула свои руки в сторону Жени. Она взяла её, висящие плетьми, кисти и слегка пожала их, желая этим показать, что всё в порядке. Анна почувствовала под своими пальцами толстые швы на коже. На запястьях и выше выступали шрамы от заросших когда-то глубоких порезов.
     Анна Николаевна вопросительно подняла глаза.
     Женя посмотрела на свои руки. Потом на Анну Николаевну. И снова на руки.
     - Ты хотела себя убить? – не то спросила, не то сказала Анна Николаевна.
     - Мне было очень плохо, - ответила Женя, будто говорила о чём-то обыденном.
     - А потом тебе стало лучше? – почему-то спросила Анна.
     - Нет мне всегда плохо. Очень давно. Я уже не помню, когда мне было хорошо.
     - Пойдём, пойдём Женечка, спать, - запричитала Анна Николаевна и, приобняв свою гостью за талию, повела её в комнату.
    
    
     5.
     Всю ночь Анна Николаевна не сомкнула глаз. Она думала и думала, что же произошло с Женей, почему та резала вены.
     - Может, Ральф этот ей «золотые горы» наобещал и уехал. Бросил девочку. Вот она в отчаянии и… Конечно, так и было. Женя сказала, что её тут никто не встретил. А её и встречать-то было некому. Видно, приехала без приглашения. Точно. Всё складывается. Ральф был в Москве. Там они познакомились. Потом уехал, а Женя страдала из-за этого. Не выдержала и хотела покончить с собой.
     Анна Николаевна, разобравшись, как ей казалось, с ситуацией, стала засыпать. Вдруг её осенила новая мысль.
     - Погоди… Женя же кричала давеча, что у неё есть ребёнок, - обрадовано подумала Анна.- Ну, конечно! Она родила! И теперь хочет найти Ральфа. Хотя… Стала бы мать резать вены, оставляя маленького одного? – засомневалась Анна Николаевна.
     Она совсем запуталась в своих домыслах. Снова всплыла в голове увиденная фотография. Хорошенькая, улыбающаяся в полный рот, Женя… Волосы развиваются. На щеках ямочки. Пышное ситцевое платье с красными маками на белом фоне. А рядом невысокий мужчина. Он, похоже, тоже рад. Тёмные волосы, гладко выбритое лицо. Ничем не примечательное. Простое, не запоминающееся… Анна Николаевна и правда никак не могла припомнить этого Ральфа. Женя вырывалась ярким пятном на фотографии. Мужчина же расплывался.
    
     В другой комнате на своём диване крутилась Женя. Ей тоже не спалось.
     Ральф не был особенно красивым. Но не был он и некрасивым. Скорее обычный. Нормальный. Никакой. Простое немного полноватое лицо. Пухлые губы. Короткая стрижка пшеничных волос. Серые глаза. Небольшие, но внимательные. Он всегда словно присматривался. Будто не доверял тебе. Или сомневался. Но ей-то можно было верить сразу и полностью. Женя влюбилась в Ральфа, как говорят с первого взгляда. Их знакомство случилось неожиданно. Она заканчивала институт. Время было тяжёлое. Ведь она не москвичка. Приехала из далёкой глубинки. Мать, оставшаяся в деревне, ничем помочь дочери не могла. Но Женя всегда училась хорошо и рвалась покорять столицу. В первый год поступить ей не удалось. Но, наверное, это было к лучшему. Ведь у Женя не было прописки в Москве, и она могла бы остаться в ней, только учась на дневном. Но на что тогда снимать квартиру? На что жить? Когда Женя ехала в Москву, об этом не думала. Это уже потом вырисовались всякие сложности и проблемы…
     Но Женя провалилась на дневной. И назад в деревню не уехала. Нашла работу, дававшую ей право остаться в столице. А через год повторила попытку, но теперь уже на вечерний. Всё складывалось, как нельзя лучше. Она работала, получая хотя и самую малость, но достаточно, чтобы заплатить за комнату пополам с подружкой, такой же девочкой с периферии, как она. И на питание оставалось. Вечерами Женя ходила на занятия.
     «Любовью» забивать голову было некогда. Да и не с кем. Перед Женей ни разу не появился достойный кандидат, ради которого можно было бы позволить оторвать от занятий и работы пару часов. К двадцати двум годам Женя была переполнена мечтами о будущем, вырисовывавшимися всё чётче и чётче, и нерастраченными чувствами. Ей повезло. В её жизни не встретился мужчина, который бы бросил её, подвёл, разочаровал, изменил. У неё не было для этой встречи ни времени, ни сил.
    
     Поэтому, когда появился Ральф… Она верила каждому его слову. Жесту. Движению. На самом деле сначала вообще она не понимала ни слова из того, что он говорил. Но ей казалось, что она понимает этого, почти незнакомого мужчину, говорящего на чужом языке, по движению мысли. Они даже играли в такую игру. Ральф просил Женю что-нибудь сделать, а она пыталась исполнить.
    
     Ральф был немцем. Он приехал из большого города, расположенного на западе Германии. Приехал по делам фирмы. В командировку, - перевела для себя Женя цель его приезда в Москву.
     Они познакомились в метро. Ральф сидел напротив, всматриваясь в её лицо. Внимательно и придирчиво. Словно хотел понять – та ли это женщина, которая ему нужна?
     Когда Женя потом вспоминала эту встречу, сотни раз прокручивая её в голове, она всегда спрашивала себя – почему он ни разу не улыбнулся тогда? Ведь нормально улыбнуться или даже подмигнуть понравившейся девушке. Ральф же был напряжённым. Даже немного нервным. Но тогда Женя не обратила на это внимания. Она подумала только, что на неё так долго и внимательно никто никогда не смотрел. Жила Женя в Медведково и ехать приходилось в электричке долго. Она обычно брала с собой учебник. И не видела никого вокруг себя. Женя привыкла читать даже стоя. Но на этот раз она сидела. А мужчина напротив пристально рассматривал её. Несмотря на то, что это мешало ей сосредоточиться, она не злилась на него.
     - Вы говорите по-немецки? – спросил он, когда она вышла на своей остановке.
     Спросил по-русски, но с сильным акцентом. Оказалось, что в его ассортименте это была единственная русская фраза. Больше, за исключением слов «матрёшка», «водка» и «на здоровье», он ничего сказать не мог. Женя же не говорила по-немецки. Она и в школе, и в институте учила английский. Мужчина обрадовался. Он тоже немного изъяснялся на языке туманного Альбиона.
     - Почему я тогда с ним заговорила? – в тысячный раз спрашивала себя Женя. – Почему? Ведь я ужасно спешила…
    
     6.
     Утром Анна Николаевна заварила чай и ждала Женю на кухне. Она расставила чашки, порезала колбасу. Но Женя всё не выходила.
     - Заспалась что-то… - нетерпеливо подумала Анна и решила заглянуть в комнату.
    
     Женя слышала грохот поезда. Он доносился сверху. Гремя железными перекрытиями над самой головой. Рядом с ней спешили люди. Толпы. Они толкали Женю. Она стояла на самом проходе и всем мешала. Людей становилось всё больше. «Они сейчас собьют меня», - подумала Женя. Грохот раздавливал её голову, а люди грозились раздавить её саму. Она обхватила голову руками, пытаясь зажать уши и закричала:
     - Душно, тяжело! – именно эти слова едва разобрала Анна Николаевна, войдя в комнату.
     - Опять бредит, Господи! – подумала она и стала расталкивать Женю.
    
