— Гос-с-спода! Господа пернатые, минутку внимания!
     Несмотря на все старания Глухаря навести порядок, на поляне царил сущий хаос. Птицы так увлеклись обсуждением темы слета, что сами не заметили, как перешли на припоминание личных обид и претензий, и в царившем вокруг галдеже Глухарь сам себя едва слышал. Наконец, тяжко вздохнув и удрученно покачав головой, он ткнул крылом Филина, невозмутимо дремавшего на бревне рядом с ним.
     — Угу! – встрепенулся Филин.
     Его раскатистый гул разом перекрыл весь птичий гам, и шум на поляне быстро стих. Птицы, вспомнив о достоинстве, чинно расселись по своим местам, и Глухарь снова взял слово:
     — Господа! Итак, это правда: с весною к нам прилетел птичий грипп. Подобное происходило прежде, и еще будет происходить не раз, но нынче опасна не сама болезнь, а реакция на нее Человека... – Глухарь сделал паузу, как бы давая всем прочувствовать весь трагизм ситуации, – и, как вы уже могли убедиться, единственным разумным решением будет переселиться подальше от Человека. Но решение это должно быть единогласным! Больше тянуть нельзя, всем нам пора уже вить гнезда. Предлагаю проголосовать.
     На одну из верхних веток, нависавших над большой поляной, вспорхнула Сорока. Деловито повертела головой, и радостно застрекотала:
     — Скандал! Скандал! Глухарь обманом проталкивает всептичьи законы! Нет кворума! Нет кворума! Кошмар! Произвол!
     Над поляной буквально поплыл общий стон:
     — Кто пустил на слет прессу?!
     Один лишь Глухарь остался невозмутим:
     — Спокойнее, господа пернатые, спокойнее! Сорока есть неотъемлемая часть пернатого сообщества нашего леса. И ее мнение также необходимо уважать. Коллега, — обратился он уже к Филину, — у нас все птицы в наличии? Коллега!!
     — Угу! — Откликнулся Филин, опять просыпаясь.
     — Вот видите. Потому прошу голосовать.
     — Отсутствуют Воробей и Курица. Отсутствуют Воробей и Курица. Игнорируется мнение представителей самых многочисленных семейств округа. Скандал. Скандал, — телеграфом застрекотала сверху Сорока.
     — Ну, Курица не птица, — пренебрежительно отмахнулась Кукушка.
     — Курица не есть свободная лесная птица, — важно уточнил Глухарь. – А у Воробья, к сожалению, так мало мозгов, что он, очевидно, просто забыл о нашем слете…
     — ПОЛУНДРА!!!
     С этим оглушительным воплем поляну зигзагом перелетел коричневый комочек перьев. Достигнув кустов, не останавливаясь, метнулся обратно, сделал вертикальную петлю, вошел в пике и буквально воткнулся в пепелище костра в центре поляны.
     — Ух, … мать моя Природа! Опять палубу не расчистили! — С этими словами из оседающего облачка пепла выбрался опоздавший пернатый. Полураскрыв крылья для равновесия, допрыгал до зеленой травки. Взъерошился, отряхиваясь от пепельной пыли, доложился: Я прибыл! — И… рухнул, уткнувшись клювом в землю.
     Над поляной воцарилась такая тишина, что стал слышен даже топоток бегающих по своим делам муравьев. А затем оглушительно прозвучал изумленный шепот какой-то пичуги:
     — Да он пьян!..
     — Чушь кошачья! — Заворчал, просыпаясь, Воробей. — Я не пьян. Не пьян я, и все тут. Просто чуть-чуть не трезв. Но не пьян!
     — Скандал! Скандал! Воробей на всептичий слет явился пьяным в пух и перья! Позор! Позор! — Первой опомнившись, радостно затараторила Сорока.
     За ней загалдела вся поляна.
     — Какое нахальство! Ни стыда, ни совести.
     — Позорит все птичье племя! Бесстыдник. Как такого вообще воздух на крыле держит?
