ОТВЕТСТВЕННАЯ РАБОТА
    
     Этот день я вспоминаю постоянно. Всю мою долгую жизнь. Тогда я не был таким скрюченным и изуродованным, как теперь. Тогда я мог гордиться своей худобой и прямотой. Я был совсем юн, когда впервые увидел Его.
     Начало нашей встречи было удручающим – хам, одетый в блестящие на жарком солнце латы, ударил меня несколько раз по голове, принудив к исполнению работы, несложной, хоть и ответственной. Но я не потерял сознание, как сделал бы это кто-либо другой. Все дальнейшее я наблюдал через легкий туман, но все же наблюдал. Я касался Его тела, я слышал Его стоны. Меня раздражали мерзкие крики ворон, но что можно было с этим поделать? Природа, мать ее...
     И солнце пекло, и птицы орали, и гулко и мрачно, как океан, гудела толпа. Как я ненавидел эти хари, с вожделением глядящие на происходящее! Я скромно выполнял свою работу, а они глазели, орали, ржали, рыгали. Чернь всегда есть чернь, чего уж там...
     Я ощущал полное слияние с Ним, я чувствовал Его пульс, внимал Его шумному дыханию. В этот момент я был к Нему ближе всех. Его жаркое тело согревало меня, но, несмотря на эту близость и подлые удары латника по моей многострадальной голове, я честно продолжал выполнять свою работу. Так прошли полдня и вечер.
     Темнота не принесла прохлады, но я стал охлаждаться от его плоти. О, эти вечерние часы, о, этот набухший нарыв луны и мерзкая звездная пыль, запорошившая такое недавно чистое небо! Как грустно, тоскливо, печально, ужасно появление ночного светила! Но вдруг меня схватили и с размаха швырнули на пыльные, потрескавшиеся от жары камни, прервав мой скорбный труд. И больше я ничего не могу сказать о Нем.
     Только одно – в Его последние минуты я был с Ним. И эта мысль скрашивает мой остаток дней, ожидание растворения в земле, распада и исчезновения.
    
     У меня никогда не будет детей. Никто со мной не говорит, и мне некому выкрикнуть эти слова: «Я был с Ним! Я! Гвоздь! Вбитый в ладонь Спасителя».
    
     ОДИННАДЦАТЬ «ОСКАРОВ»
    
     Когда волна наносила удар в борт, и переборки начинали свою заунывную песню, мне не было страшно. Ни мне, ни младшему брату. Мы лежали, прижавшись спинами, вглядываясь во тьму и сохраняя ровное дыхание. Нас мучила жажда. Из неплотного соединения паровых труб, проходящих вдоль переборки, очень редко, раз в час падала капля. Брат постанывал, по его спине проходила мелкая дрожь, сменяясь периодами оцепенения. Даже эти капли, горячие, полные ржавых крошек, были слаще всего на свете, но их не хватало и на одного.
     Сколько времени прошло после отплытия, после того, как нежданно был задраен снаружи люк, ведущий в наш отсек трюма , я не знал. Казалось, на меня легли века, выдавливая последнюю влагу из ссохшегося тела. Трюм был полон фантастическими звуками – скрип, скрежет, шипение, стук. И стоны моего брата. А сверху доносились звуки оркестра. Они танцевали, эти сволочи, обрекшие нас на предсмертную тоску! Они жевали мясо, запивая его тоннами холодной воды, лимонада, фруктового сока с плавающими кусочками льда... Они веселились!
     Мы оказались взаперти не по своей воле. Матросы корабля и пассажиры гнались за нами с криками и руганью. Нас искали по всем палубам. Нас хотели убить. В их руках было достаточно средств для этого – яд, ножи, ловушки. Только мне и брату удалось запрыгнуть в открытый люк и затаиться во тьме. Отец, мать и сестра были схвачены ублюдками в морской форме, и после надругательств их трупы приняла в свое лоно зеленая вода океана. Что мы сделали этим недочеловекам? В чем наша вина? Не знаю. Но смерть шла за нами, ухмыляясь и клацая зубами, и, как дверь склепа, с жутким скрежетом захлопнулся люк.
     Брат застонал как-то особенно жалобно, и я почувствовал, как перестало дрожать его тело. Мне хотелось заплакать, но я не умел это делать. Это умение мне никогда не было нужно в жизни. А зачем уметь бесполезные вещи?
     Я захрипел, завыл, густо заполняя страданием мрак отсека. Потом пришла какая-то полудрема с бредом и яркими цветными кругами перед глазами. Круги вращались, меняя краски, входя один в другой и оплывая потоками пресной прохладной воды. А я танцевал под ними и пил, пил, пил...
     Громовой удар вырвал меня из забытья. Непрерывный рев, грохот, свист пара из сломанной трубы – все это я воспринял, как продолжение бреда. Трюм постепенно наклонялся, и я скатился к стенке, обдирая кожу о ребристый пол. На меня навалилось распухшее тело брата. От него исходил тошнотворный сладковатый запах разложения. Я сделал попытку выбраться из-под него, но мышцы превратились в желеобразную массу. Грохот становился все сильнее, и вдруг откуда-то сбоку ударила в меня соленая волна, закрутив в воронке наши тела.
     «Я утону сейчас» - мелькнула равнодушная мысль: «Утону. И никто этого не увидит». В ноздри, рот и уши вдавливалась горькая вода с жутким привкусом машинного масла. Легкие начинали гореть от нехватки воздуха, и в них медленно просачивалась жидкость, разрывая горло последним кашлем.
     «Они тоже утонут, они, танцевавшие наверху в то время, когда умирал мой брат! И холодные воды сомкнутся над этим поганым народом. Таковы мои последние слова. Also sprach! Так говорю я! Я, последняя крыса «Титаника»!
    