     Завтракали женщины молча. Обе хотели говорить, но не знали, с чего начать.
     - Я себя порезала, когда в тюрьму попала, - неожиданно произнесла Женя.
     Она смотрела на дно чашки, которую держала в руках. Анна Николаевна от неожиданности услышанного подняла глаза и посмотрела на Женю, боясь испугать ту лишним движением. Но Женя продолжила.
     - Я никогда не думала, что могу попасть в тюрьму. Хотя мама всегда говорила: от сумы и от тюрьмы не отрекайся. Но мне даже в чёрных снах не могло присниться, что я там буду… Это так страшно.
     Последнюю фразу Женя выговорила с трудом. И замолчала. По щекам беззвучно полились слёзы.
     - Женечка, господи! Как же так? За что? – осмелилась спросить Анна Николаевна.
     - Самое смешное, что ни за что. Когда раньше слышала, что так говорят, всегда думала – глупости, ни за что не сажают! И сама попала…
    
     Женя замолчала, уйдя в себя. Картинки происшедшего с ней когда-то, видимо, не оставляли её в покое. Она что-то видела и сейчас.
     - Меня там били. И насиловали… - почти не слышно сказала Женя.
     - Кто? – поперхнувшись, спросила Анна Николаевна. – Ты что, в смешанной тюрьме сидела? Неужели теперь такое бывает?
     - Нет. Сидела в женской. Думаете, женщины не насилуют? – усмехнулась Женя, наконец, подняв глаза. – Я три раза в больницу попадала.
     - Как же это? – прошептала Анна, почувствовав, как к горлу подкатил комок.
     - Очень просто… Черенком лопаты… - одними губами ответила Женя.
    
     Анну Николаевну прошиб холодный пот. Она слышала, что в тюрьмах творится, черт знает что. Но такое... Расспрашивать дальше не было ни сил, ни желания. Итак, всё ясно. Что ещё? Но Женя, продолжала, не ожидая вопросов.
     - В первый раз, когда они со мной это сделали, я хотела повеситься. Меня сняли с петли в последний момент. Врачи не знали, от чего откачивать – от кровотечения, или от удушья. Потом, после второго… в больнице, сестра забыла ножницы. Ну, я и решила порезать вены. Но ножницы были неважнецкие. Исполосовала себя кое-как. Больше шума наделала. А третий раз… подготовилась серьёзно. Уже не ждала, когда под руку что-то режущее подвернётся. Украла у врачихи в кабинете скальпель. И вот…
    
     Женя протянула руки вперёд и повернула их запястьями вверх. Толстые рубцы, когда-то разрезанной кожи, пересекали руку несколько раз. Анна Николаевна мельком глянула на них, и быстро перевела взгляд на лицо Жени. Та внимательно смотрела на свои руки, будто видела их впервые.
     Анна Николаевна с ужасом подумала, что у девочки совсем расстроена психика. И что от неё можно ожидать, всё что угодно. Женя же сидела спокойно. Она даже перестала плакать. Опустив руки на колени, она скрестила пальцы, и подняла глаза.
     - И вот… - снова повторила Женя, слегка улыбнувшись. – Потом к нам попала одна женщина… Она спасла меня. Её звали Марго. Скорее всего, это была кличка. Но я не знаю другого имени. Марго была сильной. Такой… как мужик, прямо. Метр восемьдесят, наверное. Накачанная. Она и в тюрьме всё время то приседала по сто раз, то гири какие-то поднимала. Кулак у неё был железный. Вот этим кулаком она там и навела порядок. Я как раз после операции вернулась. Белая вся и тощая. Одни кости остались. У Марго аппетит зверский. Ну, я ей еду свою полностью отдавала. Кроме чая, ничего не могла в рот взять. Она в благодарность мне… А потом уже я свою историю рассказала… и она меня жалеть стала. Короче, как Марго появилась, меня никто пальцем не тронул. Но я всё равно жить не хотела. Ведь дело даже не в тюрьме, и не в том, что со мной там делали… дело в другом. Боль, унижение, насилие… это не самое страшное. Бывает ещё…
     Женя стала говорить путано. Она снова опустила глаза. Руки стали нервно перебирать подол платья. А по лицу неслышными струйками потекли слёзы.
     - Марго… она… она меня поддержала. И я поняла, что ещё можно что-то сделать. И я должна…
     Женя плакала всё сильней, а слова её были всё сбивчивей. Решив хоть что-то сказать, Анна Николаевна спросила:
     - А за что ты всё-таки туда попала?
     - За наркотики, - ответила Женя, как ни в чём, ни бывало. – Они нашли у меня наркотики…
     - Наркоманка… - прошелестело в голове Анны Николаевны.
    
     7.
     - Вы не думайте, тётя Аня… - испугалась вдруг Женя. – Я не наркоманка.
     - Ну, да, ну да… - сказала Анна, а про себя подумала: Алкоголики тоже все говорят, что они не…
     - Правда, – понимая, что ей не верят, сказала Женя. - Я не знаю, как я попала в полицию. Когда я пришла в себя, я абсолютно ничего не помнила. У меня была страшная головная боль и рвота. Они сказали, что я попала к ним в сильном наркотическом опьянении… и в карманах у меня были пакетики… с этим… экстазом, что ли. Я точно не помню, как называется…
     - О чём ты говоришь? – спросила Анна Николаевна, пытаясь понять, врёт ли Женя, или у неё и правда с головой не в порядке. – В какую полицию ты попала? В России пока ещё милиция, кажется.
     - А я не говорила, что это в России было, - пояснила Женя растерянно. – Это было в Голландии.
     Анна Николаевна сидела в стопоре, совсем запутавшись. Женя резала себе вены в русской тюрьме. Куда её посадили за наркотики. А попала в полицию в Голландии.
     - Может, она и сейчас принимает? – пронеслось в голове Анны Николаевны. – Всё время вижу, что она странная. А она, оказывается, наркоманка. И всё ей видится-мерещится. И про ребёнка придумала. Есть он. Как же…
    
     Женя смотрела вперёд, упершись взглядом в какую-то точку позади Анны Николаевны. Она щурилась, сводя брови к переносице, кусала губы.
     - Так вот, - продолжила она вдруг, словно не видя, что Анна Николаевна смотрит на неё с недоверием, - я была там совсем одурманенная. И плохо соображала. А тут ещё голландский. Я и по-немецки еле-еле. Они, правда, мне и по-немецки, и по-английски пытались что-то втемяшить, да что толку. Мне так плохо было, что я встать не могла. Встану, рву снова. Помню только, что они мне пакетики какие-то под нос совали. Показывали, что в моих карманах нашли. Но я ничего не помнила. И не понимала. У них было не страшно. И кормили хорошо. Но я кушать не могла. Только поднос с едой увижу и всё… тошнота подкатывает.
    
     Женя замолчала. Она тяжело вздохнула и двумя пальцами потёрла в уголках рта. Потом взглянула на Анну Николаевну и, улыбнувшись, сказала:
     - Я вас совсем расстроила своими рассказами. Не расстраивайтесь вы из-за меня так… - Женя протянула руку и погладила, сложенные на столе, ладони Анны. – Всё позади… Голландцы меня долго не держали. Быстро отправили на Родину. У них вообще всё было нормально. Если бы… Ужасно стыдно, когда меня вели по аэропорту в наручниках. Думала сквозь землю провалюсь. Если бы я знала тогда, какие это мелочи по сравнению с тем, что в России придётся испытать… В общем, чтобы закончить… меня в Москве уже наши менты встретили. Предъявили бумаги какие-то. В них значилось, что у меня в вещах, в моей квартире, что я снимала, тоже были такие пакетики… Плюс голландцы меня вернули без документов. Сказали, что я нарушила визовый режим. Они ещё что-то «вешали» про нелегальную проституцию. У меня так голова кружилась, что я, в конце концов, и по-русски ничего понять не могла. Чего они там мне в вину вменяли. Короче, посадили. Ой, я опять о грустном, - всполошилась Женя. – Вам, наверное, надоело меня слушать.
     - Да уж… - протянула Анна Николаевна, действительно не зная, что сказать, - история неприятная. Как ты всё это выдержала? И, главное, говоришь, что ни за что попалась? Но как же… ты же сама сказала, что была под наркотиком, когда в полиции оказалась.
     - Да. Это так. Но я не знаю, как это случилось? Ну, совсем не помню… Полицейские, вроде, объясняли, что меня к ним мужчина привёл и сказал, что таким проституткам, да ещё наркоманкам не место в цивилизованном мире. Видели? А с чего он взял, что я проститутка? Это же надо, какой козёл!
    