     — Безобразие. Вы только посмотрите: ни одной переспелой ягоды еще в природе не существует, а он уже где-то их тайком нажрался. Эгоист!
     — Да помойщик он! Опять на помойке какой-то забродившей тухлятины наклевался!
     Такого Воробей вынести не смог. Он резво вскочил на лапки и яростно зачирикал, сверкая мутными глазками и подпрыгивая на месте:
     — Клевета! Я не помойщик! Я вообще никогда просроченные продукты не потребляю! Я всегда пью только самое свежее пиво!
     Все присутствующие так и замерли, изумленно разинув клювики. И только Синичка, сидевшая на одной из низших веток молодого клена, ошеломлено переспросила:
     — Пи-пи-пиво?
     Воробей резко развернулся в ее сторону. Расплылся в улыбке. Смерил глазом расстояние и на удивление резво вспорхнул к ней. Приобнял крылом и чувственно зашептал на всю поляну:
     — Да, цыпочка моя, пиво. Ты знаешь, что такое пиво? О, пиво — это как соловьиная песня! Его ж люди делают из самого-самого спелого ячменя и самой-самой чистой родниковой воды. Оно окрыляет так, что паришь выше облаков. Полетели со мной, моя голубка, и я научу тебя пить пиво…
     Бедная Синичка, прижатая к стволу клена, едва не потеряла сознание от изливавшегося на нее перегара и за глоток свежего воздуха уже была готова согласиться на все. Но тут, на ее счастье, в ситуацию вмешался Глухарь.
     — Довольно! — Грозно оборвал он пьяный лепет Воробья. – Мы здесь не для того собрались, чтобы выслушивать, как ты напиваешься!
     — А напра-а-а-асно, — самодовольно протянул Воробей и, чтобы видеть собеседника, отпустил уже совсем позеленевшую Синичку и перебрался чуть дальше по ветке.
     — Это же целое искусство — пить пиво. Тут мало найти в парке компанию людей. Нужно запастись кусочком хлебушка, дождаться пока они уйдут, а затем необходимо еще правильно уронить нужную бутылку. Зато потом засунешь клювик в горлышко, глубоко вдохнешь разок, быстро закусишь крошкой хлеба — и сразу чувствуешь себя Человеком! Нырнешь так клювиком еще пару раз — и голос прорезается красивше соловьиного! Главное тут — не забывать закусывать, а то после пятого клевка мимо начинают летать зеленые кошки… Но ничего! Проверено на себе: чтоб кошек совсем не бояться, нужно еще раз пять туда клювиком нырнуть… Раз клюк, два клюк — и всем котам каюк…
     Так под собственное бормотание и незаметно для себя самого Воробей задремал. А Глухарь обреченно вздохнул:
     — Все ясно: наклюкалась птичка по самые глазки. Ладно. Эй, Филин, теперь-то кворум в порядке? Филин!!
     — Угу!
     — Ну вот. Господа пернатые, прошу голосовать «За»!
     — Голосовать? — встрепенулся Воробей. — Голосовать я люблю. А за что голосуем?
     Глухарь уже раскрыл было клюв для грубости, но, покосившись на заинтересованно глядящую с верхней ветки Сороку, ответил вполне вежливо:
     — Сегодня мы голосуем за переселение всех пернатых подальше от Человека.
     От этой новости Воробей чуть с ветки не свалился.
     — Что?!? Да ты че, с дуба рухнул?! Думай, что клювом щелкаешь! Тьфу, аж сразу протрезвел из-за тебя. С какого перепуга такая бредятина вообще тебе голову влетела? Сиамская кошка во сне привиделась, что ли?
     Глухарь аж раздраженно заклекотал от такой наглости. Но едва Сорока начала оглашать очередную сенсацию про сошедшего с ума председателя всептичьего слета, взял себя в крылья и, через силу успокоившись, продолжил:
     — Все дело в птичьем гриппе. Нам срочно необходимо поменять ареал обитания.