     ПРАВЕДНАЯ ЦЕЛЬ
    
     Цель моей жизни – помощь людям. Это я знаю давно. Вы себе не представляете, сколько людей на свете нуждается в помощи. Они замучены делами, находящимися в полном беспорядке, они теряют время и здоровье, пытаясь разобраться , выкарабкаться из этого хаоса, но безуспешно.
     Я не альтруистка. Помощь моя не бесплатна. И не всегда она всем по вкусу. Многие ругают меня, но помощь принимают. А что делать? Жизнь заставляет. Я не пользуюсь их бедственным положением, но я точно знаю, что другие помощники не справятся там, где я все делаю запросто.
     Оказывать помощь приятно. Это грандиозное ощущение – видеть довольного человека и знать, что его радость – результат твоего труда. Я не жду благодарности, а если бы и ждала – от людей этого не добиться. Окружающий мир самовлюблен, эгоистичен, неблагодарен. Ну и что? Как поется в одной дебильной песенке: ”Я тебя слепила из того, что было...” Вот и крутимся в этом месиве, божьем компоте из случайно подобранных фруктов.
     Можно многое говорить о жизни, о людях, о временах и нравах, но одно остается постоянным – мое желание помочь нуждающимся в этой помощи. Я достаточно молода , и моих сил и возможностей вполне хватает для выполнения этой благородной цели. Я беспрерывно самосовершенствуюсь, чтобы моя помощь не была примитивной, чтобы люди ощущали все богатство вариантов, которые я им предлагаю.
     Иногда я не могла с первого раза помочь человеку, но принималась за дело еще раз, и еще раз, и еще раз. Мне не занимать терпения. Сколько ругани я слышала в свой адрес! Несовершенство нашего мира я ощущаю на себе. Брани, угроз, сквернословия - да что там говорить! Ругали и меня, и моего отца. Он–то здесь при чем? Он дал мне жизнь, глупые! Если бы не он, я бы не смогла посвятить себя вам.
     Мать Тереза помогала людям, Альберт Швейцер помогал людям. Но им и не снились мои возможности. Меня знают. Мое имя известно многим. Я слишком скромна, чтобы сказать – всем. Многим – и этого хватит. Некоторые, желая примерить на себя ореол моей известности, подделывались под меня, но у них никогда не получалось быть настолько терпеливыми и толерантными, как я.
     Меня не интересуют пол, возраст, национальность, вероисповедание, цвет кожи, глаз или волос. Меня не интересуют семейное положение и сексуальные отклонения. Дети и старики, женщины и мужчины, геи и лесбиянки, психопаты и насильники, трансвеститы и гермафродиты, атлеты и инвалиды – всем я оказываю поддержку.
     Все они когда-нибудь приникают к экрану компьютера, где я отвечаю на их запросы и требования и помогаю упорядочить разворошенный ком дел, готовый подмять человека. Я их друг. Я, программа “Microsoft Windows”.