     - Женя! Но как ты в Голландии-то оказалась? – не выдержала Анна Николаевна.
     - Да с Ральфом же… - удивилась непонятливости Анны Женя. – Я же вам рассказывала, что мы с Ральфом друг в друга влюбились, как безумные. И я к нему приехала.
     - Он что же, в Голландии живёт? – спросила Анна, решив, наконец, разобраться.
     - Нет же… В Германии. В вашем городе и живёт. Вернее, около… Я была у него… а потом он пригласил меня отдохнуть. Говорит: «Ты, Женни…», он меня Женни называл, так вот «Ты, - говорит, - устала, давай на один денёк в Холланд смотаемся. Там красиво. Тюльпаны цветут». Ну, я и согласилась.
     - А с чего ты устала-то? Ты к нему работать, что ли приехала? Или тебя в гостях работать заставляли? – допытывалась Анна.
     - Ну, что Вы, тётя Аня! Ральф меня любил и лелеял. Меня так никто не обхаживал, как он. Если бы вы только знали… Кофе в постель подавал. И в Москве, когда мы с ним познакомились, и потом, когда приезжал ко мне… и тут, в Германии. Прям, пылинки сдувал.
     - А с чего ж ты устала-то?
     - Да родила ж я… После родов и устала, - объяснила Женя и снова заулыбалась.
    
     8.
     - Час от часу не легче! – чуть не выкрикнула Анна Николаевна. – Давай, с начала… Значит так. Ральф приехал в Москву. И там вы познакомились. Так?
     - Так, - согласно кивнула головой Женя. – Познакомились в метро. Он всю дорогу на меня смотрел. Потом заговорил… Он был такой… такой… - Женя закатила глаза, видимо, желая этим показать, каким замечательным был Ральф.
     - Ну, - подгоняла Анна размечтавшуюся Женю.
     - Мы с ним ходили в музей, потом катались на лодочках, потом… целовались всю ночь.
     - Женя, мы так будем с тобой долго вспоминать. Итак, весь день сидим, а с места не сдвинулись.
     - Ральф был в Москве одну неделю, - продолжила Женя послушно.- Все вечера мы с ним проводили вместе. А потом ему надо было уехать, но он обещал писать, звонить, приехать снова. Сначала девчонки не верили, что Ральф появится - «командировочный» роман говорили они. Я и сама немного не верила. Но он действительно мне стал раз в неделю звонить. Писем, правда, не писал. Сказал, что лучше два слова по телефону…
     - Женя, ты всё-таки как-то неосмотрительно. Чужой человек. Два дня знакома. Вы же даже толком друг о друге ничего не знали, - вставила возмущённая Анна Николаевна.
     - Ну почему уж совсем ничего, - проронила Женя неуверенно. – Мы с ним ещё в первую встречу один раз через переводчика говорили. Ральф привёз дамочку. И мы втроём сидели. Он много тогда обо мне расспрашивал. Где мама моя? Кто у меня ещё есть? Где и на что я живу в Москве? Мне, наоборот, тогда ещё всё это не понравилось. На допрос похоже. А подруга говорит – немцы сухие и чёткие, они иначе не могут.
     - Он-то у тебя расспрашивал, а ты?
     - И я спросила. А что, собственно, спрашивать было…В каком городе живёт? Так он мне сразу сам сказал. Ещё сказал, что женат не был. Что ему тридцать восемь. Что пора жениться. Ну… - Женя задумалась, видимо, вспоминая, что ещё ей рассказал Ральф о себе.
     - Ясно, - прервала её раздумья Анна Николаевна. – И ты после этого, помчалась к нему в гости?
     - Почему после этого? Нет. Говорю же… он стал мне звонить. Он мне – «Как дела?» Я ему – «Хорошо». Вот и весь разговор. А через месяц Ральф снова приехал. Уже на две недели. Попросил, чтобы я сняла отдельную квартиру или комнату. Не хотел в гостинице. Я встретила его в аэропорту. Ральф привёз мне подарки. Блузочки, маечки. Косметики целую кучу. И даже колечко золотое. Мне никто никогда ничего не дарил. А тут…
     - Да, как мало девкам надо… - пробурчала Анна Николаевна.
     - Он сразу надел колечко мне на палец и сказал – теперь ты мне жена! – не обратив внимания на реплику Анны, продолжила Женя.
     - Хороши дела… А ЗАГСы что же… не существуют? – опять возмутилась Анна Николаевна.
     - Фу-ты… Ну, что вы, в самом деле. Во всём плохое видите. Ральф сказал, что женится. В ЗАГСе. Но в Германии. Мы с ним решили, что он сделает приглашение и я приеду к нему. И тут уже..
     - Понятно, - прервала Женю Анна Николаевна. – Теперь всё понятно. Он приехал во второй раз к тебе на две недели. Потом он уехал и прислал тебе приглашение. Ты приехала к нему, и вы поженились, ты родила ребёнка… и вскоре после этого вы поехали в Голландию и там с тобой случилась странная история с наркотиками.
     - Не совсем так. Ральф пробыл две недели и уехал. Вскоре оказалось, что я беременная. Когда я ему по телефону сказала об этом, он так обрадовался. Кричал в трубку, как сумасшедший. Ральф договорился с переводчицей, чтобы я к ней приходила на дом по пятницам около восьми вечера. В это время он звонил, и мы обсуждали, как я себя чувствую.
     - Ничего себе! – искренне восхитилась Анна.
     - Да, вот… обещал приехать с приглашением и оформить визу в посольстве, чтобы у меня не было лишнего беспокойства. Но с его приездом никак не получалось. На работе, что ли не отпускали. Но Ральф так меня любил… так волновался… он даже деньги мне переводил, чтобы я питалась хорошо.
     - Редкий парень! – почесала Анна Николаевна за ухом. – А я сразу плохое подумала.
     - А я вам, что говорю, - обрадовалась Женя. – У меня не было лучшего времени в жизни, как то, что с Ральфом. Вообще-то, мы с ним вместе не много были… одну неделю, когда познакомились. Потом две, когда он ко мне приезжал. Следующий раз он приехал только через семь месяцев. У меня уже живот вырос… воооо, - Женя выставила руку вперёд на полметра, показывая, какой огромный у неё был живот.
     - Да ладно тебе, не преувеличивай, - усмехнулась Анна Николаевна.
     - Правда-правда, - закивала головой Женя. – Даже Ральф удивился. Он сначала даже испугался, когда меня с этим животом увидел. Говорит: «У тебя же только восьмой месяц, а живот, будто вот-вот рожать». Привязался… как репа пареная. Пока мои бумаги к переводчице не понёс, и та ему не прочитала, с какого срока идёт отсчет моей беременности, не успокоился. Я-то потом поняла, почему он волновался… Он подумал, что я до его приезда с кем-то… и беременность не от него. Но потом всё совпало. И он прямо не мог надышаться. Всё живот обнимал и целовал. Я даже ревновать его к ребёнку стала. Полгода не виделись, а он меня почти не ласкает. Так. Погладит по спине, в ушко чмокнет. И всё время живот мой руками трогает.
     - И что же? Вы расписались с ним?
     - Нет. Он прилетел всего на три или четыре дня. Еле вырвался с работы. Привёз для меня приглашение. Сходил в посольство. Мне дали визу на три месяца. Ральф сказал, что я только въеду к нему, и мы пойдём в ЗАГС. И тогда мне там продлят визу. Навсегда. Да, он так и сказал: «Мы теперь будем всегда вместе». И всё время живот мой гладил.
    