     Бедный Воробей чуть не окосел, пытаясь понять Глухаря.
     — Как это? – оторопело склонив набок голову, переспросил он. - Вы хотите излечиться от гриппа бегством?! Типа спортивного забега целыми стаями?
     — В самом деле, почему мы все должны бежать? — Подал голос городской Голубь, — Это перелетные птицы принесли болезнь, вот пусть они и убираются подальше.
     — Эй, полегче на виражах! Мы все тут перелетные в той или иной степени, — возмутился Жаворонок.
     — Болезнь разносят прилетевшие из Азии, — важно покачал крылом особо грамотный Ворон, — вот давайте и попросим их удалиться. Этих особо южных курортников, следующих через нашу область транзитом.
     — Эй, неправильно! — Возмутился теперь уже Грач. — Я не южный, я весь местный! У меня даже регистрация в Красной книге есть!
     — Слушай, ты че, журавль? Или там, аист? — Поморщился Воробей. — Ясным же птичьим языком было сказано: особо южные курортники. Транзитники.
     — Я Грач! Я живу здесь! Я не позволю себя прогонять!
     — Не, ну ты полный индюк. Сказано же, тебя это не касается.
     — Я не индюк, я Грач! Посмотри на мой клюв!
     — Во, дятел… Заткнись, а? Пока этот самый клюв тебе не набили.
     — Я не дятел, я Грач! Я всегда сюда прилетаю, понимаешь?
     — Во-во, поналетели тут всякие «понимаешь». Уже червячка спокойно склевать негде, из-за каждой ветки по клюву торчит, — пробормотал, нахохлившись, городской Голубь.
     — Скандал! — Обрадовалась Сорока. — Скандал! Городские птицы устраивают перелетным межвидовые зачистки! Безобразие!
     Птицы на поляне недовольно зашумели. А Воробей нехорошо так покосился вверх, на главную лесную скандалистку:
     — Видимо, кому-то сегодня я все-таки клюв заткну.
     — Свежая новость! Свежая новость! На всептичьем слете назревает массовое клювоприкладство! Причины пока неизвестны, но число возможных жертв уже не поддается расчету!
     — А причина — уважаемый представитель прессы, жутко больная заразными болезнями, — скромно уведомил Воробей.
     — Сенсация! Сенсация! — Восторженно зашлась Сорока, — Чудовищные болезни у представителя прессы на всептичьем слете! У нее пуховые блохи, лишай хвоста, выпадение перьев и… Что?!?! Брехня!! Клевета!! Я вся здоровая!!!
     Под дружное хихиканье птиц Воробей, посмотрев на Глухаря, с некоторым присвистом, проговорил:
     — Слушай, ты, павлин недоделанный. С чего ты решил, что от Человека убегать надо?
     За онемевшего от такой наглости Глухаря ответила Утка. Забавно переваливаясь на коротких лапках, она вышла из-под куста, почти в центр поляны, важно надулась и трагическим голосом прокрякала:
     — Из-за этого гриппа Человек нас отстреливает!
     — Жрать меньше надо, — процедил Воробей, смерив Утку презрительным взглядом, — в такую тушку любой ребенок из рогатки не промахнется.
     Утка, казалось, раздулась ещё больше:
     — Он отстреливает нас больше обычного!!
     — Па-а-адумаешь! Браконьеры расплодились, вот и все.
     Утка от возмущения так и застыла с раскрытым клювом. Но тут очнулся Глухарь и уже с достоинством возразил Воробью:
     — Дело вовсе не в индивидуальных параметрах каждой птицы. Человек боится болезни, что гуляет среди нас, пернатых. И этот его страх с каждым днем становится все больше и больше. Пока он отстреливает только отдельных птиц, но скоро он совсем озлобится и будет убивать всех, кого увидит. Всех! Будет выслеживать и истреблять взрослых и молодняк, разорять гнезда, уничтожать нашу кормовую базу…
     — СПЛЮНЬ, НАКАРКАЕШЬ!! — дружно завопили перелетные птицы.