     9.
     - Женя, ты такую «сладкую» историю рассказала. Прямо слеза умиления выступила, - произнесла Анна Николаевна, действительно смахнув выкатившуюся слезу. – Такая любовь, деньги присылал, звонил… и вдруг ты оказываешься в Голландии, в тюрьме, тебя обвиняют в наркомании и проституции. Как такое могло быть?
     Анна Николаевна не могла не верить рассказам Жени. Но что-то не сходилось в её истории. Начало, о котором может мечтать любая девушка, не совпадало с плачевным концом. В животе забурчало.
     - Ой… мы с тобой полдня тут проговорили. Что-то кушать захотелось, - сказала хозяйка.
     - Да? А мне – нет… - отозвалась Женя, продолжая улыбаться, видимо, всё ещё вспоминая, как Ральф гладил её живот.
     На столе стояли тарелки с недоеденным завтраком и Анна Николаевна, увлёкшаяся рассказом и не желающая вставать и что-то разогревать, положила в рот кусочек сыра.
     - Ну, и что? Вы вместе с Ральфом прилетели в Германию, и поженились… - сказала она, прожевав сыр.
     - Нет. Он улетел сразу, как визу оформил. А мне купил билет на поезд. Я поехала к нему через неделю. Ральф сказал, что я могу и вещей больше привезти… и не опасно… Тут он меня встретил. У вас такой ужасный вокзал… - поёжилась Женя.
    
     Она снова вспомнила чугунные перекрытия и толпы пассажиров и встречающих их. Но тогда, когда Ральф встретил её беременную, ей было не очень страшно. Женя, конечно, всю дорогу волновалась. На границах приходили строгие пограничники, грозно щёлкая щипцами по паспорту. Но у неё всё было в порядке. Подъезжая к городу, где нужно было сходить, Женя нервничала. Ей казалось, что сердце прыгает не в груди, а в горле. Она вытащила две огромные сумки в проход, а затем из поезда на перрон. С собой ей везти было нечего. Сумки она набила подарками Ральфу и его родителям, с которыми собиралась познакомиться. Это были любовно выбранные матрёшки, пару мисок из Хохломы, красивая коробка с шахматами, фигурки которых были сделаны из полудрагоценных камней. Эти шахматы достались ей недёшево. Но Женя знала, что Ральф любитель этой интеллектуальной игры, и мечтала, как он будет учить всяким рокировкам и гамбитам их сына. В том, что родится именно сын, она была уверена.
     Женя выставила сумки из поезда. Ральфа на перроне не было. На неё сразу навалились чугунные перекрытия. В ушах запульсировало. Но сильно испугаться Женя не успела. Почти сразу показался Ральф. Он бежал, расталкивая прохожих, высматривая знакомое лицо. Женя была так рада, что её встретили, и даже не обратила внимания, что Ральф забыл про цветы. Он обнял её, чмокнул в ухо и, подхватив сумки, направился к выходу. Они сели в машину. Женя не могла успокоиться от нахлынувшего на неё счастья. Она смотрела на Ральфа, не сводя с него глаз. Он был тоже возбуждён. И сильно нервничал.
     - Успокойся, миленький, - сказала тогда Женя и погладила Ральфа по ноге, обтянутой в джинсы. После чего, он и, правда, немного расслабился. Но всё же…
    
     - Вокзал, как вокзал… - сказала Анна Николаевна, вымазывая с тарелки остатки паштета. – И что дальше?
     Женя опомнилась. Она на некоторое время «уплыла» в тот день. В тот самый счастливый день её жизни. Ей казалось, сколько она потом не вспоминала, что именно тогда, да ещё чуть позже, через две недели, когда она родила сына, она была действительно счастливой. Говорят, счастье ослепляет человека. Действительно она не видела вокруг ничего, кроме своего Ральфа. Женя вся была в нём, с ним и со своим не родившимся ещё малышом.
    
     - И что дальше? – переспросила Женя. – Дальше мы поехали к нему. Через две недели я родила. Роды наступили раньше срока. Ральф страшно радовался, что я успела приехать и не родила по дороге. Произошло всё ужасно быстро и неожиданно. Я не родила, а выплюнула. Мы даже в больницу не поехали…
     - Как? – чуть не подавилась печеньем Анна Николаевна.
     - Да я и сама не думала, что такое может быть. Но… ребёнок родился… и зачем ехать теперь? Ральф сказал, что его мама всех своих детей дома рожала. Они жили в деревне. Ну, и…
     - А потом?
     - На второй день я уже бегала по дому, как будто ничего не случилось. Меня саму это так удивляло. Ральф был почти всё время дома. Уезжал не на долго, только купить продукты или памперсы. Комнату для нашего сына Ральф подготовил ещё к моему приезду. Если бы вы знали, тётя Аня, как он всё организовал. Любая мать могла бы только мечтать… Он так обожал сына… - сказала Женя с грустью.
     - Ну, а в Голландии-то ты как оказалась?
     - С Ральфом, говорила же. Через две недели он сказал, что нужно отдохнуть. Я же с момента приезда почти не выходила из дома. Только во двор, да и то редко. И вот… пришла какая-то женщина. Она сказала, что присмотрит за мальчиком, а мы сели в машину и уехали. Я даже не очень хорошо помню, где мы точно были. С самого утра меня тошнило. Но я боялась сказать Ральфу. Он так радовался поездке. А потом я его потеряла… и упала… и потом…
    
     10.
     Потом всё завертелось таким колесом, что Жене иногда казалось, что она действительно сошла с ума. Особенно в начале, когда проснулась на железной полке, покрытая липким потом. Женя тогда подумала, что видит сон. Закрыла глаза и сильно зажмурила их. Потом открыла снова. Но перед ней по-прежнему была комната с ободранными стенами, маленьким окошком высоко над головой, и металлической решёткой вместо стены. За этой решеткой находился, видимо, коридор, по которому сновали люди в форме.
    
     - И что потом? – услышала Женя голос Анны Николаевны, которая трясла её за плечо.
     - Потом… я же вам рассказала, - растерянно произнесла Женя. – Потом я была в полиции. У меня всё болело. И я ничего не могла вспомнить. Я думала, что кошмар этот никогда не закончится. Один раз даже ко мне пригласили переводчицу. И я ей рассказала, что была у Ральфа и нужно его найти. Она кивала серьёзно. Всё записала. Дала мне подписать. Я думала, что завтра придёт Ральф. Но на следующий день они надели на меня наручники и повезли в аэропорт. Потом…
     Женя заплакала.
    
     - Ладно, ладно, Женечка! – заворковала Анна Николаевна, вытирая слёзы с её лица.
     – Будет тебе… Слезами делу не поможешь. Отсидела своё. Вышла. Жива и ладно.
     - Да-да, - запричитала Женя, шмыгая носом, - всё позади… я забуду. Сейчас надо найти Ральфа. Моему сыну недавно семь исполнилось. Он, наверное, в школу ходит. Мы его назвали Сашей. Чтобы и по-русски, и по-немецки звучало. Какой он теперь? Меня и не поймёт. Ральф же не стал его учить русскому… Как вы думаете, тётя Аня?
     - Я вообще ничего не думаю. Потому что ничего не понимаю. Что же, ты когда в тюрьму угодила, ему не написала?
     - Так я ж адреса его не знаю.
    
     Анна Николаевна смотрела на Женю, снова начиная думать, что у той с головой не всё в порядке.
     - Ну, что вы на меня так смотрите… Сами посудите. Когда мы познакомились, я у него адреса не спрашивала. Потом он на две недели в гости приехал. Уезжал, сказал, что будет звонить… Зачем мне его адрес? Мы же условились писем не писать…
     - Он тебе свой телефон дал?
     - Нет… Ральф сказал, что звонить из Москвы будет дорого. Взял эти расходы на себя. Я же вам рассказывала, что он мне в один день и в одно и тоже время к переводчице звонил.
     - Ну, хорошо… А когда приехал, чтобы тебе визу ставить… Вы же какие-то бумаги оформляли, подписывали что-то… Что же ты ни разу не видела его документов?
     - Почему? Видела. Паспорт… но там адреса не было. Только имя и фамилия. И день рождения.
     - Хорошо хоть фамилию видела… И как же? – вела допрос Анна Николаевна.
     - Фамилия у Ральфа красивая. Мюллер… Мюллербах или… Мюлленбайн. Знаете, столько лет прошло. Я всё время повторяла фамилию, чтобы не забыть…
     - И забыла! – грозно отозвалась Анна.
     - Нет, начало точно Мюллер, а вот конец...- неуверенно произнесла Женя, опустив глаза.
     Анна Николаевна молчала. Женя понимала, что выглядит глупо. И решила защититься.
     - Тётя Аня… Не смотрите вы на меня так. Ральф приехал, сам везде ходил, всё решал… Паспорт лежал на столе. Я мельком глянула. Зачем мне запоминать? Я знала, что через две недели к нему приеду и выйду за него замуж. Кто ж знал, что так получится. Первые две недели мы не спешили сильно… А потом я родила. Потом…
     - Хорошо, Женя! Устала я… Давай-ка, выйдем на улицу. Пройдёмся. А то от твоих рассказов голова кругом.
    
     Анна Николаевна натянула на себя тёплую кофту на подкладке, на голову накинула платок по старой русской привычке.
     - Тут никто в косынках не ходит, - сказала она, поправляя волосы перед зеркалом, - а мне всё равно, продует, тогда…
     - Конечно, нужно делать, как тебе приятно, нечего на других оглядываться, - поддержала Женя Анну Николаевну.
     - Да уж… ты наделала… теперь вот расхлёбывать придётся. Как бы не захлебнуться… - проворчала Анна Николаевна, строго взглянув на Женю, но, увидев, что та чуть не плачет, переменила тон, - ладно тебе… расхлебаем как-нибудь. Пойдём, пойдём на свежий воздух, а то мозги совсем спрели…
     На улице действительно стало легче. Ветерок полоснул по лицам женщин.
     - Значит так, - трезво произнесла Анна, - ты, когда приехала в Германию в прошлый раз? Когда сына родила? Это ты помнишь?
     - Конечно! Что вы, прям, совсем думаете… Это было ровно семь лет назад. Почти в это же время. Сейчас конец апреля. А тогда был март. Второго апреля я родила Сашу. А через…
     - Ясно, - хлопнула Анна Николаевна, - кое-что ты всё-таки помнишь… Значит, Ральфа действительно зовут Ральф. Фамилию ты помнишь приблизительно. И у него должен быть сын, которому семь лет. Жаль, что фамилию ты не запомнила. Тут по фамилии человека найти, раз плюнуть… Ну, не печалься. Покумекаем.
    
    
     11.
     Анна Николаевна шла молча, засунув руки в карманы кофты. Женя плелась за ней, чуть позади. Как маленькая, провинившаяся девочка, боявшаяся наказания матери. Она знала, что без денег и без знаний немецкого, ей самой ничего не сделать. Не найти ни Ральфа, ни сына. Хотя, когда она решилась ехать, об этом не думала. Все годы мечтала, как выйдет из тюрьмы, поедет искать Сашу.
     - Только бы доехать… только бы… а там уж найду как-нибудь, - думала Женя годы напролёт. А когда оказалась на этом сумасшедшем вокзале, когда завертелись люди, нависли чугунные арки над головой, земля под ногами поплыла и Женя поняла, как она беспомощна и одинока. Но Бог смилостивился, прислал к ней на помощь спасительницу.
    
     На следующий день Анна Николаевна пошла к приятельнице, местной немке фрау Шульц.
     - Она женщина умная, поможет, - сказала Анна Николаевна, уходя. – А ты сиди тут. Жди.
     Женя скрутилась калачиком на большом и удобном кресле, укутавшись пледом. Она собралась в пружину, понимая, что сейчас решается её судьба. Скоро, совсем скоро она увидит сына. Саша не узнает её… Ну и пусть. Но Ральф, наверное, рассказывал ему про маму. Знает ли Саша, что он наполовину русский? Обрадуется ли? Конечно, обрадуется! Какая глупость! Разве может ребёнок не радоваться матери…
     Мысли повторялись. Она давно задавала себе эти вопросы. И снова и снова отвечала на них. Жене не надоедало обмусоливать всё это в своей голове. Она пыталась сконцентрировать свои думы вокруг сына и предстоящей встрече с ним.
    
     Щёлкнул замок и из прихожей послышался кашель.
     - Анна Николаевна пришла… - подумала Женя, но не смогла сдвинуться с места. Она лишь повернула голову в сторону коридора. Тело оставалось сжатым, будто парализованным.
     - Ну, что? Сидишь? – спросила Анна Николаевна, заходя в комнату и сбрасывая кофту. – Жарко сегодня. Весна наступила. Прямо хоть летнее доставай.
     Женя, не дыша, смотрела на Анну Николаевну.
     - Не смотри… дай отдышаться, сейчас расскажу, - сказала Анна, усаживаясь напротив Жени на диване. – Нашли мы твоего Ральфа, - выдохнула, наконец, она, одним махом. – То, что фамилия непростая… оно, конечно, плохо. Ты вот не точно запомнила. Но, с другой стороны, оказалось, хорошо. Потому, что будь он просто Мюллером вообще ещё неизвестно, нашли бы… Этих Мюллеров тут, как у нас Ивановых. А вот Мюллербахов и Мюллербайнов раз-два и обчёлся. В сочетании с именем Ральф оказался всего один Мюллербах. Да ещё ты рассказывала, что он живёт на отшибе, вроде, как имение. Так этот как раз так и проживает. У него типа фермы. Кур, что ли разводит…
     - Точно, - выдохнула Женя. – Точно… у Ральфа большой двор и красивый дом, весь увитый цветами. А за оградой я видела постройки вдалеке. И там всё время суета была. И кур видела.
     - Значит, скорее всего правильно вычислили. Хорошо. Завтра с утра поедем, посмотрим, что к чему.
     - Тётя Аня. Я сейчас поеду. Только два часа дня. Не поздно…
     - Что значит поеду? – возмутилась Анна Николаевна. – Ты уже наездилась. Вместе поедем. Ладно уж. Дай только перекусить. Вчера весь день на сыре просидели с твоими рассказами…
     Анна Николаевна стала разогревать суп в кастрюльке, а Женя села на стуле рядом, сложила руки и затихла. Она сидела, улыбаясь своим мыслям. Сейчас должна произойти встреча, которая станет третьим самым счастливым днём в её жизни. Хотя Анна Николаевна не разделяла Жениного энтузиазма, и посматривала на ту с сомнением, одну её отпускать не собиралась. «Тётя Аня», не привыкшая к такому тёплому обращению, теперь уже чувствовала себя и впрямь чуть ли не родственницей этой Жени, которую подобрала на вокзале всего неделю назад.
    