     Воробей же только презрительно фыркнул:
     — Чушь кошачья! Ты вот скажи: убитых птиц Человек забирал или оставлял?
     — Забирал, — недоуменно крякнула Утка. Ее слова кивками подтвердили и другие пернатые.
     — Я же говорю: браконьеры. Человек — тварь хищная, ему тоже иногда жрать хочется. И чихать он хотел на ваш грипп. Он никогда его сам не боялся. Он боялся только за своих курочек.
     Поляну опять было захлестнул гомон вопросов, но Воробей уверенно помахал крыльями:
     — Спокойствие, пернатые мои, только спокойствие! Щас все объясню. Мне тут на днях ваш стукач рассказал последние новости…
     Какие именно — Воробей доложить не успел. Откуда-то из глубины леса пестрой стрелой вылетела жена Дятла и накинулась на него, ругаясь на чем свет стоит:
     — Скотина в перьях! Так вот зачем ты в город зачастил — напиваться с этим алкашом! Долбоносик несчастный! Я т-те покажу, стукач хохлатый, как меня обманывать! Из рощи больше ни на взмах крыла без моего ведома!
     — Это неправда, я действительно за орехами на свалку летал! — оправдывался бедный Дятел. — И не пил я с Воробьем. Честное слово, почти ни разу не пил!
     — Предатель, — Воробей кинул презрительный взгляд на съежившегося перед супругой Дятла и отвернулся. — Но я говорил не о нем, а о другом стукаче. О Попугае. Мда-а, Попугай… Клянусь хвостом, я в полном восторге! Это было гениально — засадить шпиона прямо в гнездо Человека. Человек его кормит, поит, холит, лелеет и вдобавок сам ему все о себе рассказывает. А еще даже умиляется, когда Попугай подлетает к телевизору послушать новости. Хе-хе. И ничуть не подозревает, что потом Попугай все рассказывает нам. Так смешно, ей Богу…
     — Ну так что, что это была за новость, — взволнованно поторопила Куропатка, подбегая к Воробью поближе.
     Воробей с ветки вниз непонимающе покосился на нее одним глазом:
     — Новость? Ах, да. Человек научился лечить птичий грипп! И всех своих кур от этой болезни уже привил. И на всех нас ему теперь совершенно наплевать. Вот.
     Все птицы начали взволнованно и радостно переговариваться. А Глухарь, видя такое оживление, торопливо ткнул в бок дремавшего Филина.
     — Угу!!
     — Господа пернатые, прошу не отвлекаться! Эта новость еще не проверена. Да и не важна по сути. Человек приносит только зло. Нам жизненно необходимо от него отселяться!
     Воробей так и подпрыгнул на месте:
     — Человек — зло? Задери тебя кот! У тебя мозги совсем куриные что ли?! Или в лесной глуши жил так долго, что совсем от жизни отстал? Человек – это царь природы!
     — Нет, нет и нет! — Глухарь возбужденно раскинул крылья и обратился сразу ко всему собранию. — Человек вырубает леса, он загаживает поля и портит воду. Я слышал, что из-за него даже климат планеты меняется! Человек несет нам всем только беду и смерть!
     Птицы на поляне испуганно притихли. И только Воробей, покачиваясь на ветке, нахально подпер крыльями бока и с ехидством проговорил:
     — Ха!.. Ха, ха и еще сто раз ха! Человек только слегка обустраивает свое гнездо. Как делаем и все мы. И несет он нам не зло, а только добро — тем, кто с ним рядом. Эй! Никто не задумывался, почему это ни одна ворона и ни один голубь ни разу не заболели птичьим гриппом?
     — Я закаляюсь, — гордо заявил городской Голубь, — каждое утро купаюсь в холодной луже, потому и не болею.