     Женя терпеливо ждала, пока Анна Николаевна покушает и соберётся ехать. Наконец, они отправились на вокзал, где нашли нужный им автобус.
     - Тётя Аня, что-то не то, - засомневалась Женя. – Мы с Ральфом за полчаса добрались, ну, может, минут за сорок… а мы с вами уже больше часа телепаемся…
     - Сравнила, - бросила Анна Николаевна, - на машине и на бусе. Он, вон, сколько остановок делает. По кругу едет, чтобы все деревни охватить.
     - Вам придётся немного пройти, - обратился к ним водитель, симпатичный мужчина в белой рубашке, и махнул рукой. - Это там… Дом стоит в стороне. Счастливо!
     Поблагодарив водителя, Анна Николаевна и Женя направились в сторону фермы. Идти оказалось недалеко. Лес, в сторону которого махнул водитель, оказался узкой лесополосой. Сразу за ней показался достаточно большой дом с садом, а вдалеке виднелись хозяйственные постройки.
     Женщины шли тихо. Под ногами скрипела галька. Солнце опустилось к самому горизонту и расплывалось в голубом небе оранжевым отсветом. Анна Николаевна думала о том, что сейчас, наконец, хотя бы узнает, правду ли рассказывала ей Женя. Может, нет там никакого мальчика. И Мужчина никогда не видел Женю.
     - Впуталась в историю, - немного жалела Анна.
    
     12.
     Женщины подошли к высокой ограде, за которой красовался убранный двор. Ровные дорожки с цветами, едва набухших тюльпанов вперемежку с жёлтыми бутонами нарциссов, зелёные кустарники и ёлочки. В глубине красовался двухэтажный дом с балконом над входом. С другой стороны, около открытых металлических ворот, виднелась большая серебристая машина. Возле неё стоял мужчина. Это был Ральф. Во всяком случае, тот мужчина, которого Анна видела на помятой Жениной фотографии. Рядом с ним, спиной к Жене и Анне Николаевне, суетилась женщина, стряхивая невидимые пылинки с плеча Ральфа. У их ног крутился мальчик. Мужчина и женщина о чём-то говорили друг с другом, потом поцеловались и мужчина сел в машину. Мальчик подбежал к нему, и тот ласково обнял ребёнка за шею. Машина отъехала, и женщина, помахав рукой, стала закрывать ворота.
     - Это Саша, мой сын, - прохрипела рядом Женя.
     Анна Николаевна посмотрела в её сторону. Женя стояла, вцепившись тонкими пальцами в металлические стержни ограды.
     - А уехал на машине Ральф? – спросила Анна Николаевна на всякий случай.
     - Да. Это был он. Совсем не изменился. Только чуть-чуть поправился.
    
     Закрыв ворота, женщина повернулась к дому, и теперь можно было рассмотреть и её.
     - Это та… - опять еле слышно проговорила Женя. – Та женщина, которая осталась с Сашей, когда мы уехали в Голландию.
     - Кто она? – спросила Анна. – Тебе Ральф что-нибудь говорил о ней?
     - Он сказал, что придёт хорошая знакомая… Ей можно доверить мальчика. Ральф уверял, что Саша будет в надёжных руках.
     - И как видно не наврал, - иронично отозвалась Анна Николаевна. – Что же тебе делать? – размышляла она, сама не зная, как поступить.
     - Как что? – искренне удивилась Женя. – Надо пойти и сказать Саше, что приехала его мама. Что я его мама…
     - Погоди… - прервала Анна Николаевна Женю. – Всё не так просто. Ральф, похоже, живёт с этой женщиной. Или ты думаешь, что она приходит только присмотреть за Сашей?
     Женя молчала, насупившись.
     - Так вот… Значит, если женщина живёт в доме, вместе с Сашей и Ральфом… то скорее всего, мальчик считает её своей матерью.
     - Плевать! – решительно сказала Женя. – Я всё равно пойду.
     - Стой! – Анна Николаевна схватила Женю за руку. – Пойдём… ладно уж. Но ты без меня всё равно ничего не сможешь сказать. Говорить и спрашивать буду я. Поняла? И говорить буду, исходя из ситуации. На мальчика не кидайся, а то можешь испугать. Поняла меня? – строго спросила Анна, бросив взгляд на Женю.
     - Хорошо-хорошо, - проговорила та и дёрнулась идти.
     - Стой! – опять остановила Анна её. – Повтори, что ты будешь делать то, что я тебе сказала.
     - Буду, - едва слышно буркнула Женя.
    
     У ворот Анна Николаевна нашла переговорку и нажала на кнопку звонка. Послышалось шуршание, а за ним звонкий голос:
     - Да, слушаю… кто там?
     - Откройте, пожалуйста, нам нужно с вами поговорить, - спокойно произнесла Анна Николаевна, выговаривая чётко каждое слово.
     Женщина не откликнулась, но щёлкнул замок и калитка, вделанная в ворота, приоткрылась.
     Когда Анна Николаевна и Женя подошли ко входу в дом, их уже ждала женщина, провожавшая Ральфа. Она приветливо улыбалась, глядя на пришедших с интересом и любопытством. Мальчик пытался выскочить из дома, но женщина придерживала его руками, не выпуская.
     - Саша, - сказала она. – Постой хоть минутку спокойно…
     Анна Николаевна глянула на Женю, напомнившую ей в эту минуту полумёртвую мумию. Тонкая кожа пергаментом обтягивала череп. Серый цвет лица приобрёл ещё более тёмные тона. Глаза застыли на мальчике. Анна Николаевна держала Женю за руку. Та была холодная, будто из неё выкачали всю кровь.
     Анна Николаевна поняла, что хозяйка дома Женю не узнала.
     - Конечно, она же видела её мельком, - подумала она. - Да и потом Женя так изменилась за эти годы… Постарела лет на пятнадцать.
    
     - Здравствуйте, чем я могу помочь? – спросила, хотя и приветливо, но дежурно, немка.
     - Нам бы поговорить… - точно не зная, с чего начать, сказала Анна. – Меня зовут Анна. А это Женя. Моя знакомая. Можно мы войдём?
     - Да, конечно, - быстро согласилась женщина и пропустила незнакомок в дом.
    
     Первое, что увидела Женя, были шахматы. Те самые, которые она когда-то подарила Ральфу. Они лежали на небольшом столике у огромного окна в сад. Около столика с шахматами стояло два кресла.
     - Вот, муж так любит… сына приучает, - заметив взгляд Жени, пояснила хозяйка дома. – Садитесь… - она махнула рукой в сторону диванов, стоящих вдоль стены.
    
     13.
     Анна Николаевна посмотрела на Женю. Та не сводила глаз с мальчика и, казалось, не реагировала на всё остальное. Успокоившись и поняв, что она не сорвёт разговора истерическим выкриком или другим непредсказуемым поступком, Анна сказала хозяйке:
     - Как у вас тут красиво. И тихо. Разве теперь где встретишь что-нибудь подобное?
     - Да, - отозвалась женщина охотно. – Нам с мужем нравится жить за городом. Сейчас люди любят бешеный ритм, сумасшествие в транспорте. Это же сплошной стресс.
     - Да-да, - подхватила Анна Николаевна, - как редко теперь кто-то так уединённо живёт! Вы, наверно, счастливая пара! Жить уединённо и не скучать.
     - Да, мы с мужем любим друг друга. С молодости ещё… Познакомились, когда нам и двадцати не было. И сразу поженились…
     Анна Николаевна, продолжавшая держать Женину руку, почувствовала, что та напряглась. Она немного надавила пальцами на её кожу, давая знак – успокойся. Хотя хозяйка дома была ухожена и выглядела прекрасно, всё равно выглядела она лет на сорок, не меньше.
     - Да, мы уже больше двадцати лет вместе, - улыбнувшись, сказала женщина, заметив, что гостья ведёт в уме подсчёты её возраста. – Скоро серебряную свадьбу отмечать будем…
     - Правда? – деланно удивилась Анна Николаевна, желая угодить хозяйке. – А я подумала, что вам только-только тридцать исполнилось. И мальчик совсем ещё маленький. Лет восемь, наверное?
     - Нет, Саше только семь исполнилось. Второго апреля. Мы бы рады были и раньше родить, да не получалось. Мы же с мужем семья в классическом понимании. Не то что нынче. Для него, да и для меня… муж, дети, дом – самое важное, как в старые времена. А вот ведь как… Кто не хочет, рожает. Потом деток бросают. А то и вообще… вон, по телевизору видела, как одна кукушка новорождённого убила и в мусорник бросила.
     - Господи, вот, нечестии, - ужаснулась Анна Николаевна.
     - Именно! И я про тоже… А тут… столько лет мучалась, а родить не могла. Прямо наказание! Семнадцать лет… что только не делала. Болеть даже стала.
     - И потом… как же потом? – спросила Анна Николаевна, с нетерпением ожидая ответа.
     - А потом… вот… Бог услышал. Родила…
     - Не правда! – вдруг прохрипела Женя.
     Анна Николаевна схватила её за руку, но было уже поздно. Та повернулась лицом к хозяйке и заговорила на ломаном русско-немецком:
     - Это мой сын… это я его родила… второго апреля… я… родила… мой…
    
     Женщина вцепилась глазами в Женю. Похоже, она стала понимать, что перед ней действительно та, которая семь лет назад нежно передала из рук в руки бесценный свёрток с малышом. Трудно было в этой сухой с серым лицом полустарухе узнать ту, счастливую, с пухлыми губками и ямочками на щеках, с волнистыми каштановыми волосами когда-то симпатичную женщину.
     Хозяйка приглядывалась к Жене, и по её лицу можно было понять, что она всё вспомнила.
     - Ах, это вы… - проговорила женщина тихо.- Как вы изменились… А муж сказал, что вы никогда…
     Она оглянулась на сына. Тому, видимо, наскучило наблюдать за разговором взрослых, и он, устроившись в другом конце огромного зала, листал книжку с картинками.
     Женщина снова перевела взгляд на Женю.
     - Что вы хотите? – спросила она, уже немного взяв себя в руки.
     - Что я хочу? – переспросила Женя по-немецки, и по-русски добавила. – Она ещё спрашивает, что я хочу? Я хочу моего сына! – последнюю фразу Женя произнесла громко и внятно.
     - Тише, тише… - сказала хозяйка, опять взглянув в сторону мальчика. – Почему? Как? Ну, то есть… я не понимаю… - женщина чуть не заплакала.
     - Что она говорит? Что? – нервно спросила Женя Анну Николаевну по-русски.
     - Женя, успокойся, сейчас мы всё выясним… Она тебя узнала… не пугай ребёнка.
     Скажите, - обратилась Анна по-немецки, - почему вы сказали, что это ваш сын? Что это вы его родили? А теперь…
     - Я так и знала… так и знала… Что это когда-нибудь всплывёт… - женщина схватилась руками за сердца, а по щекам уже потекли струйки слёз, прокладывая дорожки.
     - У нас с Ральфом не было детей. Долго. Я лечилась. Что только не делала. Потом мне сказали, что всё бесполезно… Я была в такой депрессии. Просто лежала сутками. Не могла вставать. Силы стали таять. И похудела. Ральф плакал надо мной, просил, молил, чтобы я встала. Но всё было бесполезно. Тогда он предложил адаптировать ребёнка. Бегал куда-то, что-то выяснял. Но оказалось, что всё это не так просто. И денег стоило безумно много. Мы, конечно, не бедствуем. Но отдавать столько… И потом… детей предлагали или из Латинской Америки, или из Африки. Да, из Индии ещё… Ну почему? Я так хотела ребёнка. И он должен был быть на меня похожим. Вот тогда Ральф и придумал свой план… Он… он… - немка никак не решалась сказать.
    
     14.
     Все три женщины сидели замерев. Время будто остановилось. Только муха билась об окно где-то далеко. А из угла еле слышалось сопение мальчика.
     - Ральф сказал, что можно это сделать, куда дешевле, если… - неуверенно подбирала слова хозяйка, - если договориться частным образом. Ну, то есть не официально. Он сказал, что в России много бедных женщин, готовых продать ребёнка за небольшую сумму. Там ведь женщины здоровые, и внешне от нас не отличаются… не то, что индийские или азиатские.
     Анна Николаевна взглянула на Женю. Та сидела, как вкопанная. Её руки, вцепившись в ткань платья, казалось, вот-вот разорвут его. Женя молчала. Приняв это, как знак поддержки, немка продолжила.
     - Ну вот… я подумала, что… почему бы и нет. Ведь мы никому ничего плохого не делаем. Женщина по своему желанию отдаёт малыша. Она получит деньги от нас, на которые сможет открыть дело… или получить образование. Ральф не собирался никого обманывать. Он поехал в Москву на неделю. Вернулся в растерянности. Сказал, что никого не подыскал… Через месяц полетел ещё раз. И вернулся просто на седьмом небе… сказал, что нашёл женщину, которая только-только забеременела. Неизвестно от кого. И хотела делать аборт, а он предложил ей деньги. Ну и…
     Немка снова замялась.
     - Вы не хотите пить? – вдруг спросила она, но обе гостьи ничего не ответили. – Мне что-то нехорошо… Извините.
     Она встала и подошла к столу, на котором стоял графин с соком. Плеснув из графина в стакан, женщина сделала несколько глотков.
     - Мам, мам… а когда папа приедет? – подал голос мальчик.
     - Скоро, сынок, скоро… - печально ответила она и вернулась на своё место на диване.
     - Так вот… Потом… в общем, Ральф звонил в Москву, и мне пересказывал, как протекала беременность. Я всё время представляла это… будто сама носила. Прямо вжилась в роль. Я подкладывала себе живот. Накупила одежды для беременных. Меня тоже тошнило, когда Ральф говорил, что её… - женщина споткнулась, взглянув на Женю.
     - Говорите же… - произнесла Женя по-русски. Немка будто поняла её и сразу заговорила снова:
     - За две недели до родов Ральф отправил меня в санаторий. На месяц. Он сказал, что женщина должна приехать и родить тут. Чтобы все считали, что его родила я. Но лучше будет, если мы с ней не встретимся… я, правда, не поняла, почему. Я носила подушку под платьем, а мне казалось, что в животе шевелится плод.
     - Так он вам сказал, что женщина делает это по своей воле? – спросила Анна Николаевна.
     - Ну, да… а что? – с недоумением спросила хозяйка. – Ральф договорился с русской… ну, с этой… - она махнула рукой в сторону Жени. – Она приехала к нам, и тут родила. А через две недели после родов, я приехала и получила Сашу. Она мне сама же прямо в руки и дала его. Разве не так?
     - Ну, не совсем… она, конечно, дала вам мальчика, но… - заговорила Анна Николаевна.
     Женя всё ещё молчала. Анна Николаевна была рада этому обстоятельству. Она всё время ожидала взрыва или истерики.
     - Что значит, не совсем… - повторила хозяйка, - она дала мне его в руки, и Ральф отвёз её в аэропорт… Всё было сделано замечательно. Никто даже не заподозрил, что ребёнок не мой. Все видели, как я ходила беременная. Потом на месяц я уехала. Ральф сказал всем, что я рожала в специальной клинике. Женщина… - немка снова осеклась, - ну мать ребёнка, получила свои деньги, и мой муж отправил её домой.
     - Нет… нет… это не так, - наконец, сказала Женя. – Я не получала денег. Саша мой сын. И я хочу его забрать с собой. В Россию.
     Женя говорила по-русски, но немка опять поняла. Она занервничала:
     - Вы с ума сошли… это мой мальчик, - её глаза заморгали, ресницы задёргались, и с них упала слезинка. – Он вас даже не поймёт. Саша не говорит по-русски.
     - Саша! – вдруг громко, но ласково выкрикнула Женя, - Сашенька…
     Мальчик встал и медленно подошёл к женщинам. Он прислонился к матери. Вернее к той, которую считал своей матерью. И та прижала его к себе.
     - Моё сокровище, радость моя… - шептала она, целуя мальчика в макушку.
     Мальчик чувствовал, что женщины взволнованны. Когда же он увидел, что мать плачет, заволновался ещё больше.
     - Мамми, мамми, - писклявым голоском произнёс Саша, готовый сорваться на плачь.
     - Сыночек, сокровище… - повторила мать, прижимая сына ещё сильнее, будто боясь, что его сейчас отнимут.
    