     — Ты забыл уточнить: в бензиновой луже, — усмехнулся Воробей, — а потом еще завтракаешь человечьими объедками с мусорки, оттого вон и иммунитет у тебя по всему зобу всеми цветами радуги переливается.
     Голубь хотел было возразить, но заметил, как заинтересованно на него уставилась серая лесная Голубка. Потому говорить ничего не стал, а надул грудку и кокетливо заворковал.
     Воробей же повернулся к Вороне.
     — А вот ты, может, расскажешь, отчего, несмотря на гуляющий по округе птичий грипп, твоя стая так сильно расплодилась?
     — У нас наследственность хорошая!
     — Это кормовая база у вас хорошая! Городские свалки за три года увеличились вдвое. А человечья пища есть лучшая защита от всех болезней.
     — Хватит! — заорал Глухарь, видя, как многие пернатые начинают согласно кивать Воробью.
     — На всех птиц мусорных свалок не хватит! Даже если Человек вырубит все леса и превратит их в свалки, жить на них мы все не сможем! Мы не только вороны и голуби, мы все разные!
     — Ну, зачем же всем сразу лететь на свалки? — Пожал плечами Воробей. — Вон, Синица к людям прилетает только зимой, подкормиться в тяжелое время года. Или вот ты, Грач. Скажи, ты откажешься от посещения человечьих огородов?
     — М-м-м, свежая рассада, проросшие семена кабачка и тыквы, а потом еще сладкая клубника… — мечтательно прикрыл глаза Грач. За компанию с ним предвкушающе пощелкали клювами и другие птицы.
     — А я что говорю… Совсем не обязательно отказываться от прежней жизни, нужно просто иногда быть поближе к Человеку. Вот ты, Филин, мышей любишь? Слышишь, Филин? Филин!!
     — Угу! — Распахнул глазищи Филин.
     — Мышей любишь?
     — Угу!
     — Но в лесу их выслеживать долго и трудно?
     — Угу!
     — А вот возле людских гнезд этих мышей бегает больше, чем у тебя перьев!
     — Ого!
     Глухарь в отчаянии встопорщил перья, замотал головой и затоптался на месте:
     — Нет! Нет-нет-нет! Мы не можем жить за счет Человека! Это неправильно!!
     — Почему не можем? Человек специально садит зерно, выращивает фрукты и овощи. А собирает и хранит их плохо, так что всем хватит. Грех от такой халявы отказываться.
     — За воровство его еды он будет на нас еще больше охотиться!!
     — Ну, так это уже закон природы: мы объедаем его, он съедает нас. Все равно всех не съест. Кстати, о еде. Вы в курсе: на местном элеваторе утром была небольшая авария? Там теперь тонны четыре подпорченного зерна у ворот вывалили. Чистая халява!
     — Зерно? Халява? — торопливо переспросила Сорока. — Извините, улетаю. Это важная новость, ее нужно проверить лично. В смысле, это… нужно срочно передать ее другим информационным агентствам. Пока!
     Прочие птицы оказались не глупее Сороки, и поляна быстро начала пустеть.
     — Остановитесь! Вернитесь! Нам нужно проголосовать! — Отчаянно взывал Глухарь покидающим поляну птицам. — Филин, угукни им!
     Но даже вечно дремавший Филин уже летел прочь, угукая непривычное: «Мышки! Мышки!».
     — Человек — царь природы, ее хозяин и повелитель, ее высшая власть. А если хочешь жить хорошо, к властям надо жить поближе, — важно заявил Глухарю довольный Воробей. И тоже упорхнул.
     Понурый Глухарь еще долго сидел на бревне посреди поляны в полном одиночестве. Наконец, подняв голову, медленно обвёл взглядом старое кострище, вытоптанную траву и поломанные ветки некоторых кустов, остатки срубленной для костра березки, разбросанный повсюду разнообразный мусор, следы шин и пятна масла.
     - А ближе к Человеку уже некуда, Воробей. Ближе некуда…