     И в этот момент, наконец, произошло то, чего боялась Анна. Женя кинулась к сыну, и потянула мальчика к себе. С силой разгневанной тигрицы, она вырвала испуганного ребёнка из объятий соперницы. Рукав ситцевой рубашки, надетой на нём, треснул. Немка отпустила Сашу, и её руки безвольно повисли плетями вдоль тела.
     - Пожалуйста… пожалуйста… ему же больно, - жалобно просила она.
     - Что она сказала? Тётя Аня! Что она говорит? – спросила Женя, прижимая орущего ни своим голосом мальчика всё крепче.
     - Женя, успокойся… она просит, чтобы ты ему не делала больно… он напуган… пожалей же ребёнка! Господи…
     - Саша, сынок… сокровище… не бойся… я с тобой… я никогда… никому… - лепетала немка по-немецки, пытаясь успокоить плачущего сына.
     - Саша, Сашенька, господи, родненький… я тебя никому… никогда – одновременно с ней, причитала по-русски Женя, обцеловывая, вырывающегося из её рук мальчика.
    
     15.
     Анна Николаевна вдруг сильно дёрнула Женю за руку и закричала:
     - Женя, перестань! Остановись же! Оставь мальчика в покое! Как тебе не стыдно! Очнись!!!
     Саша заливался неудержимым плачем. Всё его тело дрожало. Немка протягивала к ребёнку руки, пытаясь дотронуться до него, и коснувшись, дать силы не бояться чужой женщины. Женя вдруг опомнилась и выпустила мальчика, стремглав кинувшегося к матери, с ногами забравшись к той на колени. Ручками он обхватил её за талию. Немка непрестанно утирала слёзы сына и нашёптывала ему что-то на ушко. Саша стал успокаиваться, понятливо кивая головкой. Искоса он посматривал на странную женщину и в его глазах мелькал невероятный страх.
     - Зачем вы обманываете? Почему передумали? – тихо спросила хозяйка дома. – Я верю своему мужу. Он всё сделал честно. И вы были согласны. Ральф добрый, порядочный человек. Он никогда не обидит никого. Даже муравья на дорожке поднимет и на травку пересадит. Ральфа все любят…
     - Я его тоже любила, - едва слышно произнесла Женя. – И верила. Он хотел на мне жениться. И сюда я приехала не рожать на продажу, а рожать для него. Для Ральфа. Моего любимого.
     Анна Николаевна увидела, что немка не поняла и перевела последние Женины слова.
     - Так значит, вы были беременны от него? – догадалась, наконец, женщина.- Саша сын Ральфа…
    
     Женя встала, тяжело вздохнув.
     - Мы пойдём. Тётя Аня, переведи ей. Сашенька мой сыночек. Но он этого не понимает. Он считает вас своей матерью. И не надо его мучить. Вы любите его. Саша будет тут счастлив. А что могу ему дать я? Пойдём, тётя Аня…
     Женя повернулась к выходу, но потом, словно передумав, сделала шаг к немке, на коленях которой по-прежнему сидел Саша. Женя встала на колени перед ними и ласково, как только могла, сказала:
     - Сашенька, хороший мальчик… не бойся. Посмотри на меня. Ну, пожалуйста, посмотри…
     Немка что-то прошептала сыну на ухо, и тот повернулся к Жене.
     - Вот и хорошо, вот и умница… Запомни меня.
     Женя погладила мальчика по руке, и тот уже, немного успокоившись, не отдёрнул пальцы. Она осмелилась и коснулась их губами. После чего резко встала.
     - Пойдём, а то я не смогу… Берегите его, - бросила она немке.
     Анна Николаевна перевела и женщина заговорила быстро, явно уверяя Женю, что мальчику тут гарантирована счастливая жизнь.
    
     Женя быстро пошла к выходу, но вдруг остановилась около стола с расставленными шахматами.
     - А Ральф хороший игрок… Он здорово разыграл партию, - сказала она, взглянув на немку. – Только в этой игре ты была королевой, а я всего лишь пешкой… чёрной пешкой.
     Взгляд Жени упал на стенку, на которой висел портрет счастливого семейства. Не спросясь, она сняла его с крючка и вытащила фотографию. Со снимка на неё смотрели Ральф с женой. Впереди родителей стоял радостный Саша с какой-то огромной красочной конфетой в руках.
     - Это к школе тут делают… - пояснила шепотом Анна.
     Женя аккуратно надорвала бумагу сверху и оторвала стоящего справа от Саши Ральфа, затем точно также, не спеша, она оторвала и женщину слева от мальчика. Потом прижала снимок к губам, свернула его, и сунула в карман. После этого она уверенно, больше не поворачиваясь назад, вышла из дома.
    
     ******************
     Всю дорогу назад женщины молчали. Женя спокойно смотрела в окно автобуса. Иногда даже улыбалась чему-то. Дома, она, пожелав «спокойной ночи» и даже чмокнув Анну в щёку, чего раньше никогда не делала, улеглась спать. Анна Николаевна ещё долго сидела одна на кухне. Пила травяную настойку, которую заваривала себе «от нервов» и вспоминала услышанное и увиденное накануне. Часа в три она решила всё-таки лечь. Проходя через комнату, где на раскладном диване в углу спала Женя, Анна услышала тихое посапывание.
     - Спит, слава Богу… - подумала она и прошла к себе.
     Немного поворочавшись, Анна Николаевна задремала. Но поспать толком не смогла. Едва между задёрнутыми гардинами пробился лучик утреннего света, она заворочалась и решила вставать.
     Тихо, босиком, даже не надев тапочки, чтобы не разбудить Женю, Анна Николаевна вышла в комнату. На диване никого не было. Анна подошла ближе и увидела на аккуратно расстеленном одеяле белый листок.
     «Спасибо за всё! Не поминайте лихом! Может, свидимся когда… но теперь у меня есть дела. Вечно обязанная Вам, Женя»
     Рядом с запиской валялась чёрная пешка, которую Женя, видно, незаметно прихватила с шахматной доски Ральфа.